С этого времени Матюхин уже не думал ни о чем, кроме предстоящего выхода в тыл врага. После обеда, так и не уснув, он отпросился у Маракуши на передний край: не терпелось по-новому на местности обдумать все возможные варианты перехода линии фронта.
Днем передовая обычно жила скрытно. В ближних кустарниках попискивали пичужки — ставшие на крыло весенние выводки пробовали голоса. Изредка глухо, лениво бухали одиночные артиллерийские выстрелы и, шелковисто шурша нагретым за день воздухом, где-то в блеклом небе проплывали невидимые снаряды. Матюхин автоматически, на слух, определял их калибр, прикидывал, где может стоять батарея и по какой цели она бьет.
К тому времени, как солнце стало багроветь и дневная жара сгустилась, стала тягучей и недвижимей, Матюхин добрался почти до правого фланга дивизии, до широкой пологой лощины. Она шла от наших позиций в сторону противника, пересекала его оборону и растекалась широким низинным лугом.
Матюхин прилег в густой, уже одеревеневший бурьян и долго наблюдал за немецкой стороной в бинокль. Раза два там мелькали каски солдат, отбрасывавшие длинные предзакатные тени. Когда зрение свыклось с обстановкой, Матюхин заметил хорошо замаскированные щиты двух противотанковых орудий. Точнее, орудий, не обязательно противотанковых, поставленных на прямую наводку.
Что ж, они здесь не лишние — лощина могла сослужить неплохую службу атакующим танковым частям.
И именно это смутило Матюхина. Противник не дурак, ох не дурак… Почему же он так ненадежно прикрыл танкоопасное направление?
Андрей обернулся, пытаясь чужим взглядом, будто со стороны, оценить позиции своих войск. Метрах в двухстах от него пологие края лощины сужались, становились круче, чтобы дальше перейти в овраг, заросший в глубине кустарником. Там, в овраге, танки не развернутся и даже не спустятся на дно — скаты слишком круты. Следовательно, они должны будут обойти овраг слева или справа, а уж потом спускаться вниз, в удобную для атаки лощину. Для этого им придется пройти по пологим, обращенным к противнику скатам через незасеянные поля. Укрытий никаких. Любой танк, любую автомашину противник увидит за несколько километров. Увидит — и немедленно перебросит на это направление противотанковый резерв, встретит заградительным артогнем, вызовет авиацию. Кроме того, и сама лощина наверняка перерезана минными полями, которые прикрываются вон теми самыми солдатами, каски которых отбрасывают такие длинные тени.
Ну а если противник бросит сюда свои танки?
Матюхин опять стал смотреть в сторону врага. Вряд ли… Наши тоже увидят их издалека и проделают то же, что и противник, — вызовут и артогонь, и авиацию. Наверняка и справа и слева от лощины уже созданы противотанковые узлы. И уж конечно есть минные поля.
Получался классический пример штабной войны. Войска в ней играют как бы вспомогательную роль. Все решает штабная мысль. Но… Но войска далеко не всегда придают значение вот такой безмолвной штабной войне, войне мыслей, тактической выучки, предусмотрительности, бдительности. Они свыкаются с кажущимся безмолвием и ослабляют бдительность и силы. По-видимому, противник так и сделал. Да и наши успокоились…
Словом, надо учесть и проверить. Возможно, именно здесь и находится наиболее удобный проход в тыл врага. Мины? Ну что ж… Придется попросить надежное саперное прикрытие. А каковы скрытые подходы для разведчиков? Правда, можно выйти сюда ночью, но лучше выдвинуться в светлое время, приглядеться к местности и перед переходом линии фронта как следует послушать и понаблюдать. Похоже, что овраг может сослужить добрую службу…
Матюхин опять повернулся в тыл и увидел, что над опушкой не такого уж далекого леса поднимается столб дыма, почему-то отдающий в оранжевость, даже в красноту.
«Странно! Его же не было… И почему он такой… рыжий? Впрочем, отсвет закатного солнца. Идиоты какие-то! Развели костер. Фриц как саданет…»
На фоне оранжевого столба неторопливо, как искорки от невидимого костра, пролетели вверх три трассирующие пули.
«Нет, в самом деле идиоты — открыли стрельбу в тылу! — выругался про себя Андрей, и чужая недисциплинированность сбила отличное творческое настроение. Думать не то что за чужих, даже за своих разведчиков уже не захотелось. — Надо двигать домой, а то ужин прозеваю».
Ползком Матюхин пробрался к кустарнику, а там где согнувшись, перебежками, а где и в рост выбрался в не наблюдаемый противником овражек. Это ничего, что пришлось поползать. Если место действительно окажется удобным для перехода линии фронта, пусть наблюдатели противника так и не засекут появление здесь человека. Одиночка всегда подозрителен. А зарождать подозрительность у врага Андрей, естественно, не хотел.
Уже в сумерках он пришел на хутор. Повар поставил перед ним котелок с перепревшим ужином и заговорщически шепнул:
— Вас туточки капитан шукав…
Наскоро перекусив, Матюхин пошел к командиру роты.
Маракуша встретил его на крылечке избы, поднялся навстречу и, не дав доложить о прибытии, пошел к лесу.
— Догадываешься? — не оглядываясь, спросил Маракуша у шагающего чуть сзади Матюхина.
— Почти…
— Вообще-то ничего еще не решено, но… Ох, не положено такое говорить, да уж пусть будет как будет.
Младший лейтенант отметил доброжелательный тон своего командира и насторожился.
— Приезжало начальство, интересовалось боевой подготовкой и спросило, как мы готовы к выходу в тыл. Что ответишь?! Постоянная боеготовность, как говорится, основа нашей деятельности. Поинтересовалось и тобой персонально. Как, дескать, ты не хромаешь ли, не простудился ли и веселое ли у тебя настроение? Так вот, я хочу знать: как ты на это смотришь?
По необычному, шутливому настроению капитана Матюхин понял, что командир что-то скрывает. Он чувствовал: все происходило не так, как говорит капитан, и молчал.
Все действительно происходило не так, как рассказал Маракуша.
В роту приехал нечастый в ней гость — начальник разведки дивизии майор Зайцев, стареющий, рыхловатый, но подвижный и хитрый, а иногда излишне шумный человек. Накануне ему позвонил полковник Петров и поинтересовался здоровьем младшего лейтенанта Матюхина. Зайцев сразу понял, что ему придется готовить группу для заброски в тыл врага: общая обстановка явно того требовала. И хотя Зайцев не слишком любил тех своих подчиненных, которые почему бы то ни было выдвигались без его помощи, как это случилось с Матюхиным, он мысленно согласился послать Андрея. Его следовало проверить еще раз. Кроме того, прошлая операция вывела из строя многих опытных офицеров, и Матюхин, пожалуй, мог «потянуть».