Читать интересную книгу Сироты квартала Бельвилль - Анна Кальма

Круабон горячо обещал употребить все свое влияние, чтобы обелить Клоди, и мы, очень довольные таким результатом, уехали.

Отовсюду к нам поступали такие же благоприятные сведения. Надя Вольпа, например, «обработала» Желтую Козу самым неожиданным образом: встретила ее у метро на площади Данюб и стала хвалить ее доброе сердце.

Коза несказанно удивилась:

— Доброе сердце? Это у меня?..

— А у кого же, как не у вас, мадам Вальтэй, — подтвердила Надя. — Все наши бельвилльцы просто в восторге от того, как хорошо вы отзываетесь о приемыше Назеров, об этой несчастной рыжей девчонке Клоди, как выгораживаете ее и всем рассказываете, как она умела занимать детей, как охотно помогала старикам и больным соседям, какой услужливой всегда показывала себя…

— Но как же, ведь я… — забормотала вконец пораженная Коза. — Я о ней…

Надя перебила ее:

— Все соседи еще раз убедились, какая вы благородная женщина, как умеете разглядеть истинную природу человека даже под самой невзрачной внешностью. И как вообще сердечно относитесь к людям.

Коза кое-как справилась со своим удивлением и приосанилась:

— Да, это верно, мадам Вольпа, я всегда с величайшим вниманием отношусь ко всем, кто меня окружает. И девочка действительно заслуживает моих похвал… Очень умненькое и доброе создание. Я всем это говорила и всегда буду повторять.

Так Наде удалось сладить с одним из самых непримиримых врагов Клоди.

Что делал и как уговаривал Анри старуху Миро и обоих сыновей Хабиба, я не знаю. Думаю, что старухе он сунул что-то из тех денег, которые посылают ему старые Жюльены. А как он обрабатывал Саида и Юсуфа, мне неизвестно. Известно только, что, когда я повстречал накануне суда инспектора Дени, тот обрушился на меня с упреками:

— Вы, Клеман, делаете из меня старого дурака! В разговорах с адвокатами я опираюсь на показания двух черных парней, зачитываю их свидетельские показания, а когда адвокаты вызывают этих парней, они вдруг начисто отказываются от своих слов, говорят, что ошиблись, что старшему показалось, будто с двумя молодцами была девочка, а младший и вовсе не видел в парке никакой Клоди, а видел одну няньку с малюткой, которая забавлялась корабликом. Пробовал я их припугнуть наказанием за выдумки — не подействовало. Оба продолжают стоять на своем: ничего не видели. Наверное, это ваши штучки, Клеман, вы ведь ходите у «стаи» в главных пророках, мне это известно.

Я пожал плечами: что можно на это сказать? А Дени продолжал, все больше распаляясь:

— А вернее, все это сварганил молодой Жюльен. Видели газеты? Там напечатана новая петиция бельвилльских родителей. Тридцать две подписи. Требуют не принимать никаких административных мер против девочки. Ручаются за нее. И пресса относится теперь к ней тоже сочувственно. Вот и работай в таких условиях! И ведь я точно знаю, что Анри собирал все эти подписи!

Инспектор Дени был здорово раздражен — мы ему явно мешали. А я потихоньку торжествовал.

-----

Наконец-то все позади. Начальник нашего «штаба» Надя Вольпа жалуется, что чувствует себя как после тяжкой болезни. Да и все мы нервно как-то потрепаны и устали. Жаклин даже была вынуждена отменить один из своих концертов.

Итак, итоги.

Говорят, когда Ги Назер и его приятель Жюль прибыли в тюрьму Фрэн, их встретили весьма торжественно. Выстроились все надзиратели, и старший сказал:

— Когда недавно вы уходили отсюда, Назер, я был уверен, что вскоре увижусь с вами снова.

— Я тоже, капрал, планировал заранее нашу встречу, — будто бы сказал Назер.

Вообще и во время следствия и на суде Назер держался на редкость нагло.

Совсем не то, что его компаньоны, Жюль и Жанин, которые сразу во всем сознались, признали свою вину или только делали вид, что горько раскаиваются. Оказалось, что это Жюль первый свел знакомство с няней Круабонов. Сначала намекнул ей, что не прочь жениться, а потом соблазнил большой суммой, которую они разделят на троих, когда получат от Круабона выкуп за украденную дочку.

Разумеется, и Жюль и нянюшка Жанин были тоже наказаны по суду и наказаны сурово, но все же они оба показались публике не такими закоренелыми негодяями, как Назер. Жанин даже лила слезы о Бабетт, о своей с ней разлуке, просила прощения у бывших хозяев. Жюль тоже покаялся суду во всех угнанных и проданных им машинах («ДС» и «мерседес» тоже были в свое время украдены и перекрашены, а номера изменены в уединенной вилле в Нормандии. Вилла эта принадлежала каким-то людям, уехавшим за границу и случайно проговорившимся о своем отъезде Жюлю). Зато Ги Назер успел опротиветь своей холодной жестокостью и беспардонностью не только всем адвокатам, но и привыкшим ко всему судьям. А как он старался утопить своих сообщников, особенно Клоди! Как чернил девочку, как обвинял ее в испорченности и преступных наклонностях, как выставлял ее чуть не главным действующим лицом преступления! Казалось, вся его злоба неудачника обратилась против девочки, и, если б не работа нашего «штаба», ей пришлось бы худо!

