Королева сказала, что мы должны ехать из Амбуаза в Париж, встретить там ее сына и, не мешкая, составить планы.
Маргарита как будто не замечала моей подавленности. Видимо, думала, что я радуюсь вместе с ней отцовской победе.
Она уже почти смирилась с мыслью, что я стану ее снохой. Мне удалось ей угодить. Наверно, она сочла, что я тихая, непритязательная и буду послушной.
Занимали меня, главным образом, две мысли. Венчаться с Эдуардом мне предстояло в Англии, так что до свадьбы оставалось какое-то время. Я твердила себе, что она будет еще не скоро. Потребуется масса приготовлений. Другая мысль была о Ричарде. Что с ним? Где он сейчас и о чем думает? Долго ли будет оставаться с Эдуардом в Голландии? Они наверняка сделают попытку отвоевать трон.
Я отправилась к гонцам выяснить, знают ли они что-то о Ричарде. Задавать при королеве подобные вопросы было нельзя.
Гонцов я нашла в кухне. Перед каждым из них стояла тарелка с хлебом и мясом.
При моем появлении они поднялись, и я попросила их сесть.
Сказала, что не хочу прерывать их обед, потому что они наверняка проголодались и устали.
— Везя хорошие вести не так устаешь, миледи, — сказал один.
— Да, — поддержал его другой. — С хорошими вестями всегда хорошо принимают.
— Как люди в Англии восприняли эту перемену? — спросила я. — Говорят, они очень любят короля Эдуарда.
— Да, миледи, оно так. Эдуард красавец, женщины от него без ума, и в сердцах у мужчин ему находится местечко. Но военное счастье изменило Эдуарду, он потерпел поражение... и бежал.
— Кто отправился вместе с ним?
— Несколько друзей.
— И, конечно же, его брат, герцог Глостер.
— Да-да, и маленький герцог, само собой. Он не расстается с братом. Эдуард отличный человек. Король до кончиков ногтей.
— А Генрих?
— Это бедняга. С ним обошлись так, будто он и не король. Я видел... сейчас кажется, много воды утекло с тех пор... как его везли через Чин и Корнхилл к Тауэру. Ему привязали ноги к лошади, натыкали в волосы соломы и строили насмешки по пути. С королем так нельзя. Люди все это помнят, но говорят, Генрих злобы не держит. Он добрый человек... поговаривают, чуть ли не святой. Ему б не королем быть, а монахом. Жил бы тогда себе в покое. Сомневаюсь, что он хочет править. Наверно, ему было б лучше, если б на троне оставался Эдуард... только бы с ним обходились по-хорошему.
— Вы считаете, с ним обращались плохо?
— Я видел Генриха перед отъездом сюда... едущего по улицам, снова королем. Епископ и архиепископ, брат графа Уорика, поехали в Тауэр выпустить его. Говорят, он вышел неухоженный, грязный... похожий на тень или на мешок шерсти... и не говорил ни словечка, будто сущий телок. Его принарядили, на голову надели корону и повезли в Вестминстерское аббатство. Сделали королем. Только на короля он не походил, и все люди говорили о короле Эдуарде.
Мои чувства мешались. Я очень жалела королеву и теперь радовалась за нее; но боялась за себя, потому что этот поворот событий приблизил меня к тому, чего я страшилась больше всего на свете.
И в глубине сознания таилась мысль о Ричарде. Я представляла его горечь и гнев при виде того, что брат свергнут с трона. Сердцем я была на стороне Ричарда, но это горе причинил ему мой отец. Нас воспитали в почтении к отцу. Постоянно говорили, что он величайший человек в королевстве. Однако я любила Ричарда, была очарована его братом Эдуардом и хорошо понимала, почему люди любят его и хотят видеть своим королем. Могло ли им понравиться, что его место занял человек, похожий на мешок шерсти и сущего телка?
Что-то мне подсказывало, что нет, и конфликт еще не исчерпан. Гонцы, видимо, думали так же.
Я ушла, потому что больше ничего не могла от них добиться. Их отправили привезти хорошие вести, свою обязанность они исполнили. И, проспав здесь ночь, вернутся в Англию.
А мы?
Королева послала за мной.
— Признаюсь, — сказала она, — мне иногда не верилось, что твой отец сдержит слово. Я не совсем доверяла ему. Но теперь он доказал, что является благородным человеком.
«Так ли? - подумала я. — Он изменил королю, поддержал его соперника. Разве это благородно? И поступил так в погоне за властью, не смог добиться ее через одного короля, теперь пытается через другого». Хоть я плохо разбиралась в положении дел, однако тут поняла, что отец совершил ошибку. Люди ни за что не примут Генриха; и Эдуард не станет сидеть сложа руки.
Маргарита продолжала:
— Прежде всего мы должны возблагодарить Бога за нашу победу, а потом приниматься за наши планы. Как только вернемся в Англию, вы поженитесь. Это я обещала твоему отцу и сдержу слово. А теперь план у меня вот какой. Мы поедем отсюда в Париж. Моему сыну уже наверняка известна эта приятная новость. Он будет там. Оттуда мы отправимся в Англию требовать свою корону. У тебя задумчивый вид, детка. Ты должна радоваться. Для всех нас это счастливый день. Дом Ланкастеров возвратил свои законные права.
Уехали мы не сразу. На другой день в замок приехали гонцы с известием, что французский король едет в Амбуаз к Маргарите. Она, разумеется, вынуждена была остаться и принять его.
До приезда короля прошло больше недели, и все это время в замке готовились к его визиту. Уезжать в такое время было немыслимо.
Приехал Людовик с королевой, Шарлоттой Савойской.
Встретился он с Маргаритой — и со мной — очень дружелюбно, сказал, что очень рад тому, как развиваются события в Англии.
Людовик был странным человеком. Я не доверяла ему. Держался он вовсе не по-королевски: небрежно одевался, не заботился о своей величественности, в поведении и разговоре совершенно не соблюдал условностей. Дружелюбие его сочеталось с какой-то настороженностью, хитростью, и казалось, говорит он совсем не то, что думает.
У меня из головы не шли рассказы о его жестокости, о том, что он превратил замок Лош в страшную тюрьму и держал там своих врагов в подземных каменных мешках, куда бросали людей и забывали о них. Особенно меня поражало, что Людовик регулярно ездил в Лош посмотреть, как заключенные близятся к своему ужасному концу. Поговаривали также, что он сажает людей в клетки и доводит до животного состояния.
Кое-кто может сказать, что всегда найдутся люди, клевещущие на королей и знатных особ, но я верила слухам о Людовике, хотя он всеми силами выказывал дружелюбие Маргарите и добросердечие мне.
У меня вызывала симпатию его супруга Шарлотта, безмятежная беременная женщина. О ней говорили, что она вечно либо рожает, либо готовится к родам, злобно намекали, что Людовик предпочитает общество любовницы, Маргариты де Сассанаж, а с Шарлоттой проводит лишь столько времени, чтобы зачать ей ребенка.