Читать интересную книгу Совок 6 (СИ) - Агарев Вадим

Этот вот тоже лет через семь выйдет. И опять начнёт рвать бабам уши. А, может, просто будет резать этих баб. Сразу и наглушняк. Чтобы на очных ставках они его потом не опознали и на четвертую отсидку не направили.

Большую часть пути мы уже проехали. Справа уходил в небо бетонный забор режимного завода, а слева нависала над дорогой зеленеющая весной лесопосадка. Прижавшись к краю обочины, я обернулся к Гриненко.

— Дай постановление на его арест! — протянул я руку через сиденье.

Стас молча расстегнул папку и протянул мне лист с огромной печатью в верхнем правом углу и с размашистым автографом прокурора там же.

Внимательно изучив документ, я удовлетворённо кивнул и отдал его назад. Проехав по пустынной дороге еще метров двести, я свернул по грунтовке в посадку.

Остановил машину и, не выключая двигатель, вышел. С хрустом потянувшись, обошел её, как лошадь спереди и открыл со стороны конвоируемого поганца дверь.

— Ты ведь, наверное, ссать хочешь? — участливо обратился я к любителю рвать наживую серьги из бабских ушей. — Стас, отомкни его!

— Пошли, лишенец, побрызгаем, я тебе компанию составлю! — потянул я разбойника за ворот наружу.

— Не хочу я ссать, начальник! — заблажил неожиданно тонким голосом дамский угодник, — Поехали на тюрьму, начальник! Не выйду я из машины!

В отличие от этого гиенообразного, всё и сразу понявшего своим звериным чутьём, Стас всё еще не догонял происходящего и, придерживая злодея, растерянно хлопал глазами.

— Помоги его из машины вытащить! — прикрикнул я на опера, взяв в локтевой захват шею разбойника, — Толкай его на меня!

Жулик, изо всех сил прижимая подбородок к груди, не давал мне его как следует придушить и лишить возможности сопротивляться. Он обеими руками вцепился в несчастную ручку над своей головой. И хрипел, как загнанная лошадь. Ни при каких обстоятельствах не желая выходить на свободу. Заметив появившиеся царапины от наручников на запястьях отчаянно бьющегося ублюдка, я понял, что этот раунд я проиграл вчистую. Такие телесные повреждения на руках арестованного были несовместимы с тем, что я задумал.

— Отставить, Стас! Отпусти его! — отказался я от гуманитарной миссии и, захлопнув дверцу, пошел вокруг машины на свое водительское место.

Еще через минут пятнадцать, мы сдавали жулика в СИЗО. Зеленые тюремные человечки с удивлением переглядывались между собой, проводя ритуальные действия, по приёмке нового постояльца. Я предположил, что за всю свою внутреннюю службу они не видели, чтобы с такой неподдельной радостью арестант заселялся на тюрьму. Разбойный шакал жался ближе к вертухаям, стараясь держаться подальше от нас с Гриненко. Его нервозность передалась капитану внутренней службы с повязкой ДПНСИ на левой руке. Он посмотрел на жулика, потом на нас со Стасом и снова на жулика.

— Доктор, вы повнимательней его осмотрите! — наклоняясь к мужику в белом халате, потребовал он.

— Уже посмотрел! — ответил тот недовольно, — Все в пределах нормы! — огрызнулся медик, из под халата которого виднелись зелёные форменные брюки с краповым кантом.

— Жалобы есть? — не унимался ДПНСИ, обратившись к арестованному.

— Нет жалоб, начальник! — замотал тот головой, опасливо поглядывая в мою сторону, — Просьба у меня есть, начальник! Отведите меня в привратку, я там подожду, пока меня в камеру поднимут!

— Закрой пасть, падла! — лениво оборвал его дежурный помощник начальника изолятора.

Присутствующие на приемке «хозбыки» из постоянного контингента СИЗО, тайком зыркали на нас с опером. Их я и решил использовать, уж коль не удалось сработать радикально.

— Капитан! — вполголоса обратился я к ДПНСИ, когда один из «хозбыков» оказался ближе других и гарантированно меня слышал, — Передай вашему «куму», что вот этот, — я кивнул на доставленного, — Он очень хорошо по камере работает. Пусть приглядится к нему! Нам он разбой и мокруху поднять помог!

