документа показывает, что несмотря на заверения Ибрагима о стремлении снискать покровительство России (эти заверения и служили стержнем его дипломатической игры, призванной максимально отдалить дату выдвижения и поколебать решимость войск императрицы), основной своей опорой в Карабахе русские представители видели не в нем, а в армянских меликах. Последнее обстоятельство, впрочем, не очень-то помогло ни самим меликам, ни делу, которому они служили.
Вскоре после этого рапорта, как свидетельствует другой документ, датированный 26 марта того же года, Абов был выпущен на свободу.
О заточении Абова и злоключениях, которые он претерпел в Шушинской крепости, упоминает и Гандзасарский католикос Ованес hАсан-Джалалян в письме к Павлу Потемкину от 4 мая 1784 года. Из письма становится известно, что в западню, устроенную Ибрагимом, попал не только Абов, но и его верный друг и соратник мелик Меджлум. В заключении, как с болью пишет тот же Ованес hАсан-Джадалян, Абов и Меджлум пробыли несколько месяцев, подвергаясь множественным пыткам.
Наконец, как нам кажется, именно об этмом заточении Абова говорит Иосиф Аргутинский в составленной им же самим исторической справке о карабахских меликах от 23 января 1790 года: "Шушинский хан, усмотря частые посылки помянутаго ген. Потемкина, движение и соединение меликов и каталикоса их Иоанна, предоставил удобному случаю обличить и наказать их, а как при этом, видя, что никакой и помоши им со стороны России не делают, поставя оное удобнейшим случаем, забрал под стражу мелика Абова и конфисковал его имение без остатку".
Информация о конфискации "имения" Абова, вероятно, не совсем достоверна, ибо еще 20 мая 1785 года, то есть через год после освобождения Абова и за 5 лет до появления справки Аргутинского Ованес hАсан-Джалалян писал ему, отвечая, по-видимому, на ранее заданный вопрос: "Что же касается, якобы мелика Абова деревня взята в полон, сие ложно, а несколько душ и скота уведено и ныне с ними находится добропорядочно".
Вообще, надо сказать, информация о событиях и деятелях конца XVIII века не менее противоречива, чем данные о более ранних периодах меликской истории Карабаха. Вышеприведенные высказывания Аргутинского и католикоса Ованеса относительно захвата владений Абова шушинским ханом являются одним из многих образцов такой противоречивости. С еще одним примером подобного рода мы сталкиваемся при изучении сообщений различных источников об обстоятельствах освобождения тех же Абова и Меджлума из Шушинской крепости в 1787 году. Если вы помните, согласно Раффи, обретение свободы Абовом и Меджлумом явилось следствием вызволения их из Шушинской крепости тремя джрабердскими храбрыми военначмьниками.
В известном рапорте Бурнашева Потемкину, отрывок из которого мы приводили чуть ранее, говорится о побеге Абова из Шуши. О своем побеге из Шуши говорят и Абов с Меджлумом в прошении Екатерине II от 29 января 1788 года. Почти те же самые слова меликов повторяет Аргутинский в своей исторической справке. Все указанные документы явных противоречий со сведением Раффи не содержат. Но вот перед нами еще один документ, который противоречит не только сведению Раффи, но и всем указанным выше источникам. Это рапорт Бурнашева Потемкину, написанный в Тифлисе 8 июля 1787 года.
В этом рапорте Бурнашев со слов прибывшего к нему из Карабаха сына мелика Бахтама Дизакского сообщает: "…Гандзасарский патриарх и все мелики забраны были Ибрагим-ханом под караул, последние жестоко будучи изтезаемы мучениями, признались и отдали письмы, полученные ими от в. Высокопр. И все подарки. Патриарх от страха умер, все имеиие его взято и утвары црковные разграблены.
Теперь армяне там в крайнем угнетении.
Ибрагим-хан, взяв от меликов по 15000 руб., освободил их".
Как было уже сказано, данный документ противоречит всем ранеприведенным нами, в том числе и рапорту того же Бурнашева Потемкину от 14 сентября 1787 года, в котором сообщается о побеге Абова и Меджлума, а не освобождении вследствие передачи выкупа Ибрагиму. Дальнейшее развитие событий говорит о несоответствии действительности последнего сведения. Освобожденным вследствие уплаты выкупа Абову и Меджлуму незачем было опасаться хана и укрепляться в своих крепостях, а потом просить у грузинского царя разрешения переселиться в его страну.
Внимательное прочтение только что приведенного отрывка выявляет еще несколько противоречий с доступными нам документами той эпохи. Так, в сведении, записанном Бурнашевым со слов сына мелика Бахтама, говорится об аресте всех меликов. Между тем, другие источники в частности Аргутинский, подтверждает арест лишь Абова, Меджлума и Бахтама. Правителей двух других меликств хану незачем было арестовывать, ибо они были верными ему людьми. Противоречат другим источникам и сведения об обстоятельствах гибели Ованеса hАсан-Джалаляна. В своей справке Аргутян причиной смерти патриарха называет отравление. То же самое утверждает Лео, ссылаясь на сборник "Собрания актов, относящихся к обозрению армянского народа". Сведение о смерти патриарха вследствие страха, очевидно, было слухом, запущенным сторонниками хана в целях нагнетания паники и ослабления боевого духа сподвижников Ованеса в борьбе против Ибрагима.
Вышесказанное заставляет нас критически относиться к исторической значимости исследуемого документа, появившегося на свет вследствие рассказа эмоционального, возбужденного человека, и принять за правду подтверждаемое несколькими разными источниками сведение о побеге Абова и Меджлума из Шуши.
Как вы помните, мы отклонились от нашего повествования после цитаты отрывка из рапорта Бурнашева от 14 сентября 1787 года, из которого становится ясно, что за день ранее написания этого рапорта к ним в лагерь при Гандзаке прибыли посланцы Абова и Меджлума с просьбой о помощи. Факт нахождения Ираклия и Бурнашева близ Гандзака нуждается в разъяснении. Как известно, Ираклии еще со времен нахождения у него мелика Овсепа имел верховенство над Гандзаком, правители которого периодически высказывали неповиновение, вынуждая его каждый раз прибегать к карательным мерам. Поход 1787 года был очередным актом устрашения и попыткой подавления непокорности Гандзака. Но на этот раз ситуация была несколько иной, поскольку предполагалось, что после Гандзака Ираклий поведет свое войско на Шуши, ибо, как пишет Лео: '"Турки Казаха и Шамшадина, которые были его подданными, воспользовались успехами пан-исламского движения (имеются в виду инициированные турецкими эмиссарами волнения северокавказских горцев, а также участившиеся набеги дагестанских ханов на Грузию. – авт,), переселились в Карабах и Ибрагим-хан не хотел возвратить их на свои места".
Поход Ираклия и Бурнашева был начат в августе 1787 года, а уже к середине следующего месяца в их разбитый неподалеку от Гандзака лагерь прибыли посланцы двух восставших против Ибрагима армянских меликов. О том, как разрешилась просьба Абова и Меджлума, мы узнаем из еще одного, также принадлежащего перу Бурнашева, документа. На сей раз это его донесение Потемкину от 26 сентября 1787 года: "В последование рапорта моего в. высокопр. От 14 сего месяца, имею честь донести: