Парень неожиданно ойкнул, не удержал равновесия и, чтобы не упасть на мостовую, встал на карачки:
- Ой нет! Боевым я не смогу! — И под всеобщий хохот пополз вниз к своим друзьям.
Ближе к полуночи стало довольно тревожно, выросло напряжение. Вокруг Белого дома сновали мрачные сосредоточенные люди в бронежилетах и с автоматами. Из динамиков раздавались хриплые указания Руцкого. И Коля, и Лexaс самого начала реагировали на происходящее мрачно. Несколько раз они ныряли в толпу и через Десять-пятнадцать минут возвращались к нам.
Наконец Леха взял инициативу в свои руки и обратился к нам нервно и раздраженно:
- Вы, конечно, меня простите, но какого мыздесь торчим, я никак не понимаю. Живой щит мы им, что ли, б..?! Они там внутри за бетонными стенами в бронежилетах, с автоматами! А мы тут че?!
- Я тут торчу, чтобы назад не возвращаться в развитой социализм! — ответила было я, но меня неожиданно перебила Катька:
- Дважды в одно г… вступить невозможно! Еще древние греки говаривали.
- Они про реку, кажется… — напомнила я подруге.
- Они просто при развитом социализме не живали! Сейчас они говорили бы про г..! Нельзя вступить сегодня в то г… что вчера уже было размазано! Социализма уже все равно не будет. Пошли отсюда! А то завтра будет не для нас! Твою мать эти, — она махнула рукой в сторону Белого дома, — кормить не будут! Так и знай!
Я представила, как мама живет одна в своем Серпухове среди злорадствующих старух, собирающих стеклотару. Как, наверное, будет рада моей безвременной кончине толстожопая Людмила Платоновна! Меня затошнило. Я еще раз окинула взором гомонившую толпу защитников Белого дома и поняла, что не хочу в ней больше оставаться. Уходить мне было тревожно, но, сама не знаю почему, стыда я не испытывала. Просто чувствовала, что это уже не моя игра.
Выйти на мост через Москву-реку мы не смогли из-за кордонов и перегородившей дорогу бронетехники. Мы пошли вверх к Садовому кольцу, мимо американского посольства. Коля с Лехой молча шли впереди нас. Тем вечером я была особенно рада, что они у нас есть.
Движения по Садовому кольцу не было. Небольшая кучка людей собралась возле бронетранспортера, который остановился у въезда в тоннель. Мы подошли поближе и увидели лежавшего на асфальте молодого парня. Он был мертв. Милиционер никого не подпускал к телу непонятно за что раздавленного человека. Три солдатика испуганно прижались к броне и, дрожа, озирались вокруг.
За машиной на Большую Дорогомиловскую мы возвращаться не стали, предпочли идти пешком. До самого Катькиного дома никто из нас не проронил ни слова.
На следующий день мы проснулись в другой стране.
ЕГИПЕТ и не только…
В первый раз за границу мы тоже поехали с Катькой вдвоем. У этой поездки была предыстория.
Сразу после подавления путча в одной из наиболее читаемых молодежных газет Москвы в разделе криминальной хроники появилась заметка, посвященная студенческим общежитиям Москвы. В том числе там подробно и красочно рассказывалось об ужасах, творившихся в нашем родном общежитии. Особое внимание в статье было уделено комендантской бане на первом этаже, в которой, как я уже говорила, происходили студсоветовские оргии. Так мы и узнали о жуткой гибели наших с Катькой обидчиков. Кто- то неизвестный поздно вечером запер в работавшей парной пьяных Косю, Гогу и… тетю Тоню. Милиция решила, что сделано это было из пьяного озорства. Выбить тяжелую дубовую дверь жертвы «дружеской шалости» не смогли. Трупы обнаружили и извлекли только в шесть вечера на следующий день. Свидетели с ужасом описывали корреспонденту, как тела буквально расползались и разваливались на носилках, при этом мясо самопроизвольно отделялось от костей.
Статья эта появилась у нас не просто так. Гордый Леха притащил газету Катьке и даже попытался прочитать статью вслух с выражением. Реакция подруги была для меня неожиданной. Она вырвала газету из Лехиных рук и, ни слова не говоря, ушла в свою комнату. Через десять минут мы увидели ее уже в длинном темном платье и в платке. Катька направилась в Троице-Сергиеву лавру, чтобы молиться за грешные души усопших. Как она там молилась, я не знаю, но основным итогом этой поездки стало знакомство с некими церковными иерархами, выказавшими серьезную заинтересованность в современной компьютерной технике.
И вот уже через месяц мы поставили в Троице-Сергиеву лавру на каких-то особо хороших условиях три компьютера. Компьютеры окропили святой водой и установили в администрации РПЦ, а нас с Катькой с благословения благодарного церковного руководства включили в группу православных паломников, направлявшихся Египет. Главной целью паломничества было посещение монастыря Святой Екатерины в Синае.
До начала поездки я несколько переживала оттого, что целых две недели проведу среди настоящих верующих, чья жизнь, по-видимому подчинена строгим духовным законам и правилам морали. С советских еще времен мне казался чудесным сам факт наличия в нашем обществе людей, имеющих хоть какие-нибудь твердые убеждения. Я всегда сознавала собственную неустойчивость и метания между хорошим и плохим. Нередко мне приходилось упрекать саму себя в недостойной гибкости своего нравственного начала. Я верила, что религиозные люди уж по крайней мере лучше меня самой, но при этом почему-то совершенно забывала о том раздражении и негодовании, которые вызывали у меня вполне конкретные вечно крестящиеся старухи из маминого дома.
Наша группа состояла из двадцати паломников.
Кроме нас с Катькой, в нее входили семеро крупных бородатых мужчин духовного звания, пожилые монахини и три парня-программиста, с которыми мы уже были знакомы. Дима, Эдик и Антон работали на патриархию на поставленных нами компьютерах. Остальными участниками, вернее, участницами паломничества были ворчливые и вечно всем недовольные старухи в бесформенных черных платьях и серых козьих платках. Причем у двух старух концы этих платков были пропущены под мышками и непостижимым образом завязаны между лопаток на спине (по прилете в Египет они моментально сменили серые шерстяные платки на белые хлопковые, быстро ставшие грязными и вонючими).