Я отхлебнула еще бренди.
– Пошли-ка спать, – сердито сказала я Девону. – Все равно мы ночью ничего не решим. Авось к утру что-нибудь случится.
И случилось.
Я вернулась в комнату, где лежал чужак, и устроилась в темном углу у двери. Если он проснется, я успею встать и выйти прежде, чем он поймет, что происходит.
Его сон был неспокойным. Он метался под одеялами, бормоча что-то на своем языке. Слова, был и непонятны мне, отрывисты и полны ненависти и гнева. Время от времени он вскрикивал, а один раз он испустил ужасный вопль, подскочил и уставился прямо на меня. Я вскочила и только возле двери поняла, что он: вообще меня не видит.
Он улегся обратно. Я вернулась на свое место. Он цеплялся за одеяло, снова и снова повторяя одно и то же слово. По звучанию оно было похоже на слово «собака». А иногда он стонал, тряс головой и кричал: «Повелитель!»
В конце концов он совершенно изнемог и впал в забытье
Думаю, я могу признаться в том, что я поддерживала огонь мужества в своем сердце, щедро подливая в него бренди. Я больше не боялась этого человека. (Я уже вообще мало что чувствовала.) Думал, что он крепко спит, я решила присмотреться к нему поближе. Например, проверить карманы, если, конечно, они у него есть.
Поколебавшись, я поднялась на ноги. (Корабль, кажется, стало качать сильнее, чем мне помнилось) Я подошла к незнакомцу и наклонилась над ним. То, что я увидела, протрезвило меня не хуже порошка из черного корня, который готовит моя мама.
Я не помню, что произошло потом, до того момента, как оказалось, что я с жуткими воплями мчусь куда-то по коридору.
Элэйк стояла в дверном проеме, кутаясь в халат, и с ужасом глядела на меня. Девон выскочил из своей комнаты, как на пожар. Ему даже спать приходилось в платье. Бедный парень. У него просто не было с собой никакой одежды, кроме платьев Сабии.
– Это ты кричала? Что случилось? – вцепились они в меня вдвоем. – В чем дело?
– Чужой человек! – я с трудом перевела дыхание. – Он… синеет!
– Он умирает! – ахнула Элэйк и понеслась к комнате.
Мы побежали за ней. Девон вовремя вспомнило том, что надо прихватить вуаль, и набросил ее на голову.
Я думаю, чужака разбудили мои вопли. (Девон после сказал мне, что он решил, будто за мной гонятся все змеи-драконы Челестры.) Человек сидел на постели и рассматривал свей руки так, словно не мог поверить, что они действительно принадлежат ему.
Я его не виню. Если бы со мной такое случилось, я бы таращилась точно так же. Как бы это описать? Я знаю, что вы мне же поверите. Но клянусь Единым, что руки, шея и грудь этого человека были покрыты синими письменами
Мы влетели в каюту прежде, чем поняли, что человек полностью пришел в себя. Он поднял голову и посмотрел на нас в упор. Мы попятились. Даже Элэйк была испугана. Лицо чужака было мрачным и угрюмым.
Но, словно почувствовав наш страх, он попытался успокаивающе улыбнуться.
И я, помнится, подумала, что на этом лице нечасто появлялась улыбка.
– Не бойтесь. Мое имя Эпло, – произнес он, обращаясь к Элэйк. – А как зовут вас?
Мы не ответили. Чужак говорил на языке жителей Фондры.
Говорил правильно и бегло.
А потом он…
Придется сделать перерыв. Меня зовет Элэйк. Пора обедать.
И мне действительно очень хочется есть.
Глава 10. СУРУНАН. ЧЕЛЕСТРА
Сартаны под предводительством Самаха возвращались к жизни с энергией, ошеломившей Альфреда. Народ выходил из склепов в мир, который сартаны некогда создали для себя. Магия сартанов быстро вдохнула жизнью все вокруг, и все стало таким прекрасным, что у Альфреда не раз наворачивались на глаза слезы радости.
Сурунан. Это слово происходило от руны, обозначающей центр – центр, сердце их цивилизации. По крайней мере, он для этого предназначался. К несчастью, это сердце перестало биться.
Но теперь оно снова ожило.
Альфред гулял по улицам города и изумлялся их красоте. Здание были построены из розового и жемчужно-белого мрамора, принесенного еще из старого мира. Высокие шпили, возведенные магией, парили в изумрудно-бирюзовом небе. Бульвары, аллеи, прекрасные сады, спавшие таким же глубоким сном, как и их создатели, были оживлены магией. И все улицы вели к сердцу Сурунана – зданию Совета.
Альфред давно забыл, какое это удовольствие – находиться среди себе подобных. Ему так долго приходилось таиться и скрывать свою истинную природу, что для него было подлинным блаженством не беспокоиться, как бы случайно не выдать свою магическую силу. Но даже в этом новом прекрасном мире, среди своего народа, он никак не мог почувствовать себя уютно и легко.
Город делился на три части: внутреннюю, центральную, и внешнюю, которая была куда больше, но зато не такая красивая. Части города были отделены друг от друга высокими стенами. Альфред, изучая внешний город, сразу понял, что в нем жили менши. Но что случилось с ними, когда сартаны уснули? Из того, что он видел, ответ получался лишь один, и довольно жестокий. Хотя сартаны быстро восстанавливали город, до сих пор было видно, что в этой части города шли ожесточенные сражения. Окна в домах были выбиты, стены кое-где обрушились. Изорванные вывески, написанные по-гномьи, по-человечески и по-эльфийски, валялись на мостовой.
Альфред печально смотрел по сторонам. Неужели это сделали сами менши? Исходя из того, что он знал об их воинственной натуре, это вполне могло быть. Но почему сартаны не остановили их? Потом он вспомнил образы ужасных существ, которых он видел в сознании Самаха. Что это были за существа? Еще один вопрос. Слишком много вопросов. Почему сартаны ушли в анабиоз? Почему они отказались от ответственносги за этот мир и за остальные созданные ими миры?
Он стоял на выходящей в вечерний сад террасе дома Самаха и думал, что это, должно быть, ужасный недостаток – задумываться о таких вещах, и что, наверное, этот недостаток и не дает ему быть счастливым. Наконец-то у него было все, о чем раньше он мог лишь мечтать. Он нашел свой народ, и они оказались такими, как он надеялся – сильными, решительными, могущественными. Они были готовы исправить все зло в мире. Тяжкий груз возложенной на него ответственности оставил его. Теперь он был не один, печально спросил он у себя.
– Что же во мне не так?
– Я однажды слышала о человеке, – послышался голос, – который много лет провел в тюремной камере. Когда же наконец двери камеры открылись и этого человека выпустили на свободу, он побоялся выйти. Он боялся свободы, боялся света и свежего воздуха. Он предпочел остаться в своей темной камере, потому что ее он знал. Ведь там он был в безопасности.
Альфред повернулся и увидел Олу. Она улыбалась ему. Ее слова и голос были такими ласковыми! Альфред видел, что ее действительно заботит его неприкаянность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});