Дежурный понятливо покивал, расписался, где надо и ушел по своим делам. А два бойца «хозбанды», одетых в щегольски ушитую тюремную робу, о чем-то перешептывались, то и дело поглядывая на заехавшего на тюрьму стукачка. Я ни секунды не сомневался, что уже через час по изолятору «конями» и через «машки» зашуршат «малявы» относительно нашего протеже. Скорее всего, уже сегодняшней ночью масть сортирного разбойника кардинально поменяется. И всю свою последующую арестантскую карьеру он проведет около своего любимого рабочего места. Возле параши. Время от времени, в факультативном режиме оказывая честным арестантам услуги интимного характера.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Назад в РОВД мы доехали быстрее. Всю дорогу Гриненко молчал, искоса поглядывая на меня. Окончательно он прозрел, когда я в его присутствии сдал пистолет, про наличие которого он не знал.

— Я понял, зачем ты его санкцию на арест смотрел! — растерянно сообщил он мне о своем открытии, — Ты хотел наверняка удостовериться, что арест есть и, что оформлен он правильно. Так?

— Так! Всё так, Станислав! Но это лирика и мы её оставим на потом! — прекратил я душевные терзания сослуживца, — Давай сюда протокол допроса Ворожейкина и пошли писать рапорт на раскрытие девяносто три прим! И на раскрытие убийства через покушение. Ты теперь, дружище, до конца года передовик среди оперов области!

Гриненко из состояния растерянной задумчивости разом перешел к чувству глубочайшего и радостного удовлетворения. Не только окружающей его жизнью, но и собственным профессиональным величием. И следует признать, что на это у него были все основания. Сразу выставить две таких «палки», это вам не хухры-мухры!

Закрывшись в кабинете, мы сорок минут корпели каждый над своей бумажкой. Я добивал постановление, а Стас вымучивал рапорт о раскрытиях.

Ознакомившись с его творчеством, я остался неудовлетворённым. Корявость слога и никакая штабная культура оперуполномоченного царапала мой левый глаз. Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что и правый глаз был тоже недоволен написанным.

— Садись! — железной рукой вернул я друга за стол, — Переписывать будем! Иначе твою корявую писульку с большим удовольствием скомкают и приобщат к урне! А потом напишут свою и именно она поползет по инстанциям вверх. Но уже без твоей фамилии! Тебя устраивает такой финал?

Как я и предполагал, такой финал Стаса не устраивал. Смирив гордыню, он подчинился. За пятнадцать минут, используя весь свой иезуитско-административный опыт, я надиктовал Гриненко безупречно сформулированный рапорт. При прочтении которого, сразу становилось понятно, кто есть самый квалифицированный опер в штате областного уголовного розыска и всего нашего милицейского гарнизона.

— Пошли к Захарченко! — подстегнул я вспотевшего от писанины и от осознания собственной значимости друга, — Одному тебе нельзя идти, начнут ломать на предмет включения в рапорт всех непричастных. А оно тебе никак не надо! Тебе сейчас индульгенция от твоего левого отказняка нужна. Стало быть, всю заслуженную славу надо суметь засунуть в одну харю, Станислав. И эта харя должна быть твоей!

Гриненко сосредоточенно слушал и невпопад моим словам кивал головой. И я окончательно уверился в том, что к начальству надо идти с ним обязательно.

— Добрый день! — набрав номер приемной Захарченко, поздоровался я с его секретарём, — Это следователь Корнеев. Виталий Николаевич на месте?

Вместо ответа женщина начала выяснять, с какой целью я интересуюсь наличием руководства. Из этого я понял, что зам по опер находится у себя в кабинете.

— Вы передайте ему, пожалуйста, что я готов доложиться по тому вопросу, который мы с ним обсуждали вчера! — закинул я под нос главному оперу райотдела наживку, которую он не сможет не проглотить. Даже, если прямо сейчас перед РОВД на парашютах спустятся гуманоиды.

Сначала мне было велено подождать минуту, но столько времени нам со Стасом тратить не пришлось.

— Виталий Николаевич вас ждёт! — радостно сообщила мне секретарша, видимо, заразившись от своего шефа весенним позитивом.