— Весьма, весьма приятно, сын мой, — проворковал пастор и, блеснув плотной белизной зубов, протянул для поцелуя узкую холодную ручку.
Англичанин склонился, обволакивая космами парика раззолоченный широкий рукав. Сухими губами коснулся, не целуя, молочной кожи надушенных пальчиков: дрогнувшими ноздрями втянул аромат тончайших французских духов.
Ватранг стоял хмурый — ушел в себя; белые пальцы, перебиравшие по табакерке, мелко подрагивали.
— Дорогой адмирал! — сказал пастор, медленно поворачива ясь к Ватрангу. — Сторожевая лодка выловила в море беглеца с Гангута. Он знает пароль… Видимо, важные вести.
— Я давно их жду. — Ватранг взглядом поблагодарил пасто ра и тяжело заспешил из каюты.
Неожиданно резво пробежав на цыпочках, Дженкинс плот– по прикрыл за адмиралом дверь. Прислушался, так же молодо вернулся и схватил пастора за узкие плечи. — Мадлен! Вы… вы… у меня нет достойных слов… Красавица засветилась недоверчивой улыбкой. Она-то пре красно знала цену искренности своего патрона.
— Ваша школа, дорогой Рой.
— А забавно, черт возьми! — Дженкинс хлопнул себя по бокам. — Мы здесь оба инкогнито.
— Что ж здесь забавного, милорд, — ведь это наши неизменные амплуа?
Проворно сунув пальчики за отворот-рукава сутаны, Мадлен быстро вытащила сложенную бумажку — протянула Джен– кинсу.
В каюте зелеными переливами играл утренний свет. Одна за другой срывались и угасали вызревшие за ночь звезды. Отлетающая темнота желтилась редкими огоньками шведских кораблей.
— Я уже в четвертой роли, сэр, — недовольно сказала– Мад лен.
— Увы, такова судьба прекрасной Франции… — глаза Джен– кинса стали печальными: играл ли, расчувствовался ли всерь ез — не понять.
Но в душе он был доволен Мадлен. Вначале через ез посредство удалось сильно натянуть отношения царевича Алексея с отцом. Следующие две роли были довольно серенькими: выполняла в Париже щекотливые поручения английского посланника и путешествовала по Голштинии, собирая сведения об отношениях епископа-регента с Петром. Теперь пронырливая красавица стала протестантским проповедником на кораблях шведской эскадры.
— Ласкаюсь надеждой, — примирительно "улыбнулся он, — это поручение будет для вас последним.
— Кто знает? — Красавица села в кресло. От длинных опу щенных ресниц на щеки пали резкие полукружья теней.
— Вы стали невнимательны к чужим мнениям, — недоволь но заметил Дженкинс.
Мадлен мило и совсем простодушно рассмеялась.
— Послушайте пасторскую речь, с которой я обращусь к рус ским, как только шведы высадятся на их земле.
Недовольство, досада — все было привычно забрано под маску легкомыслия и веселости.
— О православные! — гортанным смешком залилась Мад лен. — Зачем вам гавани на чужих морях? Не проще ли сбы вать свои товары заморским купцам? О россияне, глас божий вопиет во гневе: походы Петра на запад дерзновенны, се — святотатство! Обратите свои взоры на восток…
— Туда нельзя! — встрепенулся Дженкинс.
Т1 — Почему? — притворно удивилась Мадлен. — Ах да! Там Индия…Дженкинс промолчал и пожевал бескровными губами. Наморщив лоб, сухо сообщил:
— Русские уже в Хиве. Кто из нас быстрее двинется в глубь Азии — неизвестно. Посему не следует торопить Россию на во сток. Прошу замечание принять всерьез.
— Тогда я провозглашу иначе: «О верующие! Дома лучше всего. Дома и солома съедома, как говорит ваш государь царе вич Алексой…»
Дженкинс нетерпеливо вскинул сухую руку.
— Манифест никуда не годится! К обращению надо гото виться всерьез. — Постучал пальцем по вынутой бумажке, гля нул пронизывающе. — Здесь все подробно? Ведь мне придется писать королю.
Мадлен молча кивнула, остановив на патроне большие печальные глаза. Добродушие и наигранная веселость отошли сразу.
Вернулся Ватранг — углубленный в себя, подошел к столу с картой.Без доклада вахтенного офицера и без стука быстро вошел шаутбейнахт Эреншильд, дверь каюты открыл резко, не церемонясь — спешил. Взгляпул на дипломата и пастора, поприветствовал их одним кивком тщательно причесанной головы. Адмирал выпрямился, немного смущенный, выдержал паузу.
— Господа! Петр находится на Ганге-удд! — мятым голосом пробрюзжал он. Покашливая и борясь с тугой спазмой в горле, окинул благодарным взглядом Дженкинса. — В шторм на малой бригаптипе ночью уплыл из Ревеля… К берегу мыса Ганге– удд добрался в лодке… Петр намерен волоком перетащить галеры через узкую часть мыса и уйти мимо нас в Або-Аланд– ские шхеры.
Ватранг посмотрел с тревогой и горькой улыбкой одновременно. Пошел от стола как слепой — прощупывающей и неуверенной походкой.
Дженкинс развязно хмыкнул. Заговорил с напускной озабоченностью, обращаясь сразу к двум адмиралам:
— Господа! Меня больше беспокоит ваша растерянность. Да пошлите вы в шхеры любую из ваших трех эскадр — Ли– лье или Эреншильда. Пусть они покажутся с пушками напротив переволоки!
Ватранг недовольно и суетливо втянул голову в плечи. Пух– ло-белый палец его заелозил по карте.
— Пожалуй, здесь, господин шаутбейнахт… Эскадра шхер ных судов этой же ночью должна пройти западными протока ми и утром появиться в Рилакс-фиорде.
— Есть! — выпалил Эреншильд сочным спелым баритоном и сверкнул взволнованной улыбкой.
— Вторую эскадру под командой Лилье я посылаю сюда, к устью бухты Тверминне. Этим маневром будет отрезан воз можный отход к Гельсингфорсу главных сил русского галер ного флота. Я с корабельной эскадрой остаюсь на прежней по зиции.
Эреншильд, надувая жилами бычью шею и оголяя зверова– тые зубы, внезапно выхватил в исступлении шпагу:
— Клянусь славой великих викингов, топтавших берега Ис пании и Африки! Клянусь честью! Я верну Швеции победу, потерянную под Полтавой!
16Ругаясь и выбиваясь из сил у спущенных в воду лежней, солдаты втаскивали на бревенчатый помост первую галеру. Исказясь лицом и блестя зубами, Змаевич тянул канат вместе с Бакаевым.Галера медленно подалась из воды, выросла вдвое — круто– брюхим чудовищем вползла на сани. Громыхая на бревнах и обдавая солдат острой сыростью, судно со скрипучей тугостью подавалось вперед. Над головами напряженного клубка людей красноватым огнем засияла пушка, надраенная кирпичным порошком.Более тысячи саженей протащились, надрывая спины и глотки, раскатываясь матом, сбивая в кровь руки.Генерал Вейде, бряцая саблей, бегал вдоль крутого борта, — заляпанный грязью, без парика, с порванным рукавом. Яростно округляя глаза, свирепо покрикивал, требовал держаться середины бревноспуска — сани легко могли сползти в болотную топь.
— И здесь — одним вожжи и кнут в руки, а другим — хо мут на шею, — глухо бубнил Никол* в разопревший затылок Антона.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});