До недавнего времени ученые не осознавали, что у этих факторов риска есть и положительный аспект. Иначе говоря, чувствительность и сильные качества идут рука об руку. Как показывают исследования, высокореактивные дети, которые окружены родительской заботой, посещают хорошие дошкольные учреждения и живут в благоприятной домашней обстановке, меньше подвержены эмоциональным проблемам и имеют более развитые навыки общения, чем их ровесники с низкореактивным темпераментом{34}. Как правило, они очень чуткие, заботливые и отзывчивые и способны эффективно взаимодействовать с другими детьми. Этих добрых, совестливых детей расстраивает жестокость, несправедливость и безответственность{35}. По словам Джея Белски, такие дети не обязательно становятся президентами классов или звездами школьного театра, хотя бывает и такое: «Для одних это означает возможность стать лидером класса. У других выражается в виде успехов в учебе или симпатии со стороны окружающих»{36}.
Положительные стороны высокореактивного темперамента описаны в ходе захватывающего исследования, ценность которого ученые только сейчас начинают осознавать в полной мере. Один из самых интересных выводов, упоминаемый в статье Дэвида Доббса в журнале Atlantic, был сделан на основании наблюдений за жизнью макак-резус — вида, ДНК которого на 95 процентов совпадает с ДНК человека, а сложная социальная организация напоминает нашу социальную организацию{37}.
У этих обезьян, как и у человека, ген-транспортер серотонина (SERT), или ген 5-HTTLPR, помогает регулировать выработку серотонина — нейротрансмиттера, формирующего настроение. Считается, что один вариант, или аллель этого гена (называемая иногда «короткой аллелью»), связан с высокой реактивностью и интроверсией, а также с повышенным риском возникновения депрессии у людей, ведущих трудную жизнь{38}. Когда детеныши обезьян с такой аллелью подвергались стрессу (во время одного из экспериментов их отняли у матерей и воспитывали как сирот), они не так эффективно вырабатывали серотонин (а это и есть фактор риска в плане возникновения депрессии и тревоги), как детеныши с длинной аллелью, попавшие в такие же неблагоприятные условия. Однако детеныши с таким же генетическим профилем, которых воспитывали заботливые матери, так же хорошо и даже лучше, чем их собратья с длинной аллелью (даже росшие в таких же благоприятных условиях), справлялись с главными социальными задачами, такими как поиск партнеров по играм, заключение союзов и урегулирование конфликтов. Во многих случаях они становились лидерами своих групп. Кроме того, более эффективно вырабатывали серотонин.
Стивен Суоми (ученый, проводивший эти исследования) считает, что высокореактивные обезьяны обязаны своим успехом тому, что проводили очень много времени, наблюдая за окружающей средой, а не участвуя в жизни группы, что позволило им усвоить законы социальной динамики на более глубоком уровне{39}. (Эта теория может показаться вполне обоснованной тем родителям, высокореактивные дети которых наблюдают за группой своих сверстников издалека, порой на протяжении недель или даже месяцев, и только потом начинают постепенно входить в группу, делая это вполне успешно.)
В ходе исследований, проведенных с участием людей, было установлено, что в неблагоприятной семейной обстановке девочки с короткой аллелью гена SERT на 20 процентов более подвержены депрессиям по сравнению с девочками с длинной аллелью, но они же на 25 процентов меньше подвержены депрессиям, если растут в стабильных семьях. Взрослые с короткой аллелью этого гена больше других были склонны впадать в состояние тревоги по вечерам, если у них был трудный день, но в спокойные дни волновались меньше{40}. Высокореактивные четырехлетние дети чаще других демонстрируют просоциальную реакцию, сталкиваясь с моральными дилеммами, но это различие сохраняется у них до пяти лет только в случае, если матери мягко, но не жестко призывают их к дисциплине{41}. Высокореактивные дети, воспитанные в благоприятной среде, более других детей устойчивы к обычным простудам и другим респираторным заболеваниям, но заболевают быстрее, если живут в неблагоприятных условиях{42}. Кроме того, дети с короткой аллелью гена SERT лучше справляются с разнообразными когнитивными задачами{43}.
Все эти выводы настолько очевидны, что просто поражает, почему до недавнего времени никто даже не задумывался об этом. Поразительно, но, пожалуй, не удивительно. Задача психологов заключается в том, чтобы лечить психику человека, поэтому их исследования сфокусированы на проблемах и патологии. Джей Белски пишет: «Эта ситуация, образно говоря, напоминает матросов, так занятых (вполне оправданно) тем, что они всматриваются в глубину, пытаясь избежать столкновения корабля с подводной частью айсберга, что при этом не понимают одного: взобравшись на верхушку айсберга, можно найти свободный проход в море, покрытое льдом»{44}.
По словам Джея Белски, родителям высокореактивных детей невероятно повезло. «Приложив достаточно усилий, они положительно повлияют на развитие своих детей. Вместо того чтобы считать их уязвимыми в неблагоприятной атмосфере, следует понять, что такие дети легко поддаются влиянию — а в этом есть, конечно, как и плохие, так и хорошие стороны»{45}. Джей Белски так красноречиво описывает идеального родителя высокореактивного ребенка: этот человек «умеет читать сигналы и уважает индивидуальность; дружелюбно, но при этом твердо предъявляет требования, не допуская жесткости или враждебности; стимулирует любознательность, успехи в учебе, спокойное отношение к отсрочке вознаграждения и умение владеть собой; не ведет себя слишком строго и не бывает невнимательным и непоследовательным». Безусловно, эти советы весьма полезны всем родителям, но особенно они уместны применительно к воспитанию высокореактивных детей. (Если вам кажется, что у вашего ребенка может быть высокореактивный темперамент, то вы, вероятно, уже задаете себе вопрос, что еще можно сделать для правильного воспитания сына или дочери. Некоторые ответы на него вы найдете в главе 11.)
Мне кажется, что большинство людей по достоинству оценят ту свободу действий, которую открывает перед нами эта теория, поскольку мало у кого из нас было безмятежное детство.
Однако есть и другая разновидность свободы действий, которую, как мы все надеемся, можно применить для решения вопроса о том, кто мы такие и кем становимся. Нам нужна возможность выбирать свою судьбу. Мы должны сохранять положительные стороны своего темперамента и совершенствовать, или даже избавляться, от тех, которые нам не нравятся, — к примеру, от страха публичных выступлений. Мы должны верить, что не только врожденный темперамент и детский опыт, характер которого определяет чистая случайность, но и мы сами, становясь взрослыми, можем формировать свою личность и делать свою жизнь такой, какой пожелаем.
Ведь это в наших силах, не так ли?
Глава 5
За пределами темперамента
Роль свободной воли (и секрет публичных выступлений для интровертов)
Удовольствие лежит где-то на границе между скукой и тревогой, где существует баланс между задачами, требующими решения, и способностью человека действовать{1}.
Михай Чиксентмихайи
Коридоры в Центре томографии имени Атинулы Мартинос при Массачусетской больнице общего профиля выглядят невзрачными, даже несколько потрепанными. Я стою перед запертой дверью какого-то помещения без окон рядом с доктором Карлом Шварцем, директором научно-исследовательской лаборатории нейровизуализации и патопсихологии{2}. У доктора Шварца блестящие, пытливые глаза, тронутые сединой каштановые волосы и спокойная, но энергичная манера поведения. Несмотря на невзрачную обстановку, он готовится с некоторым пафосом открыть дверь.
В этом помещении находится функциональный магнитно-резонансный томограф стоимостью в несколько миллионов долларов, с помощью которого были сделаны некоторые из самых грандиозных открытий в современной нейробиологии. Томограф регистрирует, какие участки мозга активизируются, когда вы обдумываете какую-то мысль или выполняете ту или иную задачу. Это позволило ученым сделать то, что раньше было просто немыслимо — выполнить картирование функций головного мозга. Доктор Шварц рассказывает мне, что главным изобретателем технологии функциональной магнитно-резонансной томографии был блестящий, но весьма скромный ученый по имени Кеннет Квонг, и он работает в этом же здании. Доктор Шварц прибавляет, благожелательно взмахнув рукой в сторону пустого коридора, что в этом здании много тихих и скромных людей, которые делают невероятные вещи.
Перед тем как открыть дверь, Карл Шварц просит меня снять золотые серьги-кольца и отложить в сторону металлический магнитофон, который я использую для записи нашего разговора. Доктор говорит мне, что магнитное поле томографа fMRI в сто тысяч раз сильнее земной гравитации; это поле настолько сильное, что если бы мои серьги были магнитными, под действием поля они выскользнули бы из мочек моих ушей и пролетели бы по всей комнате. Меня беспокоит, как поведет себя металлическая застежка моего бюстгальтера, но я слишком смущена, чтобы спросить об этом. Вместо этого я показываю на пряжку на своих туфлях, в которой, как я понимаю, содержится столько же металла, сколько и в застежке бюстгальтера. Доктор Шварц говорит, что все в порядке, и мы входим в комнату.