А пока Фидель наслаждался своей победой: после двух десятилетий усилий он наконец-то сумел экспортировать свою революцию. Для начала власть взяла сандинистская хунта, вплоть до избрания в 1984 году Даниэля Ортеги президентом. До того момента он являлся «координатором» вышеупомянутой хунты.
Его брат Умберто был назначен министром вооруженных сил, а Томас Борхе стал министром внутренних дел, Хайме Уилок – министром сельского хозяйства, Генри Руис – министром внешнеэкономического сотрудничества. Балларо Арсе назначен координатором Политической комиссии национального руководства СФНО, а Карлос Нуньес Тельес стал председателем Национальной ассамблеи Никарагуа[24].
Кадры ликования жителей Манагуа непременно напомнили Фиделю сцены его собственного триумфального вступления в Гавану двадцать лет назад. Оставаясь на Кубе, он продолжал давать негласные советы сандинистской хунте. Чтобы не вызвать подозрений – и раздражения – Вашингтона, он не высовывался, вел себя как шпион – профессионал в своем ремесле. Он выжидал целый год, прежде чем отправиться в Никарагуа, место одного из самых громких его успехов.
* * *
И вот двенадцать месяцев спустя мы летели в Манагуа на президентском самолете, на борту которого, помимо Фиделя и всего его эскорта, находились главный шпион из Американского департамента Барбаросса (Мануэль Пинейро) и колумбийский романист Габриэль Гарсия Маркес, будущий лауреат Нобелевской премии по литературе. Открывшийся в иллюминаторах вид Манагуа с рядом вулканов правильной геометрической формы был столь же ослепительным, сколь и неожиданным.
Визит продолжался неделю. Фидель решил объехать всю страну, как ранее в Чили, при Сальвадоре Альенде. Он хотел везде видеть «свою» победу. Наш кортеж останавливался в самых мелких деревушках, точно так же, как в главных городах: Эстели, Леоне, Матагальпе, Гранаде, Ривасе, Масае. Однажды мы заехали даже в Блуфилдс на атлантическом побережье: дорога заняла шестнадцать часов. Фидель увеличивал количество выходов в толпе – и я тоже, всегда следуя в метре за ним! Чтобы лучше слиться с массой, я сменил свою форму на гражданскую одежду и благодаря этому мог сойти за местного жителя.
Это путешествие было богато впечатлениями. Однажды мы поднялись на вершину вулкана Масая, одного из самых активных в стране. Вид озера лавы на дне кратера был грандиозен. На следующий день мы поехали в Гранаду, на берег озера Никарагуа, где наши хозяева подманивали акул-бульдогов (редкий вид пресноводных акул), бросая в эту огромную лагуну большие ведра с ярко-алой кровью.
Но самым ярким воспоминанием стал военный парад по случаю годовщины победы сандинистов, состоявшийся 19 июля 1980 года. Карлос Андрес Перес, президент Венесуэлы, социал-демократ и друг Фиделя, тоже на нем присутствовал. Так же как Майкл Манли и Морис Бишоп, премьер-министры Ямайки и Гренады. Приехал и глава испанского правительства Фелипе Гонсалес. На трибуне для официальных гостей я, как обычно, находился в непосредственной близости от Фиделя. Парад начался с прохождения бронетехники и джипов, за которыми прошли пехотинцы никарагуанской армии. И вдруг, к всеобщему удивлению, появился взвод юных – даже слишком юных – бойцов-добровольцев. За время моей службы я никогда не видел ничего подобного: некоторые из этих мучачос – ребятишек – едва достигли десятилетнего возраста; тем, что постарше, было лет по пятнадцать. Их было человек шестьдесят. Их автоматы казались слишком тяжелыми и непропорционально большими. Эта картина навсегда врезалась в мою память. И даже сегодня, тридцать пять лет спустя, при мысли об этих детях-солдатах, ровесниках моего сына, у меня по коже бегут мурашки. Помню, стоя на трибуне, я краем глаза незаметно посмотрел на реакцию Фиделя: он сидел с непроницаемым каменным лицом.
А сюрпризы еще не закончились! В тот же вечер сандинисты отвели Фиделю самое лучшее жилье, какое только имели: в еще недавно принадлежавшем клану Сомоса жилом комплексе из восьми или десяти вилл, стоявших вокруг бассейна. Фидель занял самую большую. Сектор был окружен решетчатым забором, а его, в свою очередь, окружали густая растительность и участок влажного леса, откуда вечером доносилось ритмичное кваканье лягушек. На въезде в поселок – военный пост с никарагуанскими солдатами, весьма малоопытными в сравнении с нами, кубинцами, у которых за плечами два десятка лет практики.
В тот вечер Фидель приехал на отведенную ему виллу ровно в двадцать часов. Я сразу реорганизовал охрану места, для начала выставив позади дома Команданте одного из наших; сам я занял наиболее важную позицию: перед главной дверью. Я, как обычно, велел водителям президентских автомобилей, чтобы они готовы были к выезду в любой момент, и, наконец, проконтролировал охрану, проследив, чтобы никарагуанские часовые были правильно расставлены кольцом вокруг дома. Потом я вернулся на крыльцо дома, где разговорился с сандинистским солдатом.
И вдруг – бах! С опушки леса донесся звук выстрела. Короткая пауза, потом снова: бах! Через долю секунды началась интенсивная стрельба. Бах! Бах! Бах! Бах! Тра-та-та-та! Это продолжалось бесконечные пятнадцать секунд. Кто-то крикнул: «Прекратить огонь!» Пальба стихла. Я тут же бросился узнавать, в чем дело. Я ожидал увидеть по меньшей мере одного плавающего в крови убитого или раненого. Но выяснилось, что один часовой оказался чересчур нервным и испугался, услышав, как хрустнула ветка под копытом проходившей мимо коровы. Он выстрелил, а его пример оказался заразительным и спровоцировал общую пальбу. Поражаясь такому непрофессионализму никарагуанцев – и одновременно веселясь, – я вернулся к Фиделю, уже ждавшему меня на пороге.
– Санчес, что происходит?
– Ничего, Команданте. Один никарагуанец испугался коровы, спросил: «Кто идет?» Она возьми да и ответь ему: «Это я, корова». А он схватил винтовку, пальнул, ну, тут и все запаниковали.
Я редко слышал, чтобы Фидель хохотал так громко и весело, как в тот раз.
* * *
Проведя в Никарагуа неделю, мы вернулись на Кубу, где нас ждали другие торжества, в первую очередь национальный праздник – двадцать седьмая годовщина штурма казармы Монкада 26 июля 1953 года. Я едва успел обнять жену и детей и уже мчался в город Сьего-де-Авила, в четырехстах километрах к востоку от Гаваны. Свою речь перед собравшимися жителями, размахивавшими кубинскими флагами, Фидель начал следующими словами:
– Соотечественники! Происходят важные события. В прошлом году мы отмечали наш национальный праздник через неделю после великой победы сандинистов, и в нем участвовали многочисленные командиры никарагуанских бойцов, приехавшие на Кубу (аплодисменты). В этом году связи между двумя нашими народами еще больше упрочились (аплодисменты). Мы только что вернулись из Никарагуа. Поэтому мы непременно поговорим об этой стране. То, что в ней происходит, касается всех латиноамериканцев. Представьте себе значение и оцените всю нашу радость, энтузиазм, оптимизм, волнение при виде второй страны Латинской Америки, освободившейся от империализма (аплодисменты), к которой следует прибавить и третью – Гренаду (аплодисменты). Теперь уже нас трое – решительно и окончательно сбросивших империалистическое иго (аплодисменты).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});