Читать интересную книгу "Кинофестиваль" длиною в год. Отчет о затянувшейся командировке - Олег Битов

Сцена была короткая, но безобразная. Полковник кричал, плевался словами — напускным джентльменством, выдержкой тут и не пахло. Адвокату оставалось лишь меняться в лице. Он-то искренне считал, что дело беспроигрышное и будет, скорее всего, «решено вне суда». Под этим уклончивым юридическим термином понимается, что редакция, напечатавшая клеветнический материал, соглашается на негласную выплату компенсации «за ущерб»: цель-то достигнута, тираж распродан, а все прочее — «накладные расходы»… Если бы так и произошло, адвокат выступил бы посредником и урвал свою, отнюдь не мизерную, долю. А вместо этого…

— Мы как будто договорились, — рявкал Хартленд, — что без нашего согласия вы не станете предпринимать ничего. Ни-че-го! А вы? Что вы себе позволили?..

— Но помилуйте, мистер Хартленд, кажется, я ничего предосудительного не сделал…

— А нам нужны не те, кому «кажется», а те, кто четко выполняет полученные инструкции!..

Вся сцена разыгралась в моем присутствии, но воспринялась как малопонятный в ту секунду курьез. (Это было перед самой Шотландией, 21–22 ноября.) Сама «легенда об Анне Тейлор» заинтересовала меня, пожалуй, чуть побольше, но тоже как анекдот: произвели в генеральский чин, да еще агентессу прилепили… Хартленд, едва адвокат отбыл восвояси, объявил: не обращайте внимания на безответственных щелкоперов, не стоит того. Но ежели не стоит, чего ж ты на бедного Рассела так окрысился?..

В самом деле, о каком судебном иске, о какой компенсации могла идти речь, если «Ньюс оф уорлд» выполнила— на свой бульварный манер, но совершенно точно по существу — рекомендацию, полученную от тех же спецслужб? Нет-нет, конечно же, никто не врывался в редакцию в маске и не наставлял на сотрудников пистолет с глушителем — это тоже из области киноштампов, с действительностью ничего общего не имеющих. Все, вероятно, выглядело куда спокойнее, хотя по-своему тоже зрелищно: какой-нибудь сановный сэр Питер (или Джон, или Колин) пригласил главного редактора, давнего своего знакомого, «на ленч». И после того как два джентльмена насладились чудесами французской, или итальянской, или китайской кухни, степенно обсудили погоду и результаты последних скачек и приступили к кофе с коньяком и сигарами, пригласивший бросил приглашенному словно невзначай: «Да, между прочим, Уолтер, не покажется ли вам любопытным, что…» Или: «Знаете, Ник, на вашем месте я обратил бы внимание на…» Только и всего. Другого «ценного указания» и не надо.

Связь причин и следствий в Англии традиционно затемнена, англичане и не любят устанавливать ее в открытую, предпочитая подразумевать. Ну а для иностранца, да еще подневольного, оглушенного многократной сменой «режимов», оторванного от систематических источников информации, разобраться в кажущемся хаосе намеков и недомолвок — задача просто немыслимая. Не берусь угадывать, сколько еще дней и недель англичане продолжали бы прогуливаться вокруг да около, примериваться и приноравливаться, будь они предоставлены сами себе. Но из-за океана, видимо, поторапливали, и пришлось приоткрыть передо мною краешек участи, уготованной мне в планах ЦРУ. Сделать это выпало на долю «толстого Питера» — высокопоставленного посланца МИ-6 Питера Джоя.

Заняв своей тушей весь диван (даже исполинская гостиная в многопудовом присутствии Джоя будто съеживалась), он порылся в папке и извлек оттуда несколько листков. Ксерокопию предисловия, написанного Полом Хенци к его же собственной, только-только вышедшей из печати книжке «Заговор с целью убийства папы».

Что сказать о книжке? Излагать ее подробно, спорить с ней сегодня смешно: непричастность болгарских граждан к заговору против главы римско-католической церкви доказана стократно. Не нашлось ни свидетелей, ни документов, способных подкрепить наветы наемного убийцы, позера и лжеца. И кто-кто, а мистер Хенци, лично руководивший резидентурой ЦРУ в Турции, прикармливавший «серых волков», изучивший вдоль и поперек — сам пишет — досье на Агджу в архивах турецких сил безопасности, прекрасно знал, что документов нет и быть не может. Он знал, что «болгарский след» — провокация, поскольку сам стоял у ее истоков. Документов он и не искал, подменяя их инсинуациями, а вот по части свидетелей в то время, осенью — зимой 83-го, питал кое-какие надежды.

Пола Бернарда Хенци, 1924 года рождения, кадрового сотрудника Центрального разведывательного управления США, по справедливости следует отнести к провокаторам высшего разряда. Нормальный человек и даже обычный рядовой агент рассудил бы: если затея не удалась и грозит рассыпаться, ее надо побыстрее прекратить. У мастеров злостных, изощренных провокаций мысль срабатывает иначе. Коль скоро одна провокация терпит крах, ее надо не медля подпереть другой. Коль скоро свидетели не обнаруживаются, их надлежит «создать».

