— У нас все не так, — ответила я, поднимаясь. — Ты не понимаешь. Нам нельзя… встречаться до того, как союз будет официально заключен.
— Союз?
Шей отвернулся, качая головой и что-то бормоча себе под нос. Потом снова повернулся ко мне, и я увидела, как плотно сжаты его губы.
— Ты хочешь сказать, что выходишь замуж? За этого придурка? Когда?
— В конце октября, — ответила я, упираясь руками в бедра. — И он не придурок.
— Да ладно, рассказывай. Сколько тебе лет? — спросил он, пристально глядя на меня. — Восемнадцать?
— Семнадцать.
Он рванулся вперед и схватил меня за плечи.
— Это безумие, Калла. Пожалуйста, скажи мне, что ты хотя бы не смирилась со всем этим. Тебе же не все равно?
Я знала, что мне следует оттолкнуть его, но глаза Шея так ярко горели и он придавал такое большое значение тому, что я скажу, что я и пальцем не пошевелила.
— Мне не все равно. И это не мое решение, — произнесла я, не в силах оторвать от него взгляд. — Я служу Хранителям, как это делали все Воины во все времена. Так было, есть и будет.
— Да нет же, только ты можешь решать свою судьбу.
На его лице отразилась жалость, и меня внезапно обуяла ярость. Я оттолкнула его. Он потерял равновесие и упал на землю.
— Ты ничего не знаешь о моем мире, — отчеканила я.
Он вскочил на ноги так быстро, что я удивилась.
— Да, может, и не знаю, зато мне известно наверняка, что приказывать людям любить одних и не любить других — абсурд.
Не обращая внимания на мою враждебность, он подошел ближе и взял меня за руку.
— Это не только абсурдно, но и жестоко. Ты заслуживаешь большего.
Мои пальцы, крепко зажатые в его руке, задрожали, а в уголках глаз собрались капельки непрошеных горьких слез. Спустя мгновение они заполнили глаза, ослепив меня, и заструились по щекам. Почему он опять дотрагивается до меня? Неужели он не понимает? Я вырвала руку и отступила.
— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь.
Я вытерла глаза, но поток горячих слез от этого лишь хлынул с новой силой.
— Не плачь, Калла.
Шей снова был рядом. Легкими движениями он поглаживал мое лицо, смахивая слезинки со щек.
— Ты не должна делать то, что тебя заставляют. Мне плевать, кто такие Хранители. Никто не имеет права присваивать себе такую власть над тобой. Это безумие.
Я посмотрела на него, внимательно и зло, и ощерилась, обнажая острые клыки.
— Слушай меня, Шей, — произнесла я, отчетливо выговаривая каждое слово. — Ты — глупец. Ты ничего не знаешь. И ничего не понимаешь. Держись от меня подальше.
— Калла! — вскрикнул он, стараясь дотянуться до меня, но вынужден был отскочить, так как в то же мгновение я обернулась волчицей и громко щелкнула зубами в миллиметре от его протянутых пальцев. Через секунду я уже скрылась в темной чаще, слыша за спиной его голос, выкрикивающий мое имя.
Глава 10
Небо и землю уже окутала вечерняя тьма, когда я усталым движением открыла дверь нашего дома. По комнатам разливались идиллические прозрачные звуки фортепьянных ноктюрнов. Музыка была своего рода ритуалом, по которому можно было безошибочно определить, что сегодня кто-то из родителей не идет в ночной дозор на гору. Воздух наполнен ритмами Шопена, в руке у мамы бокал вина, а если дома папа, значит, где-то неподалеку стоит высокий стакан с виски. Отец проведет вечер, уютно устроившись в кожаном кресле, пока мама будет неустанно блуждать по дремучим лесам возле священной пещеры Халдис.
Я брела по лестнице, опустив плечи и чувствуя, как мне трудно передвигать ноги. Тело стало тяжелым, словно старая боксерская груша. Мне не хотелось ничего, кроме как принять горячую ванну, лечь в постель и никогда больше не просыпаться. Когда я добралась до последней ступеньки, из-за закрытой двери спальни Анселя послышались звуки возни и странные глухие удары. Я остановилась у входа в комнату и подняла руку, чтобы постучать, но дверь неожиданно распахнулась.
— А, Калла!
Из спальни Анселя вынырнула Брин. Щеки у нее горели. Наши глаза встретились на мгновение, потом она отвела взгляд. Когда она отвернулась, я обратила внимание, что желваки на ее скулах ходят ходуном.
— Ты все еще здесь?
Я быстро сделала простые арифметические выкладки. Последний раз я видела Брин утром, у кухонного стола. С тех пор прошло двенадцать часов.
Брин посмотрела прямо перед собой, в глубь коридора, и опустила глаза.
— Гм. Ну, да. Я тут… Знаешь ли… Помогала Анселю подготовить работу по английской поэзии.
Сказав это, она побарабанила пальцами по бедрам, продолжая упорно смотреть в пол.
— А, ну да, — произнесла я, внимательно разглядывая ее. — Вероятно, мальчик здорово отстал и надо было наверстать?
Брин лукаво усмехнулась уголками рта.
— Ну, я бы так не сказала.
— Спасибо за помощь, Брин! — послышался из-за двери голос Анселя.
— Ну, ладно, Кэл, до завтра, — кинула на прощание Брин, уносясь вниз по лестнице.
Широко открыв глаза от удивления, я проследила за ее поспешным исчезновением и направилась в комнату брата. Ансель лежал на кровати. Он с безразличным видом неспешно перелистывал страницы книги, это была антология английской литературы.
— Удачный дозор? — спросил он, продолжая делать вид, что читает.
— Да, вполне, — ответила я, присаживаясь на край кровати. — А как у тебя день прошел?
— Фантастически, — промурлыкал брат в ответ.
— Это что же такого фантастического произошло, братишка? — поинтересовалась я, подпирая рукой подбородок.
Он сел прямо, расправил плечи и оттолкнул книгу так сильно, что она, проехавшись по постели, слетела на пол.
— Тебе разве не по ней надо готовиться? — спросила я, указывая на поверженную антологию.
Брат не обратил на мой указующий перст ни малейшего внимания.
— Надо поговорить, — заявил он, приосанившись для пущей официальности. — Речь идет обо мне и Брин.
— Вот как? — произнесла я и подергала за покрывало.
Лицо брата приняло озабоченное выражение.
— Да, обо мне и Брин.
О боже. Я ждала чего-то подобного. Бедный Ансель.
— Ну, нет необходимости повторять, я и в первый раз все отлично слышала. Так что ты хотел рассказать о вас двоих?
— Да ну тебя, Кэл, — сказал брат. — Ну, мне что, разжевывать все для тебя нужно?
— Вероятно, на этот раз да, — согласилась я, понимая, что он хочет сказать, но в душе надеясь, что речь все-таки пойдет не о том, о чем я подумала. Если бы Ансель хотел поговорить о чем-то другом, пожалуй, для всех нас было бы лучше. Шея брата медленно начала краснеть. Он покашлял.