но тщетно — слова и тон Учителя слишком больно резанули по сердцу.
— А вы всё так же жестоки в суждениях. Хоть многого и не помните.
— Да, многого я не помню, но не вызывает сомнений, что ученичество твоё осталось в прошлом. Если же ты по-прежнему считаешь меня наставником, ты должен слушаться меня.
— Как будет угодно вашей светлости, — с большим трудом восстановив самообладание, почтительно отозвался Элиар. — Я послушен воле Красного Феникса Лианора и не посмею перечить его словам. Если вы запрещаете, я больше не буду называть вас Учителем. Лучше пережить вашу немилость, чем новую вашу смерть.
Несмотря на внешнее хладнокровие, Черный жрец вовсе не был спокоен. Если Учителю угодно считать себя его пленником — что ж, пусть так и думает. На самом же деле в каком-то смысле они оба в плену друг у друга.
— Мне жаль, что мои визиты расстраивают мессира. Впредь не стану беспокоить вас без причины.
Элирий вновь не отреагировал, будто слова ученика были для него пустым звуком, никчемным сотрясением воздуха.
— Однако, поскольку вы отказываетесь считать меня учеником, — сухо заметил напоследок Черный жрец, — вам придётся признать право моего верховенства. С сегодняшнего дня вы измените своё уникальное положение в иерархии Бенну и станете подданным Великого Иерофанта, — таким же, как и все остальные.
Не оборачиваясь, Элирий язвительно рассмеялся.
— Так значит, отныне мне следует бояться тебя? О, прошу прощения, — бояться вас, ваше высокопреосвященство?
— Рекомендую подумать об этом, — Черный жрец низко опустил голову и, в точности подражая манере Совершенного, проигнорировал откровенно издевательский вопрос. — У всякого решения есть последствия. Но, возможно, я еще дам вашей светлости шанс переменить своё опрометчивое решение… Возможно.
С этими словами Второй ученик поклонился и быстрым шагом вышел вон из комнаты, унося в своём сердце непролившийся гнев.
Глава 13
Закатные сны
Эпоха Красного Солнца. Год 2. Сезон начала осени
Приход прохладного ветра
Залив Чёрного Маяка
Был вечер — из таких, что нечасто случаются в смертных землях Материка.
Невыносимо жаркие вечера подошли к концу, приблизилась осень. Со дня на день норовили хлынуть холодные проливные дожди, а пока — золотистыми светлячками в высокой траве горели последние пьяные поцелуи лета.
Западное небо утопало в крови, восток же подернулся извечной тьмой, той самой, что всегда страшились люди. Приятно влажный, словно ландыш весенним утром, морской бриз наполнял воздух терпким запахом свободы, который принес откуда-то издалека на своих стремительных крыльях. Стояла тишина, да такая, что казалось — само время остановилось здесь. Даже ветер летел почти беззвучно, будто в благословенном Надмирье, обители небожителей, где царит безвременье, бессмертие и — нерушимая хрустальная тишина.
Только море шумело. Волны с силой ударяли о скалы, оставляя на щербатых камнях россыпи чистейшего горного снега, каким представляется издали соленая морская пена. Море шумело всегда: величественное, непокоренное, оно не умело молчать. Неутомимые воды шелестели и шептались, бестрепетно разрывая священную тишину, которую разлила над миром близкая ночь. И не было дела прекрасному творению демиургов до яростных схваток людских воинств, до исступленных битв, побед и поражений, до вероломных обманов и тайных заговоров, которые, казалось, канули в небытие — вместе с Лианором и тем злом, что от избытка силы и безнаказанности пробудилось когда-то в сердцах Совершенных и развратило их.
К берегу полого тянулась густая дубрава: роща из невысоких дубов спускалась к крошечной, молодым месяцем выгнутой отмели, к серебряному и золотому песку. Широкие листья чуть слышно шептали неведомые людям слова, в прохладной тени ветвей скрывались приготовляющиеся ко сну цветы и, черная в этот поздний час, колыхалась трава.
Печаль таилась здесь, в дикой, но уютной маленькой бухте, укрытой от посторонних глаз скалами и лесом. Светлая печаль — по тому, что некогда дышало, а теперь ушло в небытие и осталось лишь сном, дивной, бередящей душу грёзой.
Алым краем светило коснулось горизонта, уходя на недолгий покой, и никто на Материке не жалел, что оттуда, куда сейчас опускалось солнце, не придет до конца дней больше ни один корабль. Материк не принял Совершенных, и Священный остров вернулся в океан, из которого был исторгнут когда-то. Обитатели Надмирья перестали освящать своим присутствием бренные земли смертных и уничтожили большинство тех, кто мог творить чародейство, подобно богам.
«Время Лианора прошло».
Шепот ли волн наполнил побережье этими невысказанными мыслями или так думала пришедшая сюда бессмертная, никто не сказал бы наверняка. Вот уже несколько часов в одиночестве сидела она на огромном сером валуне, всё еще хранящем дневное тепло, и пенные воды, как ни пытались, не могли добраться до босых ступней.
С первого взгляда сидящая могла показаться великолепной статуей: такая красота и грация недоступны живым женщинам. Изящные руки скрещены на коленях, тяжелые волосы шевелятся в порывах ветра, словно змеи, блестя серебряным шелком; яркие блики играют на прядях и на одеждах, окрашенных кармином заходящего солнца. На сияющем фарфоровой белизной лице читается гордая уверенность. Маленький упрямый подбородок, чувственный алый рот, глаза чуть-чуть холодноваты, но необыкновенно чисты, словно бы вымытые дождем. Так выглядят жрицы, готовящие кровавое жертвоприношение: сила чувствовалась в ней, сила дремлющая, но готовая в любую минуту пробудиться.
Узкая, почти заросшая тропинка вела из рощи на песчаную отмель, и по этой секретной тропинке, насвистывая простенький мотив, беззаботно шагал небожитель. В том, что это был именно небожитель, сомнений не возникло бы ни у кого: точеный лик обрамляли волосы характерного оттенка серебра, а в глазах стоял океан.
Заслышав шаги, бессмертная не сдвинулась с места, лишь только негромко подала голос:
— Лестер, это ты? — она чуть повела плечами, словно озябнув на сыром прибрежном ветру. — Прости, я снова потеряла счет времени… на этом чужом побережье я невозможно скучаю по нашему дому.
Одинокий путник застыл в изумлении. До этой минуты он был свято убежден, что, кроме него, на Материке не осталось более небожителей.
— Прошу прощения, что невольно ввел в заблуждение, но я не тот, кого вы ждете, — придя в себя, он подошел ближе и приветливо поклонился. — Моё имя Алейрэ.
На сей раз собеседница среагировала куда активнее: обернувшись, она поджала губы и устремила на пришельца настороженный, пронзительный взгляд застигнутого врасплох зверька. Серебряные нитевидные зрачки сузились и почти пропали, явив священный цвет циан. В широко распахнутых глазах было больше зелени, чем синевы, что говорило о том, что перед ним небожитель достаточно высокого ранга. Точно так же, по неуловимому балансу цветов радужки, можно было определить его собственный ранг — ничем не примечательный ранг рядового обитателя Надмирья.
Незнакомка не ожидала вторжения. Здесь она чувствовала себя в безопасности: древний осколок скалы, который облюбовала