долетело до головы Тимура Тагировича. Мы в его кабинете. Мы — это я и два моих озабоченных безопасностью папочки. Всю трясет от эмоций. Не знаю, какие резервы использую, чтобы не сорваться в пропасть.
Вдруг все прожитые годы превращаются лишь пыль. В кино, где я просто играла роль по чужому сценарию. И родители не родители. И я не я.
— Только не надо мне врать сейчас. Я видела свидетельство о рождении.
И там вместо фамилии Ахметова стоит совсем другая… Трофимова Маргарита Владимировна.
Трофимов Владимир Юрьевич — отец.
Трофимова Элла Борисовна — мать.
Все, как в тягучей мелодраме.
— Рита, — начинает Тимур Тагирович, — ты же умная девочка. Давай без скандалов обойдемся.
Не обещаю. Я себя с трудом контролирую. Маленькая девочка во мне накопила обиды и сейчас стоит с автоматом, чтобы всех этими обидками расстрелять.
— Тебя хочу услышать последним, а вот этого человека, — поворачиваюсь к Владимиру, — первым. Что там по списку? По каким хреновым причинам можно отдать своего ребенка другому человеку?
— Рита… — хрипит Трофимов. Видно, что ему плохо, но на фоне собственного самочувствия другие факторы попросту меркнут.
— Я хочу знать правду. И шанс у тебя только один.
Вот сейчас во мне говорит воспитание Ахметова — жесткость, цинизм и никакой пощады.
Я-то думала, почему отец не находит для меня времени?
Постоянно лица матери и Владимира мелькали. Больно от разбитых коленок — утешать бежит охрана, а не родитель. Шутки и прибаутки — тоже в его обществе.
Да и не похожа ни на мать, ни на отца. Инопланетное существо среди благородных генов.
— Тимур, ты бы мог нас одних оставить?
Неожиданно. Смотрю, как скрипя зубами, уходит папа. Дверь закрывается. Мне хочется выбежать к Димочке, обнять и уйти подальше отсюда. Спрятаться хочется! Чтобы успокоиться и принять реальность, в которой я места себе никак не нахожу.
— Не мог я тогда по-другому, Рита.
— Какое хорошее начало.
Вздыхает, а я скрещиваю руки на груди. Мне больно. Этого не отнять. Он всегда был рядом. И всегда врал, получается. Это предательство.
— Мы с Эллой поженились рано. Мне двадцать было. Ей – восемнадцать. Забеременела сразу же. Любили друг друга до умопомрачения. Тебя ждали очень.
— И что же изменилось? Лицом не вышла?
— Не надо так… Виноват я перед тобой. Хотел быстрых денег, чтобы семья обеспеченная была. Не получилось…
— А если немного конкретнее. Я сути не улавливаю.
— Связался я не с теми людьми, доверился. Легких бабок хапнул.
— Незаконно?
Кивает. У меня внутренности в один бесформенный ком сбиваются.
— С Эллой что? Бросила?
— Нет, — сглатывает. — Несчастный случай по официальной версии.
— Убили?
— Помогли.
— Что случилось?
— Сбили на пешеходном переходе. Водитель смылся. Дело на меня повесили. Тебя искали, чтобы надавить. За халяву, чтобы ответил.
Волосы дыбом. Не верю. Смотрю на стол и не моргаю.
— Тимур помог. Забрал тебя к себе. Катюха его родить не могла. Последняя попытка — замерший плод. Диагноз неутешительный. Мне срок грозил, а если бы и не было, то ты все равно осталась под прицелом. Я тебе жизнь сохранить хотел, Рита. Оформили тебя на него. Все по документам четко. Не подкопаешься. Дело просто так на меня отказались закрыть. Даже связи Тимура не помогли. Два года отсидел, вышел по УДО. Хотел тебя забрать, но…
— Но? Что?
— Ты уже Тимура папой называла, а Катюху мамой. Я был лишним. И отказаться от тебя не мог. Вот так получилось то, что получилось.