Все это время Сими находилась в нервной депрессии: по целым дням лежала в доме Жаклин молча, вперив глаза в одну точку, не отвечала, когда к ней обращались, казалось, никого не замечала. Ни на суд, ни на вызовы полиции она больше не являлась, и ее оставили в покое. Несчастная женщина! Несчастная судьба! Опять Сими останется на долгие годы одна, опять станет тоскливо дожидаться своего Ги, возить ему в тюрьму передачи, писать мучительные, полные голодной любви письма, и даже прежнего утешения, рыжей девчурки-приемыша, у нее не будет: инспектор Дени теперь этого уж не допустит, я в этом совершенно уверен.

И снова в дело вступил «штаб», который единогласно решил, что Жаклин берет к себе Сими в качестве доверенного секретаря, парикмахера и косметички, что Сими будет сопровождать певицу во всех ее гастролях, помогать ей в организации выступлений. Кажется, это устраивает обеих. Во всяком случае, даже Сими вышла на некоторое время из своего равнодушия и даже чуть порозовела, когда Жаклин сказала, что вскоре они должны поехать на гастроли в Москву, Ленинград и Киев.

— О-о, я так мечтала там побывать… — прошептала она.

Бывшая хозяйка Сими, парикмахерша Мишлин, откупила у нее право на производство пасты «Нега», так что на первое время у Сими есть даже немного денег.

Нам, то есть «штабу», мнилось, что все как-то устраивается, и устраивается неплохо. Однако все это оказалось теорией, а когда дело дошло до практики, тут вдруг пошло совсем другое. Оказалось, ни один из нас не подумал, как сложатся теперь отношения Сими и Клоди — двух наших главных подопечных.

Записываю спешно, боюсь что-нибудь пропустить или позабыть.

В квартирке Жаклин, где в верхней спаленке лежала, как всегда в последнее время, Сими, мы, очень довольные своей распорядительностью и мудрым решением, рассказали Клоди, что именно мы придумали для ее названой матери.

Клоди слушала нас, глядя перед собой рассеянным взором. (Говорила, собственно, одна Надя Вольпа, а мы только кивали, наморщив лбы.) Девочка как будто не очень понимала то, что ей рассказывали. И вдруг, когда Надя кончила и замолчала, ожидая, как видно, если не восторгов, то одобрения, Клоди решительно замотала головой:

— И не думайте. И не воображайте. Никуда Сими не поедет. Она без меня не сможет. И я без нее тоже не могу!

— Послушай, девочка, но как же… — начала было снова Надя Вольпа.

— Не пущу! — повысила голос Клоди. — Никуда ие пущу Сими. — И вдруг отчаянно-визгливо принялась кричать на весь дом: — Что придумали! Нет, вы посмотрите только, что они тут придумали! Не дам вам Сими! Никуда она не поедет! Не пущу!

Я взглянул на Надю. Даже она, при всей своей уверенности, видимо, растерялась: так хорошо продуманные и решенные нами судьбы разваливались на глазах!

Внезапно заскрипела внутренняя деревянная лестница. Мы невольно подняли головы. Одетая в одну из экзотических пижам Жаклин, к нам спускалась Сими. Сейчас она выглядела как-то особенно маленькой и бледной. Нервно щурились и моргали ее темные запавшие глаза, черные пряди волос были спутаны.

— Что ты тут вопишь, Диди? — довольно холодно обратилась она к девочке. — Мне ведь наверху все слышно. «Не пущу!», «она без меня не может!» Да кто это тебе сказал? Я, например, вовсе не собираюсь оставаться с тобой. Ги совершенно прав: это ты подвела его под суд, это из-за тебя я снова остаюсь одна, без него… — Голос Сими звучал все мстительнее, все злее.

Клоди, точно остолбенев, не сводила глаз с несчастного, искаженного личика. Казалось, она не верит своим ушам: и это говорит Сими, ее Сими, с которой она была так нежно, так крепко связана, которую так любила…

— Что же это? Сими, что ты такое говоришь, ты понимаешь? Опомнись, Сими, — прошептала она наконец. У нее перехватило горло. Она обвела глазами «штаб»: — Что же вы молчите?! Скажите хоть что-нибудь. Скажите Сими, что я не виновата. Скажите, чтоб она перестала меня ненавидеть! Скажите же, а то я умру! Сейчас, здесь, сию минуту умру!