Я не давал ей прохода в надежде на то, что смогу доказать, что ее ненависть ко мне ничто по сравнению с любовью, от которой она по понятным причинам так сильно хотела отказаться.
Я не давал ей возможности сделать выбор.
И вот итог всему.
Вместо того чтобы приблизиться к ней и стать ближе, я снова откинул себя в этом деле на тот же уровень, когда отказался от нее.
— Я никогда ни о чем тебя не просила. Но сейчас. Пожалуйста. Дай мне уйти.
Если бы сейчас она взяла револьвер и выстрелила мне прямо в грудь, эффект был бы таким же.
Дышать я не мог.
И заговорить сразу не получилось.
Но когда она снова потянулась к двери, я хрипло выдохнул:
— Дева, подожди. Я… Я клянусь тебе памятью своей матери, что не прикоснусь к тебе больше, пока ты не захочешь этого сама. Но не уходи. Пожалуйста.
Впервые за очень долгий период времени я говорил настолько серьезно и с полным осознанием того, что выходит из моего рта, что самому стало не по себе.
Мама была для меня самым близким человеком.
Ее неожиданная смерть подкосила меня настолько, что я до сих пор не мог полностью оправиться от этого.
И Дева знала это.
Поэтому она остановилась и задержала дыхание, глядя в мои глаза не моргая.
Словно могла увидеть мою бешеную обожженную волчью душу.
Я не знал, что бы сделал, если в эту минуту она бы всё равно развернулась и закрыла дверь за собой.
Умер бы, наверное, от тоски и безысходности.
Но Дева застыла, обдумывая мои слова, и неожиданно тихо кивнула, не говоря вслух ничего.
Она поверила мне.
Поверила!
И больше не было права на провал!
Скованно и заторможенно я сделал шаг назад, давая ей больше пространства, и девушка прошла мимо меня, чтобы подняться в свою комнату.
Дева была в комнате и даже переоделась и легла в кровать снова, а я всё никак не мог пошевелиться.
Стоял, глядя в дверь, и чувствовал, как внутри меня вместе с дрожью поднимается комок в горле.
В последний раз я чувствовал такое на похоронах мамы, когда понимал, что больше ничего не будет как прежде… что ее не будет рядом с нами. Никогда. Что мы потеряли ее и, что бы ни сделали сейчас, уже не сможем вернуть.
В голове тонким обрывистым пульсом билась только одна мысль: мне должно быть больно.
Должно быть настолько больно, чтобы Дева пресытилась этим.
Волчьи боги, да я бы умер, если бы только знал, что меня смогут вернуть с того света ради нее!
Впрочем, только одно мое состояние было похоже на смерть.
И если Дева этого хотела, то я был готов пройти через свой собственный ад.
От эмоций и боли дрожали руки, когда я достал телефон из штанов и быстро набрал Ская, потому что знал своего друга слишком хорошо и представлял, где он мог быть.
Он ответил не сразу.
— Кил, снова не спишь? — задорно прозвучал его голос, а я только выдохнул:
— Ты в «логове»?
То, что Скай перестал улыбаться и тут же поспешил выйти из шумного помещения в коридор, я ощутил даже через телефонную связь.
— Чернявый, что случилось? — от игривого настроения друга не осталось и следа.
— Приезжай за мной.
— Ты серьезно?
— Да. Я жду.
***************************
Ну что?
Теперь ты довольна, Дева?
Ты сказала ему всё, что было на душе, и, кажется, теперь могла бы вздохнуть с облегчением и чувством полного облегчения!
Так почему не радуешься?
Я смотрела на себя в зеркало ванной и не понимала, что происходит.
Не было ни радости, ни облегчения, ни хоть какого-нибудь изменения в душе.
Добавилось еще больше боли… и стыда за то, что я не сдержалась.
Взгляд Килана не выходил из моей головы.
Растерянный, подавленный… если не сказать убитый.
Так он еще никогда не смотрел на меня.
Его не было рядом.
Впервые за то время, что я стала жить в его доме.
Не было рядом его искрящихся эмоциями глаз, в которых можно было захлебнуться за долю секунды.
Не было его шальной широкой улыбки, которая всегда встречала утром и провожала сотни раз за день.