— Оправдание себе нашел?
— Я не мог тебе ничего дать, Рита! — отворачивается к окну. Вижу только спину напряженную. — Я без Эллы, как без сердца был. Будто котенок блохастый. Ни чувств. Ни пользы. Только противное мяуканье и вонь.
— Ты все решил за меня…
— Рита…
Замолкаем. Дышит прерывисто. Мне больно очень. За Эллу эту… За себя… За жизнь, которую у меня отобрали… Крепче сжимаю себя руками.
— Тимур тебе все дал.
Отрицательно качаю головой. Не все.
— Любит он тебя, как родную.
Нет. Не любит. Любящие родители не давят своим авторитетом и властью. Не ломают себе в угоду. Все это фальшивое. Не мое вовсе. Сглатываю.
Дядь Вова (отцом его назвать не поворачивается язык) идет ко мне, опускается на колени и всматривается в мои глаза, отыскивая в них эмоции и чувства. Не знаю, что видит. Я в своем состоянии погрязаю, как в болотной жиже. Сердце часто и неровно бьется. Плакать при них не хочу.
Крупицы информации мозгом не усваиваются. Торможу дыхание, когда он касается пальцами моих рук.
Что прикажите делать с этой правдой?
Как с ней жить?!
— Рита…
Одергиваю руки. Не хочу видеть их!
Дверь скрипит. Второй явился…
— Если в тебе хоть грамм от моего отца есть, то я сейчас уйду с Димой. И вы меня отпустите, потому что я хочу подумать одна. Без ВАС!
Вздыхает. Переглядывается с Тимуром Тагировичем.
— Нет, — это Ахметов. Папочка мой родненький!
— Хорошо, — усмехаюсь, — тогда на вашей совести будут последствия.
— Какие?
— Сбегу все равно. С окна выпрыгну, в ванной утоплюсь. Да хоть что!
— Рита! — гаркает Тимур Тагирович. — Ты так не сделаешь.
— Сделаю, — цежу сквозь зубы. — Потому то я папина дочка. Ахметова. Если добровольно не получу желаемое, то заставлю. Ты ведь так привык?
38. Не идиот
POVДмитрий Шумов
Мы в машине Янкевича. Зараза притиснулась ко мне всем телом, уткнулась носом в плечо. Молчит. И я. Сжимаю только её кисть.
Все правильно.
Теперь все на своих местах.
Кроме Авы.
Она вроде как в «заложниках» у папочки. Устало вдавливаю затылок в изголовье сиденья.
Пытаюсь понять, что произошло за закрытыми дверями в доме Ахметова, и мозги ломаются.
Не рисуется картинка.
— Че теперь? — это Бес.
Открывает окно и в наглую прикуривает. Видимо, Олег в астрал вышел, раз такие вольности позволяет. Обычно парни за курение в его тачке отхватывают. Тут подозрительный штиль. Может, из-за Риты. Стреляет в меня глазами в зеркало заднего вида.Ну убей меня, батя. Влюбился я в нее.
Усмехается. Тяжелый вздох со стороны водителя.
Тачка останавливается около здания, где я нашел временное пристанище. Ахметова поднимает голову. Подозрительно тихая и потухшая. Меня скручивает от её вида. Нужно оживлять.
— Бес, проводи девочку до квартиры, — Янкевич стучит по рулю пальцами. Антоха послушно открывает дверь и выпрыгивает из салона. Рита напрягается и сильнее стискивает мою руку. — Иди, Рита. Мне с болезненным тет-а-тет пообщаться нужно. «Сыночка» же.
Как плевок ядом звучит. Поворачиваюсь к Ахметовой. Хмурится.
— Сегодня перебор с «папочками», — ворчит. Отдаю ей ключи от квартиры. Улыбаюсь, пока с Олегом не остаемся одни.
Тишина первые секунды барабанные перепонки разрывает.
— Вы, сынки, меня в край заебали, — открывает окно, берет сигареты Антона