Наверно, Пабло Гомес в тот момент слишком сильно желал быстрой развязки. Наверно, он зашевелился, или засопел слишком громко…
Харрис на миг поворачивается к Пабло и Уолли, застывшим с картами за столом: «Сидеть! Не двигаться! Знаю я вас, все вы заодно, голодранцы…» Хрясь! Коротышка Харрис валится на пол, а в его затылке застрял топорик…
Джерико спокойно поворачивается к друзьям. «Не пойду я ни к какому шерифу. Если есть вопросы, пускай сам приходит. Пабло, сдай карты сначала». Харрис, лежа на полу, вдруг начинает вздрагивать и стучать каблуками об пол, но быстро затихает. Пабло дрожащими руками тасует карты, а Джерико поднимает с полу револьвер, бережно протирает его об рукав, прокручивает барабан. «Пускай шериф сам приходит. Я ему отвечу. Пабло, сдавай». Джерико говорит тихим обиженным голосом, и в глазах его блестят слезы…
Пабло отвлекся от воспоминаний, заметив, что Англичанин перестал сверлить.
— Давай работай! — прикрикнул он.
— Сверло затупилось. Есть другое?
— Нет.
— Надо заточить, — спокойно сказал Англичанин. — Это может сделать кузнец или слесарь. Выпустите меня на полчаса, я схожу в мастерскую и заточу.
— Ага, так мы тебя и отпустим! — ухмыльнулся Пабло. — Не нужен нам никакой кузнец. Канисеро заточит.
— А он сумеет?
— Не сомневайся. И если ты вздумаешь хитрить, то познакомишься еще и с тем, как здорово он точит ножи. Только махнет тесаком — и твоя башка покатится.
— Если моя башка покатится, вам никогда не открыть этот кофр, — ответил Англичанин.
— Не беспокойся! Мы и не такие открывали динамитом.
— Тогда зачем вам я?
— Сейчас нам динамит нужен для другого, — сказал Пабло. И осекся. Он и сам не знал, для чего Джерико ищет динамит. «Вот, опять он что-то от меня скрывает!» — подумал Пабло с обидой.
— Я устал, — заявил Англичанин. — Сверлить вы можете и сами, место я уже наметил. Теперь надо только ручку крутить. Или вы боитесь незнакомого инструмента?
— Ничего я не боюсь, — сказал Черный и взялся за дрель.
Он вставил сверло в лунку и принялся крутить рукоятку с такой яростью, словно этот железный чемоданчик нанес ему смертельное оскорбление. Однако через полминуты оскорбление уже не казалось таким уж смертельным, а еще минуту спустя Черный готов был сам просить прощения у неприступного замка. Он вытер рукавом взмокший лоб и повернулся к Пабло. Но тот, как бы не замечая его взгляда, отвернулся к люку и приподнял крышку.
— Я лучше снаружи покараулю, — сказал он, поднимаясь по лесенке. — Если постучу сверху, не шуметь. Ясно?
Никто не ответил ему, да он и не ждал ответа. Когда крышка опустилась за ним, Черный выругался сквозь зубы:
— Хитрожопый мексиканец! Что, от работы у него яйца бы отвалились?
— Этот порода такая, — с надменной улыбкой произнес Англичанин. — Есть люди, способные к работе. Как мы с тобой. А есть такие, что могут только ломать. Твой Пабло как раз из этой породы.
— Ломать и воровать, больше он ни на что не способен, — согласился Черный. — Если по справедливости рассудить, то пускай бы он сам и открывал этот чертов сундук!
— А где Пабло его раздобыл? Почту ограбил?
— Да нет, не почту. Мы с почтарями дела не имеем, они сейчас возят больше бумажек, чем денег. Этот сундук был в багаже одного иностранца. Мы его взяли чисто, без шума. На Персиковых холмах. Они там, в Сан-Антонио, думали, что никто не осмелится напасть на дилижанс чуть ли не на городской улице. Никто бы и не осмелился. Никто кроме нас с Джерико, — гордо сказал Черный.
— Я слышал про дело на Персиковых холмах, — медленно произнес Англичанин. — Так это — твоя работа?
— Ну, по правде сказать, я тогда был в другом месте, — признался Черный. — Джерико попросил меня найти хороший фургон для дальнего перехода. Когда мы встретились, Пабло начал хвастаться, мол, это он заметил сундук, тот был спрятан под сиденьями, а он, черт лупоглазый, заметил. Ну, ты заметил, ты и открывай, верно?
— Верно, — кивнул Англичанин и забрал у него дрель. — Устал? Давай теперь я…
Так, сменяя друг друга, они мало-помалу проделали в креплении замка две дырки. Затем Англичанин принялся орудовать молотком и зубилом, а Черный навалился на чемоданчик, чтобы тот не елозил под ударами.
— Там наверно, полно деньжищ, — мечтательно протянул он, увидев, что створки чемодана постепенно раздвигаются.
— Вряд ли. В таких кофрах обычно возят почту.
Англичанин оказался прав. Когда чемодан, наконец, распахнулся, из него вывалились плотно запечатанные пакеты. Они вскрыли их все — но ни в одном из них не было денег. Только письма. Да консервная банка с солониной, которую Черный с отвращением забросил в угол подвала.
Пабло пришел в бешенство, увидев распотрошенный чемодан и обрывки пакетов.
— Без меня! Как! Как вы посмели вскрыть без меня!
— Кто ж виноват, что тебя тут не было, — ответил Черный. — И не хватайся за пушку. Я не люблю, когда меня пугают.
Пабло еще раз переворошил гору рваной бумаги.
— Вот же рогоносцы! Не могли вложить в конверт хотя бы доллар! — Он встал, отряхивая руки. — Я уезжаю. Черный, запрешь этого типа здесь. Лестницу поднимешь, чтоб он не удрал. Еду и воду будешь подавать на веревке.
Англичанин встал, сжимая в руках тяжелый молоток:
— Ребята, Джерико сказал, что мы друзья. С друзьями так не поступают. Я вам не раб. И вы меня не купили.
— Да, мы друзья, но лучше не спорь с нами, — сказал Черный, поднимаясь вслед за Пабло.
Они вытянули лестницу и захлопнули крышку.
— На кой черт он нам нужен? — спросил Черный.
— Джерико, наверно, что-то придумал. Наверно, скоро ему понадобится открыть какой-нибудь сейф. Англичанин будет работать вместо Родригеса.
— А если он не станет работать?
— Станет. Просто от скуки, — заявил Пабло. — Знаю я таких. Не могут сидеть без дела. Порода такая.
9
Эль-Пасо по-испански значит «проход», «тропа». В этом месте, действительно, проходила удобная тропа, соединяющая южные плоскогорья с северными прериями. Здесь горы расступались, и Рио-Гранде текла широко и спокойно, не сопротивляясь людям, что пересекали ее вброд. Веками люди использовали это место не только как переход, но и как рыночную площадь, да и просто как место сбора.
На южном берегу реки люди селились с давних пор. Другой берег начали осваивать переселенцы из Штатов, когда еще земли к северу от Рио-Гранде принадлежали Мексике. Тогда никто не возражал против пришельцев. Требовалось только, чтобы они называли себя католиками и могли хоть немного изъясняться по-испански.