Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды в присутствии целой группы ученых Рэди и его ассистент проглотили желчь и слюну гадюки. Оба остались здоровыми, и тем самым было доказано, что мнение Рэди было правильным и что ни в желчи, ни в слюне гадюки яда нет.
Помощника Рэди звали Якоб Строцци, он был родом из Тессина. Когда его шефа заподозрили, будто он перед тем, как произвести на себе известный опыт, принял противоядие и таким образом яд, содержавшийся в змеиной желчи и слюне, не мог оказать своего действия, Строцци заявил, что проглотит столько желчи ядовитых змей, сколько будет угодно противникам Рэди. Такой же опыт на себе он проделал и со слюной гадюки. Он взял большую, как он сам позднее выразился, «бешеную» гадюку, обмыл ее пасть и зубы вином и затем выпил это вино. Тот же опыт он потом повторил с тремя другими ядовитыми змеями. Эти эксперименты вызвали в то время большое удивление, и их посчитали достаточными для доказательства того, что в выпитом Строцци вине не могло быть никакого змеиного яда, иначе Строцци непременно бы умер. Но теперь известно, что вывод был неправильным и что Строцци умер бы, если бы у него случайно оказалась на губах или во рту какая-либо ранка, через которую яд мог проникнуть в кровь.
Строцци рассказал потом про вкус змеиного яда. Он нашел, что яд напоминает своим вкусом сладкий миндаль, и утверждал, будто может, не раздумывая, проглотить целую ложку его. Рэди подтвердил, что Строцци действительно неоднократно принимал яд гадюки без какого-либо вреда для себя.
К другому мнению пришел английский врач Ричард Мид, бывший в свое время, то есть в первой половине XVIII века, одним из самых авторитетных и опытных врачей. Ричард Мид тоже решился провести эксперименты с ядом гадюки на самом себе. Позже он заявил, что пробовать яд гадюки небезопасно и что когда он сделал это, то потом раскаялся, так как «расплата за смелость не заставила себя ждать: язык опух, и в нем появилась боль».
Затем следует упомянуть итальянского врача Феличе Фонтана, жившего несколькими десятилетиями позже. Фонтана преподавал в Пизе и во Флоренции. Его перу принадлежит одна очень ценная работа о змеином яде. В ней он высказал правильные мысли об укусе ядовитых змей и заявил, что яд проникает в прокушенные места через отверстия в определенных зубах змеи. Его тоже заинтересовало, какой вкус у яда гадюки, и Фонтана также проделал опыты на самом себе, хотя и знал, что это не всегда безопасно; экспериментатор «может иметь ранку на языке, сам не подозревая об этом». Фонтана был очень осторожен при проведении опытов на себе, о которых писал так:
«На стеклянную пластинку я капнул каплю змеиного яда, разбавил ее десятью-двенадцатью каплями воды и потом слегка коснулся полученного раствора языком. Сначала я ощутил только холод, но никакого особого вкуса не было. Я подождал немного, думая, что должно возникнуть жжение или такое ощущение, какое вызывают кислоты и другие едкие жидкости. Потом я провел языком по губам, деснам и по нёбу, чтобы лучше почувствовать вкус яда. Но я снова не ощутил никакого особого вкуса. Это придало мне мужества, и я несколько раз повторил опыт, причем с каждым разом я прибавлял к яду все меньше и меньше воды. И все-таки я не нашел в яде ни какого-либо особого запаха, ни вкуса. Это была безвкусная жидкость.
Тогда я взял весь яд, какой только смог выжать у одной гадюки, и рискнул попробовать его без воды. Я смочил ядом губы и сильно натер им кончик языка, потому что именно здесь вкус больше всего ощущается. Теперь я нашел яд несколько более крепким и более густым, чем было до сих пор, когда я разбавлял его водой, но ничего острого, обжигающего, то есть никакого определенного вкуса, в нем не было. Однако он все-таки не так безвкусен, как, например, колодезная вода».
Многие насекомые тоже ядовиты, и их укус может иметь неприятные последствия. Русский исследователь Павловский, преподававший сравнительную анатомию в Военно-медицинской академии в Ленинграде, много занимался вопросом о ядовитых животных. Делал он это частично один, частично вместе с таким же выдающимся специалистом в этой области А.К. Штейном, директором Главной клиники Ленинграда. Так вот, на юге России водится паук тарантул, который, как и скорпион, известен своей ядовитостью. Когда Павловский узнал однажды, что в Южной России от укуса тарантула умер солдат — впрочем, позднее это не подтвердилось, — он решил, что необходимо изучить ядовитость тарантула. В 1929 году он вместе с профессором Штейном выполнил это намерение. Один студент-медик согласился ради эксперимента посадить тарантула себе на грудь. Опыт повторяли несколько раз, и оказалось, что паук не в состоянии прокусить кожу человека. Он смог лишь мало-помалу захватить своими челюстями небольшой участок кожи и поранить ее поверхность. Следствием этого оказались ярко-красные полосы и общее покраснение затронутого участка кожи, которое продержалось сутки и затем исчезло. Укушенные места очень болели, хотя, как уже отмечалось, был затронут лишь роговой слой кожи. Этот опыт показал, что худая слава тарантула неоправданна и его укус не может быть причиной тяжелого заболевания или даже смерти человека, но все же не исключено, что отдельные люди могут особенно остро реагировать на укус этого паука. Достаточно только вспомнить об аллергических явлениях, которые могут вызвать у некоторых людей сильнейшую реакцию.
