«Мне просто надоели эти топтания на пороге, ни туда, ни сюда. Бред какой-то, как маленькие.»
Она разделась до весёленьких трусов и чёрной майки, надела цыньянские «смешные» носки, хотя ничего смешного она лично в них не видела, стала рассматривать платье. Оно тоже состояло из двух слоёв, как у министра, нижний белый с узкими штанами и рукавами, и верхний фиолетовый с голубым поясом, более широкий. Она надела белое, пошла в библиотеку и взяла из сундука для вышивания несколько игл-булавок, вернулась в спальню, встала перед зеркалом, немного размялась и свернулась пружиной, как на самом жёстком занятии по йоге, стремясь увидеть себя со спины. Заложила на плечах и поясе несколько маленьких складок и сколола иголками, убедилась в зеркале и на ощупь, что выглядит естественно, и надела сверху фиолетовый халат, с которым не особо понимала, что делать дальше — одна половина была нормальная, вторая тянулась по полу шлейфом метра на два.
Когда вернулся министр, она читала за столом в библиотеке, с таким лицом, как будто собираться на фестиваль — самое скучное занятие в жизни. Он вошёл через рамку, отключил её и сразу же пошёл к двери, не взглянув на Веру, с невероятно деловым видом:
— Пойдёмте, надо собираться, а то мы вообще никогда туда не попадём.
Вера встала и пошла, тоже с деловым видом. Они вошли в спальню, министр развернулся к ней и осмотрел её тело в полунадетом костюме с таким лицом, как будто это был полусобранный механизм. Показал жестом, чтобы она развернулась спиной, она развернулась, радуясь возможности наконец-то не делать деловое лицо, прикрыла глаза, ощущая его горячие ладони на своей спине и руках. Он поправил воротник, выровнял плечи, разгладил рукава, забрался пальцами под фиолетовые рукава, чтобы ровно вытянуть из-под них белые, опять вернулся к спине.
«Упс.»
Загадочная складка никак не желала разглаживаться, сколько он ни старался. Он уже начинал психовать, Вера кусала губы и дышала ровно, поднимая и опуская руки, когда он говорил это сделать.
«Само послушание, кто бы поверил. Нравится?»
Министр нервничал, пытался поправить нижний слой сквозь верхний, потом сдался и обошёл Веру, распахнул верхний халат и стал тянуть нижнюю рубашку так же, как она до этого тянула его рубашку. Складка всё ещё была там, он даже нашёл место, где она начиналась, для этого пришлось наклониться, Вера смотрела на него сверху вниз, слушала его дыхание и ощущала нервные движения. А потом он резко замер.
«Нашёл.»
Она наклонилась и сказала ему на ухо:
— У вас такое сосредоточенное лицо.
Он медленно выровнялся и поднял руку с зажатой в пальцах иглой, поднял на Веру взгляд, сочетающий столько всего интересного, что она улыбнулась и спросила:
— Мне кажется, или вы что-то замышляете?
— Убийство, — медленно кивнул он.
— Каким способом? — заинтригованно прошептала Вера, он тихо ответил:
— Удушением.
— Моё любимое, — довольно прищурилась она, медленно подняла голову и подставила шею, прикрывая глаза, но не закрывая совсем. Министр смотрел на неё так, как будто сам не знает, что будет через секунду, и напряжённо ждёт развития событий. Вера поторопила: — Ну? Я долго буду ждать? Вас только о смерти просить.
Он медленно закрыл глаза и выдохнул, опуская голову:
— Мы опоздаем...
— Мы можем вообще не пойти. Никто не умрёт. Ну, я, может быть. Ну так в этом и кайф. Нет?
— Нет, — он сделал шаг назад, посмотрел на свою руку, всё ещё сжимающую иглу, положил её на край трельяжа. Посмотрел на Веру и спросил: — Ещё есть?
Она развела руками, обводя взглядом потолок, как будто тело не её и иглы растут сами. Министр беззвучно выругался под нос и снял с Веры верхний халат, нашёл иглы на нижнем, вытащил, одел её обратно и завязал халат, каким-то образом обернув длинную часть подола вокруг талии. Вера с наигранно-шокированным видом возмутилась:
— А как же разглаживать?
