этажа дома напротив.
Егоров зашел в ближайшую квартиру, отыскал подходящую позицию, пожалел, что у него в руках не СВД, тогда можно было бы выстрелить из глубины комнаты. Он углядел снайпера в солнцезащитных очках, который и не таился, решив, что с Егоровым покончил, и теперь выцеливал второго, как скорпион, прятавшегося в развалинах. Вася быстро вскинул автомат, переключив флажок на одиночную стрельбу.
В людей ему стрелять не приходилось, но боль в спине подсказывала, что с ним и с Горюновым церемониться не станут. Егоров отчетливо увидел, как снайпер вскинул обе руки, словно хотел обнять кого-то напоследок, и запрокинулся назад, исчезнув из поля зрения.
Вася тут же резко присел, и в глазах потемнело от боли. Он вспомнил про машины, о которых твердил Горюнов. Тут же услышал обоюдную стрельбу. Как свинцовый разговор. Один автомат спрашивал, другой внахлест, перебивая, отвечал.
— Ох, Горюнов, — Вася отполз к дверному проему квартиры и, вскарабкавшись по железной лестнице, держась одной рукой, проник на крышу через люк с сорванной с петель дверцей.
По крыше он перемещался ползком. Под животом хрустела белая крупная галька, которой от жары засыпают крыши домов в Сирии. Увидел машины — два белых пикапа, один из которых вдруг начал движение. Вася прицелился и выстрелил по колесам. Он был уверен, что пробил задний правый скат, но пикап продолжил движение, тогда майор выстрелил и по второму заднему колесу, а затем, не дожидаясь, когда машина отъедет слишком далеко для выстрела, пробил и переднее правое, которое видел отчетливо.
Из машины выскочили двое и бросились бежать. Но только Горюнов знает курда в лицо.
— Где же Горюнов? — Вася завертел головой и прислушался.
Ему показалось, что интенсивность стрельбы возросла. «Надо бы пойти к нему», — вяло подумал он, чувствуя сильный спад. И все же он стал слезать с крыши. С ужасом посмотрел на провал лестницы, который надо преодолеть. Кое-как его перепрыгнув, едва не потерял сознание от боли. Высунулся из подъезда. Никого не увидел и вспомнил про рацию. Нажал код и кнопку PTT[12]:
— Напарник, ты где? — Вася не решился назвать его по имени и отпустил кнопку.
Рация молчала. Василий повторил вызов, и рация ожила, зашипела. И без того хрипловатый голос Петра прозвучал совсем сипло.
— Погоди, — сказал он то ли Васе, то ли еще кому-то. И раздался такой отборный мат, какого майор не ожидал услышать от Горюнова. Да и вообще витиеватость поражала.
— Силен мужик, — хмыкнул Василий и прикинул, к кому так залихватски мог обращаться «напарник».
— Ты где? — спросил в рацию Петр.
— Около дома с акацией. Меня зацепило тут.
— Сейчас буду.
Он прибежал, уже не таясь, из чего Егоров заключил, что спецназовцы все-таки отыскали дорогу и матерился полковник именно в их адрес.
— Чего тут у тебя?
Горюнов был абсолютно белым от пыли и напоминал Пьеро. Продольные морщинки около рта на худощавом лице добавляли минорности образу. Вася догадывался, что и сам так выглядит.
— Поворотись-ка, сынку, — шутливо попросил Петр, заметив кровь.
— Ну? — поторопил майор, переминаясь с ноги на ногу, ожидая «медицинского» вердикта.
— Да не дергайся ты! По касательной вроде. Надо куртку распороть. Ты мне камуфляж испортил.
— Вот же ведь скаредный человек. Ай! Ты меня режешь, а не камуфляж.
— Спокойно, больной. Ну пощекотал слегка ножичком…
— Коновал!
Подошел спецназовец, пряничный человечек в пыли, сходство еще усиливало то, что одет он по-тяжелому, здоровенный, неповоротливый, обвешанный оружием. Приблизился спецназовец к Егорову с фасада, но видел расстроенное лицо Горюнова.
— Заставь дурака богу молиться, он и лоб расшибет, — отчего-то вдруг не арабскую, а русскую поговорку припомнил Горюнов. Видно, для каждой аудитории у него свои прибаутки и лингвистические изыски.
— Я же тебе говорил, — забасил пряничный человечек и достал из кармашка разгрузки замызганный листок в клетку. — Вот же написано. Кто написал?
— Руки оторвать тому, кто написал, — прокомментировал задумчиво Горюнов, рассматривая рану на спине. — Пропахала кожу и выскочила пулька. Вот она, — он что-то нащупал в складках изрезанного камуфляжа. — И даже не сильно деформировалась. На излете была, притормозила о твою выдающуюся лопатку и, кажется, о лямку разгрузки.
В поле зрения Васи появилась грязная окровавленная ладонь Горюнова, на ней лежал комочек, оставшийся от пули. Майор забрал его, рассмотрел и подумал, что «выдающаяся лопатка» приняла на себя значительную часть удара, но вслух это говорить не стал. Он отвлекся на клочок бумаги в руках спецназовца, пригляделся к почерку.
— Петя, а это случайно не твой почерк?
— Тебе-то откуда знать? — разозлился Горюнов. — Может, это Мироша, как курица лапой, нацарапал? Глаза-то им на что? Элементарное название прочесть не могут. Ах ты! — вдруг воскликнул он.
— Что там, что? — завертел головой Егоров.
Горюнов что-то искал на земле, руки у него были в крови и пыли.
— Я уронил, — расстроенно сообщил он. — Кажется, это был кусок от твоей лопатки. Осколок кости я вытащил из раны и вот… — он развел руками. — Я сначала подумал, что это кусок бетона, а потом понял…
— А зачем он тебе? — вскинул брови Вася. — Уж не думаешь ли ты его обратно пришпандорить?
Они оба улыбнулись и тут же начали смеяться. Вася ойкал от боли. Спецназовец покачал головой:
— Вы, парни, безбашенные. Ты хоть руки помой, в ране он копается, — парень снял флягу с пояса. — Давай полью.
Когда полковник