Помимо иерархичности, новое мышление должно было быть непременно массовым, и потому Марио Миссироли писал: «Фашизм — это национализм широких масс». Правый либерал Антонио Саландра указывал на огромную социальную маневренность национализма: «Не существует единой свободы; свобод столько, сколько человеческих способностей и характеров». Об огромной подвижности национализма и его способности быстрее, чем любая другая идеология, отвечать на насущные потребности современности писал также Франческо Коппола. В этой же связи Луиджи Сальваторелли очень метко подмечал метафизическую сущность национализма, потому что его главным оружием является «динамический консерватизм». О способности национализма моментально поднимать огромные пласты человеческой психики, изумительно расставляя все акценты на инстинктивном уровне, свидетельствовал Маурицио Маравилья: «Настоящим отражением души народа является армия, а не парламент». В этом же духе у Энрико Коррадини: «Националистом можно стать одним путем — империалистическим путем!»
О принципиальных различиях между национализмом и патриотизмом, как между двумя разными системами ценностей, писал Альфредо Рокко: «Многие настаивают на том, что национализм — это то же самое, что и патриотизм, и что националист — это то же самое, что хороший итальянец… Национализм — это нечто отличное от патриотизма и в некотором отношении даже противоположное ему».
Мы не знаем, обличали ли во всех смертных грехах этого итальянского националиста итальянские же патриоты, как это принято у нас. Во всяком случае, очевидно, ради их успокоения Энрико Коррадини размежевался с активистами мировой закулисы: «Как в теории, так и на практике итальянский национализм был антилиберальным, антидемократическим, антипарламентским и антимасонским».
Альфредо Рокко еще в начале века, как и сегодняшние националисты, указывал на самодостаточность национализма: «Национализм — это не то чувство, которое можно совместить с любой политической доктриной, ибо национализм сам по себе является социальной и политической доктриной. При этом его социальная и политическая доктрина в корне противоположна всем господствующим в настоящее время доктринам, от чистого либерализма до демократии и социализма».
О политической ориентации национализма и его активности прекрасно сказал Луиджи Сальваторелли: «Национализм стремится не к сохранению существующих отношений между политическими силами, как к наименьшему злу, а к их революционизированию в ущерб левым партиям».
Один из первых энергичных помощников Муссолини в правительстве сеньор Джузеппе Боттаи в своей программной статье «Итальянский фашизм» в 1925 году описал современную ему политическую ситуацию в Италии. Его проницательный анализ весьма подходит, как иллюстрация современной политической жизни в России. Судите сами: «Гипертрофия избирательной борьбы довела власть парламента до абсурда вследствие расщепления политических партий, сделавшего невозможным установление прочного правительства… Между тем крайняя усложненность международных взаимоотношений, улаживание всяких неурядиц внутри государства требуют от современных правительств безусловной прочности, длительности и работоспособности, которые не могли бы быть поколеблены путем партийно-политических интриг».
Семьдесят лет спустя в России мы наблюдаем 43 партии (!) на выборах в наш Парламент и полную импотенцию власти, которая бастион за бастионом сдает позиции России на международной арене. Духовное единство нации умышленно разрушается «сладкими детективами» о коррупции чиновников, повествованиями о «чемоданах компромата» и «голых министрах в банях». Современный парламентаризм считает своим долгом купать нас с утра до ночи посредством средств массовой информации в этих нечистотах. А ведь еще идеолог раннего итальянского фашизма Джузеппе Боттаи констатировал, что «либерализм всегда представлял собою совершенно открыто величайшее препятствие к созданию хозяйственного и морального единства нации».
Другой итальянский националист Пьетро Горголини задолго до этого предлагал «заменить классовое сознание национальным», каковой тезис и нашел свое широчайшее воплощение в доктрине итальянского фашизма, а затем и во всех иных концепциях европейского государственного национализма первой половины XX века.
