Читать интересную книгу За что Сталин выселял народы? - Игорь Пыхалов

Чеченцы такой народ, который по зверским своим склонностям никогда не бывает в покое и при всяком удобном случае возобновляет противности тем наглее, что гористые места, ущелья и леса укрывают его и препятствуют так его наказать, как он заслуживает.

– академик П.Г.Бутков. Материал для новой истории Кавказа.

Не отставали от чеченцев и их сородичи-ингуши: «В то время как ингуши разбойничают и нападают по верхним Тереку и Сунже, на кабардинцев, осетин и верхне-сунженские станицы, - чеченцы обслуживают весь остальной район по Тереку и Сунже, низовое казачество, а также племена кумык и караногайцев».

Преступления, совершаемые чеченцами и ингушами против русского населения, нередко сопровождались особенными зверствами: «Близ хутора Васильева, на земле аула Шама-Юрт убиты два казака (станицы Калиновской и Савельевской), 16-летняя девица и 10-летний мальчик, которые все брошены в зажжённый стог и сожжены. Мальчик, как видно, горел даже живым; а, может быть, и остальные. Потому что в нескольких саженях от стога, на земле найдены были выпавшие из горевшего бешмета крючки и кучка обгоревших, склеившихся в ком, семечек, бывших в кармане мальчика. По-видимому, горевший выскочил из огня, но, отбежав, упал, продолжая гореть, и был снова брошен в костёр злодеями. Трупик его найден в стогу вместе с остальными трупами.

Казак ст. Тарской Егор Гусаков был в лесу распят ингушами и расстрелян.

Той же станицы казака Димитрия Михайлова изранили кинжалами и подожгли».

Впрочем, не следует думать, будто от чечено-ингушских разбоев страдали лишь русские. Вот свидетельство кабардинца, высказанное в одной из тогдашних газет: «Цветущее коневодство в Малой Кабарде, имевшее общегосударственное значение, прекратило своё существование, благодаря кражам и грабежам, совершаемым соседями ингушами. Немало было случаев угона косяками лошадей ингушами из Большой Кабарды. Десятки людей в Малой Кабарде убиты и искалечены ингушами при ограблении ими их же добра. Систематические кражи и грабежи совершаемые ингушами в Малой Кабарде в корне подорвали экономическое благосостояние её и довели до нищеты, о чём мало-кабардинцы не раз приносили жалобы местному начальству.

В данное время никто не может ручаться за свою безопасность и что он сегодня или завтра не будет ограблен или убит ингушами; при таком положении нет возможности заниматься хозяйством. Я не перечисляю подробно все кражи, грабежи, убийства и другие насилия, совершённые ингушами в соседних мало-кабардинских селениях, так как это заняло бы слишком много места. Говоря, что ингуши - народ преступный, я далёк от мысли, что нет преступных людей среди кабардинцев, но смело могу сказать, что если не все ингуши совершают кражи, разбои, грабежи, убийства и другие насилия, то поголовно все они являются укрывателями своего преступного элемента и добытого этим элементом путём преступления имущества, так как не было случая, чтобы они выдали преступника или украденное им, даже в тех случаях, когда на виду всех преступник скрывался в их селение или след целого табуна лошадей пригонялся в селение. Мало того, ингуши держат в терроре всех крестьян-хуторян, в Малой Кабарде, вынуждая их держать караульщиками ингушей».

А вот что творилось в это время в Дагестане: «Положение караногайцев, "обслуживаемых" чеченцами, самое безотрадное.

Ещё в эпоху прошлой войны набеги в караногайскую степь составляли излюбленное занятие чеченских шаек.

Народ безоружный, мирный - они не то, что казаки, которые всегда готовы дать сдачи. Как робкие овцы, они только жмутся при появлении грозного гостя и отдают всё безропотно.

Пригнетённые и запуганные хищниками-чеченцами, арендующими соседние участки под видом мирного промысла, они не только боятся жаловаться, но со страхом передают даже один на один о своей доле.

– Как можно - убьёт! говорили они, пугаясь, атаману отдела, который посетил их в прошлом году и расспрашивал об обстоятельствах краж и виновных.

– Ты уедешь, а он убьёт! Придёт и убьёт, если узнает. Чтобы добиться, кто его грабитель, нужно было обещать караногайцу, что чеченца не станут преследовать.

Зная наши "законы", караногайцы были уверены, что из "преследования" ничего не выйдет, а им всё равно отомстят, если не сам вор, так его товарищ».

