Молодая княгиня успокоилась. – Пусть себе щупает разных девок, – решила она, – зато я избавлена от грехов и хлопот! Не будет новых горестей! Ведь так тяжело терять малых детей! – Княгиня глянула на свою пятилетнюю белокурую дочь Елену, игравшую с большим пушистым игрушечным медведем, которого смастерил княжеский плотник Пучко, славный мастер, умевший делать едва ли не все, и смахнула набежавшую слезу. За годы супружеской жизни она уже потеряла троих детей, умерших в самом младенчестве и болезненно переживала каждую смерть. Молодой князь Дмитрий тоже страдал от этого и, возможно, потому избегал, порой, близости со своей супругой. Когда родилась красивая девочка, окрещенная Еленой, все боялись, что и ее постигнет судьба несчастных младенцев. Но, к всеобщей радости, девочка оказалось достаточно крепкой и вот теперь, радуя мать, весело лепетала.
Князь Дмитрий ежедневно встречался со своей женой на утренней трапезе. Но в остальное время она его почти не видела: молодой князь занимался повседневными делами, часто пребывал вместе с отцом на княжеских судах и советах, где восседал по правую руку от отца в таком же большом княжеском кресле, выслушивая тяжущихся или высказывания бояр. Старый князь Роман готовил своего сына на брянский «стол», и тот, фактически, был соправителем отца, порой, даже замещая его при необходимости.
Вот и теперь князь Роман хотел оставить вместо себя в городе не воеводу, но сына.
Молодая княгиня, узнав о готовившейся поездке князей в Орду, тоже очень не хотела, чтобы ее супруг уезжал. – Зачем вы едете вдвоем? – возмущалась она за утренней трапезой. – Ведь твой батюшка отвечает за удел, а не ты! Неужели это так необходимо?
– Мой батюшка стар, – отвечал тогда князь Дмитрий, глядя на сверкавшее разноцветными камнями ожерелье. – Неизвестно, как он один доберется до Орды! Мне стыдно отставлять престарелого отца без помощи! А дружина и слуги – это не сын! Однако ты бы спрятала, Аксиньюшка, эту красивую вещицу! – он указал рукой на ожерелье. – И одевала бы ее в праздничные дни! Не дай Бог, увидит это богатство какой-нибудь недобрый глаз и навлечет на нас тяжкую беду! Вот вернусь домой из далекой Орды, тогда и носи этот подарок без опасности!
Княгиня перекрестилась и, наклонив голову, стала снимать с себя ожерелье.
– Хорошо, что это не видел батюшка! – подумал, успокоившись, князь Дмитрий. – Он бы тогда ни за что не взял меня с собой!
Князю-отцу он же ответил достаточно спокойно и убедительно. – Я не привык прятать свою голову от опасностей, – молвил он. – Если будет нужно, я сам расскажу царю всю правду о том разбойном деле! Государь скорей поверит мне, очевидцу, чем тебе! Кроме того, он может подумать, что я скрываюсь от его гнева за брянскими стенами!
Старому князю нечего было возразить на это, и вот они поехали к татарам.
Середина мая была хорошим временем для поездки. Уже не было холодно, как ранней весной, да и жара не одолевала. Дорога была опасной, полной неожиданностей, поэтому тяжелые железные кольчуги и броня не снимались до самого Сарая. Ехали по привычной для них дороге – сначала на юго-запад, в сторону Чернигова, а затем уже поворачивали на юг. Две сотни отборных княжеских дружинников охраняли князя и обоз, в котором везли серебро и меха – ордынскую дань и подарки хану, его женам и приближенным.
Двигались не спеша и только днем. Ночью отдыхали, выставив охранение и, хорошо выспавшись на устланных мягким войлоком телегах, отправлялись поутру дальше. Строгая дисциплина была обязательна для воинов и неукоснительно соблюдалась. Малейшая утрата бдительности грозила гибелью каравана и его разграблением. Летучие татарские отряды не один раз появлялись перед брянскими воинами, но, видя их хорошую выправку и готовность в любой миг дать отпор, малочисленные степные хищники даже не пытались их дразнить, выпуская наугад стрелы, а лишь прицокивали языками и, что-нибудь прокричав, также внезапно исчезали, как появлялись.
Так обоз брянского князя Романа Глебовича достиг к концу мая ордынской столицы Сарая. Правда, непосредственно перед городом брянцев остановил большой конный отряд ордынцев. Однако их мурза, узнав русского князя и услышав из его уст о цели поездки, не препятствовал им свободно въехать в город.
Князь Роман снова поселился в привычной для него большой гостевой юрте, в которой он ежегодно останавливался, а с ним рядом – его сын. В другой большой юрте, примыкавшей к княжеской, расположились брянские дружинники. Боярин Мирко Стойкович с сыном Борилом поселились в передней комнатке молодого князя Дмитрия.
Как только все устроились, князь Роман послал боярина Мирко с подарками к всесильному ханскому вельможе Субуди. – Я возьму с собой сына, княже, – сказал, собираясь в недальний путь, брянский боярин. – Надо познакомить моего Борила со знатными ордынскими людьми. Мой сын уже не младенец. Пора ему помогать своему батюшке! – И он с гордостью посмотрел на тридцатичетырехлетнего красавца-сына, русоголового, с большущей окладистой бородой.
До самого вечера ждал князь Роман возвращения боярина, а сам, тем временем, принимал гостей.
В этот день у него побывали знатные татары – мурзы Ахмыл и Халцагай. Последние, прослышав о приезде брянского князя и зная о его щедрости, не дали ему отдохнуть с дороги и часа, нагрянув вскоре после ухода боярина Мирко. Бесцеремонно отстранив руками княжеских дружинников, охранявших юрту своего князя, они вошли в покой как раз в тот момент, когда князь задремал.
– Салям тебе, коназ Ромэнэ! – выкрикнули они. – Вот ты снова в нашем славном Сарае!
– Салям и вам, почтенный мурза Ахмыл и славный мурза Халцагай! – ответил, поднимаясь со своего ложа, князь Роман, одетый в богатый татарский, зеленого цвета, халат, расшитый павлинами. Он встал, подошел сначала к старшему – мурзе Ахмылу – и обнял его, а затем проделал то же самое и с его младшим спутником.
– Мы рады тебя видеть! – весело сказал, щуря свои и без того узенькие глаза, мурза Ахмыл. – Мы так скучали по тебе, брат!
– Также и я, мои славные гости, – кивнул головой князь Роман. – Садитесь! – Он указал рукой на большой мягкий диван и хлопнул в ладоши. В покой вбежал княжеский слуга. – А ты, Бенко, – распорядился князь, – беги к почтенному Джаруду. Пусть тащит сюда плов, доброго барашка и лучший кумыс, словом, он сам знает, что нужно для добрых гостей. На вот тебе, – князь вытащил из-за пазухи мешочек и достал из него слиток серебра, напоминавшего по форме небольшую грушу. – Отдашь этому Джаруду…
– Слушаюсь, княже! – крикнул слуга.
– И позови моего сына Дмитрия. Пусть поближе познакомится со знатными людьми! Беги же, Бенко.