космоса.
Я часто выступал в Южной Корее – по телевидению, по радио, в различных университетах, и в Сеуле, и на периферии. В начале выступлений в университетах я спрашивал, на каком языке говорить. Мне отвечали – пожалуйста, говорите по-английски, у нас курс политологии ведется на английском, все студенты им свободно владеют. По характеру вопросов, которые задавались после выступлений, понял, что это, мягко говоря, не так. Спрашивали о том, что я уже очень подробно разъяснил. Стал брать с собой переводчика корейского языка. Дело пошло совершенно иначе. Вопросы у слушателей возникали по ходу лекции, и часто было видно, насколько искаженным является их представление о России, навеянное нашими недоброжелателями. Старался его исправлять.
В Корее с ее конфуцианскими традициями не принято задавать «неудобные» вопросы человеку, старшему по возрасту или положению. Посол, выступающий с лекцией в высшем учебном заведении, – наглядный пример такого старшего. Поэтому неудобных, или, как у нас говорили в советское время, «провокационных», вопросов мне не задавали, как правило, лишь уточняли те или иные факты.
Но вот какой случай произошел на встрече со слушателями южнокорейского Национального колледжа обороны. Это учебное заведение Министерства обороны РК, несмотря на свое название, представляет собой не общевойсковое училище, а скорее курсы переподготовки командного состава. В нем учатся военные в звании полковника или бригадного генерала, в т.ч. иностранные, а также гражданские служащие правительственных ведомств соответствующего уровня. Меня ежегодно приглашали туда в марте читать очередному потоку лекцию о России и российско-корейских отношениях. А тут где-то в начале сентября 2008г. после известных событий в Южной Осетии попросили о дополнительной лекции, причем, по возможности, в помещении нашего Посольства. По их словам, у них были какие-то проблемы с залом в здании Колледжа.
Я согласился. В зале приемов Посольства расставили стулья, приехали на двух автобусах человек восемьдесят, включая даже каких-то австралийца и малайзийца. Я рассказываю по-английски. Посольский переводчик переводит на корейский. Все что-то записывают. Был ряд уточняющих вопросов. В общем, все, как обычно. Вдруг поднимается интеллигентного вида полковник в очках и вежливо спрашивает: «Скажите, господин посол, почему в Советском Союзе Грузия и Украина были сведены на положение полуколоний?» Я отвечаю: «Как это могло быть, если почти тридцать лет высшим руководителем Советского Союза был грузин, а затем такой же срок – выходцы с Украины?» Среди слушателей замешательство. Спрашивают:
«А кого Вы имеете в виду?». Я говорю: «Вам известны такие имена, как Сталин, Хрущев и Брежнев?» Все согласно кивают. Так вот, – говорю, – Сталин по рождению был грузином, а Хрущев и Брежнев – выходцами с Украины. Судите сами, мог бы каждый из них, заняв пост высшего руководителя Советского Союза, держать свои родные места на положении полуколоний». Общий ответ был отрицательным. Извинились, что не знали фактической стороны дела. Ладно, говорю, ребята, учите матчасть.
Создание и закрепление положительного образа России в общественном сознании Южной Кореи требует долговременной последовательной работы, ориентированной прежде всего на южнокорейскую молодежь. Нужны и разовые крупномасштабные мероприятия, например, Фестивали российской культуры в Республике Корея, и подготовка общих телепрограмм с южнокорейскими телевизионными каналами, и открытие культурного центра России в Сеуле. Слабость России в проецировании своей мягкой силы во много связана с отсутствием узнаваемой поп-культуры.
В силу финансовой слабости российских организаций и коллективов в сфере культуры, эту работу должно брать под свое покровительство государство. Практически все предпринятые ранее начинания в этой области заканчивались через один-два года из-за того, что российские партнеры южнокорейских организаторов не были в состоянии обеспечить необходимое финансирование ответных мероприятий в России.
Существуют серьезные разногласия между учеными России и Республики Корея по освещению ключевых моментов истории двух стран и двухсторонних отношений в ХХ веке. По этим вопросам необходимы совместные исследования и обсуждения. Но за редким исключением российские ученые вынуждены проводить подобные мероприятия за счет южнокорейских партнеров, что не может не отражаться на ходе дискуссии.
Надо признать, что и знания наших соотечественников о Южной Корее, к сожалению, крайне ограничены. Согласно исследованию «Образ Кореи в общественном сознании россиян», которое провел в 2013 г издаваемый Левада-центром журнал «Вестник общественного мнения», при в целом положительном отношении к Республике Корея большинства россиян (57%), лишь 1% опрошенных заявили, что они обладают сколько-нибудь достаточными сведениями о жизни, истории и культуре этой страны. Русские в Южной Корее
Вело Посольство работу и с проживающими в Южной Корее россиянами. Таковых во время моей службы в Сеуле было, по различным оценкам, тысячи три-четыре. Пишу – по оценкам, потому что многие из них, по разным причинам, не становились на консульский учет в нашем Посольстве в Сеуле или в Генконсульстве в Пусане, пользуясь тем, что сейчас в отличие от советских времен такая постановка на учет не обязательна. Порядка тысячи россиянок было замужем за южнокорейцами. Сто с лишним российских гражданок состояло в браке с военнослужащими США, входящими в состав американского воинского контингента в Южной Корее. Эти женщины, в частности, при рождении детей, как правило, регистрировали их у нас в качестве граждан России с тем, чтобы защитить право сохранить их за собой в случае развода.
Южнокорейцы на бытовом уровне за русских считают всех выходцев из прежнего СССР. Помню, как корреспондентка одного южнокорейского женского журнала, пожелавшая сделать репортаж из «русского» квартала Сеула близ ворот Тондемон, с удивлением писала: «Никогда раньше не думала, что у большинства русских азиатская внешность, и что у них такая острая пища». Естественно, она ошибалась в отношении «большинства русских», но была абсолютно права в отношении большинства обитателей Тондемона. Журналистку попросту ввели в заблуждение написанные на кириллице вывески тамошних магазинов и ресторанов, многие из которых носят названия типа «Самарканд», «Ала-тоо» или «Чингисхан», и в которых, понятное дело, трапезничают прежде всего этнические узбеки или монголы, последних в Южной Корее работает до 40 тысяч.
Для выходцев из собственно России Южная Корея – это не Соединенные Штаты или страны Западной Европы, куда порой перемещаются в поисках более сытой жизни определенные наши граждане, и где этих граждан не всегда с большой охотой, но все-таки принимают в гражданство. Получить же южнокорейское гражданство иностранцу практически невозможно, если в нем или в ней нет корейской крови. Случаи с бывшими россиянами без корейских корней вообще можно пересчитать по пальцам. Наиболее известен бывший футболист-торпедовец Валерий Сарычев, тренировавший довольно долго южнокорейскую молодежную сборную. Он приехал в Южную Корею в девяностых годах поиграть по контракту за местную команду, да и осел там, приняв корейское имя Син Ый Сон.
Поэтому русские едут в Южную