— Это не обязательно, — буркнул министр, взял широкий пояс и стал заворачивать в него Веру, она смотрела на его деловое лицо, пылающее от неловкости и возмущения, улыбалась.
«Играл в эротические игры, проиграл.»
8.44.8 Причёски и кольцо Золотой Госпожи
Министр закончил с её костюмом так быстро, что она заподозрила, что со своим он справится точно так же, совершенно без её помощи. Но это оказалось не так — халат всё-таки следовало оборачивать поясом в положении «руки по швам», иначе он топорщился. Вера помогала изо всех сил, через время потеряв интерес его смущать — ему это перестало быть в кайф, и ей тоже сразу перестало. Она завязала пояс так, как он сказал, в очередной раз потянула ткань вниз так, чтобы всё выглядело гладко, и посмотрела на министра, ожидая дальнейших указаний, но он ничего не сказал. Посмотрел на себя в зеркало и с облегчением вздохнул:
— Всё. Теперь шнуры и лента, и выходим.
— Что подать? — Вера взяла с кровати всю гору, министр сам выбрал нужные, завязал на поясе, потом они поняли, что на шею всё-таки нужно надевать с чьей-то помощью, и Вера полезла на кровать, чтобы самой тоже не поднимать руки. В итоге министр получился такой пафосный и шикарный, что Вера смотрела на него, как на что-то новое и незнакомое, и он тоже так на себя смотрел. Взял ленту, приложил ко лбу, убрал, стал расчёсывать волосы. Вера стояла на кровати за его спиной и смотрела на него, а он смотрел на себя, как-то так странно, одновременно решительно и неуверенно, как будто точно знал, что хочет что-то сотворить с внешностью, но пока не решил, что именно, и внутренне метался от красного ирокеза до белых дредов, иногда склоняясь к мысли, что лучше всего вообще лысым. Вера смотрела как завороженная.
Он в очередной раз примерил и отложил ленту, собрал волосы над ушами в полухвост, посмотрел через зеркало на Веру и улыбнулся:
— Почему вы так странно смотрите?
— Потому что вы странно выглядите, — с опасливой честностью призналась Вера, он усмехнулся и распустил полухвост, стал собирать хвост. Шутливо потребовал:
— Рассказывайте, что вы там уже придумали, а то я буду думать, что мне не идёт.
— Я ничего не придумала, я вспоминала историю таких лент в моём мире.
— В вашем мире есть такие ленты?
— Не совсем такие, белые, иногда с красным солнцем в центре, иногда с надписью. Они распространены в одной культуре, довольно специфической, там они означают какое-то серьёзное решение и полную самоотдачу с целью выполнить план. По легенде, в первый раз их надели солдаты, которые шли мстить за смерть своего господина, точно зная, что если месть им удастся, то их казнят.
— Ого, — усмехнулся министр, — сейчас будет охренительная история?
Она вздохнула и качнула головой:
— Потом. Она грустная.
— Ладно. А сейчас эти ленты как используют?
— Сейчас их в основном школьники надевают, когда готовятся к экзаменам, или спортивные болельщики, когда поддерживают любимую команду. Типа, символ полной самоотдачи. Иногда лозунги на них пишут.
— А солнце зачем?
— Это флаг такой. Красное солнце на белом небе, страна восходящего солнца. Изолированная от всего мира столетиями цепь островов, где правил император, по легенде, сын богини. У них из-за этой изоляции и отсутствия переопыления с другими культурами сформировалось что-то настолько странное с точки зрения всего остального мира, что понять это можно даже не пытаться, можно только замереть и воспринимать, тихонько охреневая в глубине души.
Министр тихо рассмеялся и в который раз отложил ленту, хитро улыбнулся и спросил:
— А как называется причёска, с которой вы на дуэли выступали? Такая коса, плотно прилегающая.
— Дракончик.
«Вообще-то, колосок. И меня всегда бесили те, кто называл её дракончиком.»
Министр рассмеялся и опять взлохматил волосы, стал расчёсываться, Вера наблюдала как загипнотизированная — он улыбался, а в глазах была такая бездна, в которую можно рухнуть с головой без следа и без звука, и никто никогда не найдёт.