Как нарисовать пылесос

Чтобы я нечаянно не пропустил нужное место, Питер Джой отчеркнул его ногтем. В предисловии Хенци провозглашал, что «в ближайшее время» на сцену выступит «важнейший свидетель», которому и предстоит подтвердить «болгарский след» окончательно и бесповоротно. Датировано предисловие было сентябрем. Еще никто не решился огласить, где я есть, может, меня и в Англию-то еще не доставили, а мистер Хенци, выходит, уже потирал руки в предвкушении «удачи».

— Ну и что вы об этом думаете? — осведомился Джой.

— Что у Хенци не сходятся концы с концами.

— Да, — согласился Джой. — Пока жидковато. Вот и помогите собрать доказательства.

— Каким образом? В Италии я раньше не бывал, в расследовании не участвовал.

— А кто это знает, кроме вас и меня? Коллеги-журналисты? Вы их больше никогда не увидите.

— Значит, по-вашему, можно врать что в голову придет? Что я стоял рядом с Агджой и командовал: «Пли!..»?

Среди приемов, каким выучила меня жизнь в неволе, этот родился едва ли не первым и сохранял свою роль чуть не до последнего дня. Сначала я дерзил от бессилия, потом мало-помалу сообразил, что собеседники-то мои, даже «профессионалы», воспринимают острые реплики не как осознанную дерзость, а как неумение выразить мысль на их языке в привычной для них форме. С одной стороны, сердиться за это на иностранца вроде бы грешно, а с другой — такая манера для англичанина настолько неожиданна и неприятна, что он может и растеряться, сбиться, потерять мысль. А мне, что называется, каждый сбой на руку. Как тут снова не вспомнить «человека, принимающего решения», с его афоризмом «Лингвистика — тоже оружие»! Он прав, стопроцентно прав.

Нет, не всегда на это хватало пороху, да и не со всяким удавалось. Уэстолл, сделав мне замечание раз-другой, приспособился не обращать на колкости внимания. С американцами, как довелось убедиться вскоре, этот номер не проходил совсем. А вот Питер Джой, невзирая на его габариты, в резком споре оказывался слаб. Багровел, запинался, отступал.

— Ну зачем же преувеличивать… Скажем, по своему положению в газете вы вполне могли знать подоплеку событий. Как велось расследование, кто им руководил, какие давал указания. Это же для нас самое важное — доказать, что за спиной заговорщиков стояла даже не София, а Москва. Если сегодня Москва не щадит усилий, чтобы обвинить ЦРУ…

— А не наоборот ли?

— Не упрямьтесь, подумайте. Учтите, чем труднее собрать доказательства, тем выше они ценятся. В прямом смысле слова. Беда в том, — добавил он, помолчав, — что другие источники информации, на которые мы могли бы сослаться, нельзя расшифровать ни в печати, ни в суде. А вы огласили бы эту информацию как полученную конфиденциально в редакции…

— Короче, вы предлагаете мне нарисовать пылесос.

— Что, что? — опешил Джой. — Какой пылесос?

— Обыкновенный, не помню торговой марки. Из «Нашего человека в Гаване». Читали, наверное? Герой Грэма Грина нарисовал пылесос и выдал рисунок за чертежи новейшего оружия, полученные из жутко секретных источников. Когда источники жутко секретные, их не проверишь…

Грэма Грина он, как выяснилось, читал. Книга была написана более четверти века назад, и «толстый Питер», подозреваю, еще не был толстым, но уже проходил выучку в «Интеллидженс сервис». И именно на высмеянной Грином «заграничной службе», только не на Кубе, а в Юго-Восточной Азии и на Ближнем Востоке. Не знаю, доводилось ли Джою «торговать пылесосами», но какие-то нелестные ассоциации у него по этому поводу возникли. Во всяком случае, ссылка на «Нашего человека в Гаване» пришлась кстати и помогла свернуть разговор.

— Повторяю, подумайте, — сказал Джой. — В долгу не останемся. В общем мы еще вернемся к этой теме…

Обещания своего «толстый Питер» не сдержал. Ни вскоре, ни в дальнейшем мы с ним к «ватиканской теме» не возвращались: это стало привилегией прямых эмиссаров из-за океана. То ли мистеру Хенци надоело действовать через британских посредников, то ли сами посредники решили, что не справятся, и запросили подкреплений. Но и Джою нашлась работенка «по душе»: он принял на себя ответственность за мою так называемую «литературную деятельность». В эти же предрождественские недели меня свели с выделенным мне в «помощники», в соответствии с угрозой от 4 декабря, обозревателем Даффом Харт-Дэвисом из «Санди телеграф».