Левый фашист Массимо Рокка, затем порвавший с фашизмом, в своем раннем теоретическом исследовании «Идеи фашизма» (1924 г.) пророчествовал:
«И пусть враждебные фашизму идеологи не строят себе никаких иллюзий: если когда-либо фашизм падет, на месте его сейчас же возникнет аналогичное движение, ибо это будет отвечать непреодолимым потребностям нашей эпохи: потребности не только итальянской, но латинской и даже европейской, которая сводится к жажде дисциплины, религии, уверенности, народившейся на свет в результате длительной оргии свободы, критики, всяких сомнений и шатаний».
Как видим, Массимо Рокка сформулировал основные причины формирования европейского национализма, и когда фашизм перестал отвечать им, безжалостно порвал с ним. Итальянский философ увидел в корнях европейского национализма архетипическую потребность арийских народов, и когда частная государственная практика перестала отвечать идеалам всеевропейского обновления, он как подлинный националист остался верен себе.
Один из первых научных исследователей фашизма Энрико Ферри высказывал почти аналогичные мысли, показывая, что европейский национализм — это не погромная романтика, а цивилизованное взвешенное эстетическое чувство.
«Интернационализм не может убить исторического факта — нации. Для торжества международной цивилизации необходимы успехи национальной цивилизации. Мы любим нашу страну не в ущерб другим странам, а вместе с ними».
Наиболее модный и популярный ранний фашистский идеолог Дино Гранди бросил даже крылатую фразу: «Фашизм — это религия нации». И мы прекрасно видим, что под словом «фашизм» у ранних, еще весьма и весьма идеалистически настроенных, философов нужно понимать просто слово «национализм». Печальная практика этатистского авантюризма привела к искажению естественных здоровых инициатив итальянской нации. Анализируя результаты Первой Мировой войны, Дино Гранди весьма точно подметил, что тремя важнейшими идейными течениями, порожденными войной были: модернизм, синдикализм и национализм. По его мнению, каждое поражение в войне неминуемо «ставит на повестку дня национальный вопрос». Это положение, как мы видим, идеально подходит для современной России, поверженной в прах после поражения в Третьей Мировой (холодной) войне. Следующее логическое умозаключение Дино Гранди также идеально работает в условиях современной России, ибо, будучи свидетелем еще только подъема коммунизма на мировой арене, он блестяще прозрел, что «коммунизм не может дать вразумительного ответа на национальный вопрос». Мы же, сегодняшние свидетели грандиозного поражения коммунистической идеи, должны ясно понять, что никакое реформирование марксизма на почве Русской идеи невозможно, а все нелепые попытки создания такого уродливого мутанта отнимут у нас последние силы и лишат всяких исторических перспектив. Нужно раз и навсегда размежеваться со всеми умеренными народными коммунистами, социал-демократами, либеральными патриотами и тому подобным манихейским хламом, от которого ничего, кроме вреда, не будет.
Запущенные идейные болезни лечатся только активными инъекциями модернистского национализма, и итальянские философы увидели это еще в самом начале 20-х годов, а наши православные коммуно-патриоты не видят этого в конце 90-х. Вот где наша русская трагедия.
Наконец, очередной блестящий идейный выпад Дино Гранди опять достигает цели, потому что он писал: «Борьба Нации против антинациональных партий неизбежно превратилась в борьбу между Нацией и антинациональным государством».
Глядя на сегодняшнюю «Россиянию», властные структуры которой наполнены продажными глупцами и агентами влияния, великолепно осознаешь, что живешь в антирусской стране, и Русская Нация обязана, консолидировавшись, первым делом смести всю эту «современную Хазарию», а на ее месте создать Русское государство, как инструмент Русской Нации и ее корпоративных эгоистических интересов.
Адольфо Церболио категорически заявлял, что «только национализм способен избавить нацию от лживых псевдоальтруистических теорий», что «необходимо покончить с абстрактным рыцарством» и что «национализм покоится только на ясных определенных интересах».
Как же все про нас! Ведь лживые пастыри музейно-лабораторного патриотизма все истязают нас несносными фантомами Третьего Рима, Богодержавия, рериховского всечеловечества и коммуно-православным мессианством. Именно они превратили здоровую, ясную, сильную, чистую Русскую идею в гадкий гностицизм для неудачников, в своего рода местечковый универсализм для доверчивых профанов.