Сократов кубок с цикутой
Количество ядов бесконечно велико, и действие каждого из них было испытано врачами в многочисленных опытах. Врачом, который проделал такие эксперименты на себе не только с одним каким-либо ядом, но и с целым рядом ядовитых веществ, казавшихся подходящими для использования в медицине, был знаменитый Антон фон Штерк. Родившись в Вюртемберге, он ребенком попал в Вену, воспитывался там в сиротском приюте для бедных, а затем под руководством Ван Свитена получил звание доктора медицины и как ученый приобрел большой авторитет. Он написал несколько работ об опытах на себе. Эти работы были опубликованы в Вене на латинском языке и затем переведены на немецкий и английский.
Яды, которыми он занимался, были: яд цикуты{41} (тот яд, который принял Сократ, когда его осудили на смертную казнь «за развращение молодежи»); альпийская трава аконит, в клубнях которой содержится сильный яд;{47} известный осенний безвременник, цветущий поздним летом на всех лугах, яд которого{48} в состоянии вызывать холерину{49} и даже паралич дыхательных центров и который раньше превозносили как средство от подагры; ломонос,{50} охотно применяемый в декоративном садоводстве, несмотря на ядовитость; белена, которая содержит такой яд,{51} что даже в малых дозах он одурманивает, и некоторые другие травы, описанные в травниках XVIII века. Штерк занимался всеми этими травами, делая настойки, и пил их, хотя и знал, что имеет дело с ядовитыми и очень опасными растениями.
Его примеру последовали затем другие врачи, которые также стали производить на себе опыты с ядовитыми растениями, минеральными веществами, растворами и прочими всевозможными субстанциями. Поле для экспериментов было достаточно обширно, и предшественники современной химии старались производить на себе опыты с такими веществами, взятыми из мира растений и минералов, которые применялись в народной медицине и казались полезными также и ученым медикам.
Среди этих медиков следовало бы назвать, например, Ладзаро Спалланцани, одного из самых знаменитых и оригинальных естествоиспытателей XVIII века. Хотя среди его многочисленных и крупных работ опыты с лекарственными средствами на самом себе занимали незначительное место, они все же заслуживают того, чтобы быть хотя бы упомянутыми здесь. Примерно к тому же времени относятся также и опыты на себе, проведенные Джозефом Коллинзом, ставшим последователем Штерка и, подобно ему, испытавшим на себе действие целого ряда ядовитых растений.
Фармакологи древности очень много занимались уже упоминавшейся цикутой, а когда, наконец, удалось добыть из этого растения кониин{41}, интерес к цикуте повысился еще больше. Во многих экспериментах была испробована физиологическая действенность кониина, про который думали, что он мог бы иметь большое значение и как лекарство. В результате опытов скоро было установлено, что этот наркотик вызывает смерть животных от паралича дыхательных мышц, но влияние его на человека еще не было известно. Поэтому примерно в середине XIX века три венских студента-медика приступили к опытам. Каждый из них проделал на себе по 9 опытов, то есть в целом получилось 27 опытов. Они принимали кониин в количестве от 0,003 до 0,08 грамма.
После опытов медики сообщили, что кониин — яд острого вкуса, он вызывает сильное жжение во рту, от него першит в горле и обильно выделяется слюна. Поверхность слизистой оболочки языка оказалась в отдельных местах поврежденной так, что сосочки выступили заметнее, а язык как бы онемел и стал бесчувственным. Студенты рассказывали, что независимо от дозы яда, принятого тем или иным из них, у каждого уже через три минуты после начала опыта голова и лицо становились горячими, сознание затемнялось, появлялось ощущение тяжести в голове. Затем эти ощущения заметно усиливались, появлялось головокружение и становилось невозможным думать и концентрировать свое внимание на каком-либо определенном предмете. Такое состояние сопровождалось сонливостью, плохим настроением, как при настоящем похмелье, причем так продолжалось и на следующий день, хотя и в более слабой степени. Зрение ухудшилось, все предметы расплывались, зрачки расширились, слух ослаб настолько, что казалось, будто уши заткнуты ватой, чувство осязания притупилось, а кожа стала как бы пушистой и по ней бегали мурашки.