«Кумыки, как низовые казаки, ближе всех граничат с территориями чеченцев, и они, как караногайцы, терпят от них давно…

В селении Аксай, где мы остановились в доме почтенного кумыка, было горе: было выкрадено 8 буйволиц, составлявших главное богатство хозяина. Сына кумыка не было дома: он поехал их разыскивать. Дальше по дороге в Хасав-Юрт мы его встретили. Он скакал озабоченный домой в сопровождении какого-то туземца. Мой знакомый разговорился. Оказалось, что сын нашёл буйволиц в Баташ-Юрте и теперь ехал к отцу за выкупом: воры требовали 70 рублей за 8 буйволиц, цена невысокая. Я был очень возмущён и бесстыдством воров, и таким послаблением, им оказываемым, и когда, на возвратном пути, мы опять заехали к кумыку, - я стал ему высказывать. К моему огорчению, вместо почтенного кумыка, мне пришлось краснеть самому, - и очень много, - когда в ответ он начал сыпать справедливые упреки моему правительству (он говорил: начальству) за потачку тем самым ворам, в которой я его обвинял, и рассказывать про своё горемычное житьё под гнётом воров, будто бы правительством ("начальством ") покровительствуемых.

– Как не выкупить? говорил кумык. Денег не дашь, буйволиц загонят, что не найдёшь, или порежут. Доказывать, кто деньги принимал? Он скажет, я тебя не знаю: свидетелей не было. Скажешь тому, кто указал буйволиц: ты знаешься с ворами; говорит: нет, передал один знакомый… Сам кругом виноватым будешь.

От этого кумыка я многое в один вечер узнал о нашем суде и о нашей власти.

Довольно сказать, что туземцы предпочитают платить разбойникам дань и оканчивать дело миром, чем обращаться к помощи русских судебных учреждений.

– Вызовет тебя судья, - говорит кумык; ты придёшь, вора нет; поезжай назад, дело откладывается. Зовут тебя на другой раз, - ты рабочий человек; тебе некогда: на ярмарку надо ехать (кумык был скотопромышленник), дело в другом ауле. Ты не поехал, думаешь - отложат опять; вор приехал, тебе отказ: зачем не приехал. А вор грозит: убью, сожгу…

Так живут кумыки.

В последнее время у них стояла особая стража на всей границе Чечни, для защиты округа от чеченцев».

Помимо профессиональных абреков в грабежах охотно участвовало «мирное население»:

«И вот, рассказывая об одном нападении и услышав от меня слово разбойник, ингуш запротестовал:

– Нет, какой разбойник! Он был "соучастник". Оказалось из его слов, что это для ингуша не одно и то же. Разбойник - так то уже разбойник: а это "соучастник", простой мирный человек из народа.

– Когда разбойник идёт воровать или грабить, - объяснял ингуш, - многим хочется получить барыш в его деле. И они идут с ним. Это "соучастники ".

Соучастники были в пленении Месяцева; с соучастниками совершилось Кизлярское дело.

В последнем "соучастников " ингуш насчитал более десятка.

– Но это не разбойники, - говорил он, - это мирный народ. Всякому хочется попользоваться…

Когда спросили этого ингуша, воровал ли он сам? ингуш отвечал откровенно: да, конечно!

– Стыдно не воровать, весь народ воровал, - прибавил он, - но теперь не ворую».

О распространённости подобных «национальных традиций» наглядно свидетельствует следующий курьёзный случай: «В горский словесный суд [Горские словесные суды в Терской области были учреждены на основании «Временных правил для горских словесных судов», утверждённых указом Сената 30 декабря 1869 года. Занимались разбором гражданских и уголовных дел, рассматривали апелляционные жалобы и заявления, разрешали земельные споры.] выбирали судей, и на одного из выбранных, Чока Чомакова, был сделан донос, что он сидел в тюрьме за кражу.

Посланное расследовать официальное лицо донесло, что все остальные 37 избранных кандидатов - бывшие воры и судились гораздо позже Чомакова».

Разумеется, либеральное общественное мнение оправдывало действия чеченцев и ингушей ссылками на их якобы угнетённое положение: «мирная обстановка усыпила власти до того, что во всяком туземце, пойманном на грабительстве, стали видеть обиженного судьбою бедняка, а в каждом русском - утеснителя». После революции эта версия была с радостью подхвачена советской пропагандой.

Однако эти умозрительные теории наглядно опровергаются тогдашней практикой:

«В Щедринском лесу дважды обнаруживаемы были убитые на злоумышлении туземцы, но в оба раза это не были бедняки. Они были хорошо вооружены, при них имелись серебряные часы и в кошельках у них были деньги. В числе убитых оказался даже мулла. Трудно думать, что на злоумышления их гнала нужда».

Мало того, разбоями и грабежами занимались даже вполне состоятельные представители «угнетённых горцев»: «Даже владельцы мануфактурных магазинов, как некий А.Б., не гнушаются собственными руками выгонять из чужих дворов скотину. Не так давно этот коммерсант поймался только потому, что кроме следов своих новых резиновых галош, оставил там, где выгонял быков, свой кошелёк с распиской на 700руб. на своё имя».