Ведь ты этого добивалась, так почему не спала всю ночь и сидела на подоконнике с любимым цветком в руках в ожидании того, когда он вернется?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Я слышала, как он разговаривал по телефону и затем уехал почти сразу же. Со Скаем.
Но прошла ночь, затем наступило неторопливое сонное утро, а Килана так и не было.
В доме постепенно стала просыпаться семья, и добрая Мэгги уже возилась на кухне, готовя завтрак, а мое сердце с каждым часом начинало ныть и болеть всё больше и больше.
Не было смысла прятаться в комнате, когда все вышли.
Вот только все были спокойны и, как всегда, милы, а я не могла найти себе места, что, конечно же, волки сразу почувствовали, начиная с крошки Кирти.
Чуткая и невероятно добрая малышка тут же обняла меня, заглядывая в глаза так непривычно серьезно для такой юной девочки и в который раз поражая своей отзывчивой хрупкой душой.
Почувствовал всё и дядя Калиб, который тоже поднялся из-за стола, протягивая ко мне раскрытую ладонь и в галантном жесте приглашая сесть за стол, чтобы присоединиться к завтраку семьи.
— Что случилось, девочка моя? Ты выглядишь бледной и встревоженной.
Дядя Калиб был всегда невероятным, просто сногсшибательным джентльменом.
Вот и сейчас он в тысячный раз поразил меня своим тактом и добротой, сказав так, что не возникало даже мысли, что все мои чувства и эмоции для его волчьего нюха словно большая раскрытая книга.
— Килана нет дома, — тихо и скованно проговорила я, приобняв Кирти и садясь рядом с ней за стол.
Дядя Калиб только спокойно кивнул в ответ.
— Да, я слышал, как он уезжал ночью со Скаем. Должно быть, у парней что-то случилось, поэтому он еще не вернулся. Но если не позвонил мне или Рейгану, то значит, они здоровы, целы и даже не в полиции. Подождем еще пару часов. Если сами не позвонят, то это сделаем мы. Не переживай, девочка моя.
Мужчина аккуратно поцеловал меня в ладонь и мягко улыбнулся, а я едва улыбнулась ему в ответ, но так и не смогла признаться в том, что в эту ночь проблемы были не у кого-то из парней.
А у Килана.
Из-за меня.
День тянулся просто бесконечно долго!
Через пару часов, когда дядя Калиб позвонил Рейгану и уточнил у него, не звонили ли парни ему, дружная компания перезвонила сама.
Вернее, это сделал Дилан.
Я не слышала, что именно он говорил, но вот слова дяди Калиба заставили меня заволноваться еще сильнее.
— Что-то случилось, Дил?.. Ну я же по голосу слышу… Когда вас ждать? Хорошо. Если до вечера не явитесь, то я буду очень огорчен вами, ребята.
Значит, всё-таки случилось.
Внутри меня поселилась такая дрожь, что я не смогла отвлечься даже на готовке, пока пыталась помочь на кухне Мэгги с приготовлением ужина.
В конце концов, чтобы ничего не испортить, я поднялась к себе и принялась ходить из угла в угол.
Разум твердил мне, что я поступила верно — задела его за живое, сделала больно, чтобы он понял, как поступил и что чувствовала я.
Но сердце стонало и обливалось кровью каждый раз, когда я вспоминала этот взгляд Килана и то, насколько потерянным и сломленным он выглядел этой ночью.
Сердце не могло меня простить… потому что, когда любишь, не захочешь делать больно!
Время тянулось настолько бесконечно, что впервые за долгое время я взяла свой телефон, чтобы позвонить Килану.
Сама.
Я никогда не делала этого.
Ни разу в своей жизни, даже если с раннего детства его номер телефона был у меня.
Но именно тогда, когда я уже взяла телефон, неожиданно раздались какие-то странные звуки из кухни и взволнованный голос Мэгги, а затем и дяди Калиба.
Парни приехали.
И в первую секунду я подбежала к двери, чтобы выскочить и побежать вниз, но остановилась и замерла… потому что услышала стон Килана.
Тихий, глухой и пробирающий до самого нутра своей болезненностью.