— К дракону на поклон с чучелом могли и княжичи пойти, — предположил Ласка, — Сапожники, по-моему, не особо рисковый народ.
— Уверен? — Колетт облокотилась на стол в сторону Ласки, теперь демонстрируя Вольфу обтянутые платьем талию и задницу.
— Не очень, — ответил Ласка.
— Есть тут сапожники? — спросила сказительница, выпрямившись.
Поднялся мужик из-за дальнего стола.
— Ты бы понес чучело на корм дракону?
— Да Боже упаси! — отмахнулся сапожник.
Все рассмеялись.
— Живоглот принял чучело за барана и проглотил, — продолжил Вольф, — Почувствовал жажду, пополз к Висле и пил, пока не лопнул. Здесь легенде можно верить, но с оговоркой. В северных морях живет чудо-юдо-рыба-кит. Если этот кит случайно выбросится на берег, то он за несколько дней сдохнет, потом протухнет, потом раздуется и лопнет. У него шкура крепкая, раздуваться может долго. Живоглот наверняка также. Не лопнул от того, что много воды выпил, а отравился, уполз в пещеру, там сдох, протух и через несколько дней уже лопнул в клочья.
— Про китов мы слышали, — кивнула Колетт, — Слышали мы про китов?
— Слышали, слышали, — ответили из-за столов.
— А если в этот Краков ходили покушать и другие змеи? — спросила она Вольфа.
— Открыли дверь, понюхали, закрыли дверь, — усмехнулся Вольф, — И вычеркнули ее со своих карт. С тех пор из пещеры под Вавельским замком ничего такого не выползало. Теперь про коня расскажи.
— Из-под земли или еще откуда взялся тот конь, никто на самое деле не знает, — начала сказительница, — Королевский конюший по всей округе гонцов рассылал, и никто не признался, что видел, как мимо него проезжал всадник на огромном черном коне, у которого из ушей дым идет, а из пасти огонь пышет. И всадника-то поначалу никто не видел, а появился как из ниоткуда страшный конь. Не дикий, не беглый, а хозяйский. Под седлом и в узде, только всадника не видно.
— Невидимый всадник, — удивился Ласка, — Или беглый конь?
— Потом поняли, что беглый конь, когда он набрел на королевские конюшни и принялся королевских племенных кобыл портить.
— Вот скотина.
— Куда ему, бедному деваться, — ответила сказительница, — Рыцарские кони ему более-менее под стать, а крестьянские как овца для быка.
— Лопнут? — спросил кто-то.
— Я бы на их месте лопнула. Мне больше по нраву вот такие красавчики, — и она погладила Вольфа по макушке.
— У больших пород свои кобылы должны быть. Иначе как бы они до наших дней дожили? — спросил другой слушатель.
— Вот как-то в наши края не табун приблудилcя. Охрана королевской конюшни этого коня сразу с первой кобылы заметила, но сделать ничего не смогла. Позвали рыцарей. Рыцари ловили — не поймали. Конь одним прыжком дом перемахивал или речку. Позвали священника, но священникам нынче до святого Романа Руанского далеко. Епископ даже и не пошел, а приходской кюре кадилом помахал — не изгнал. Однако же, молодой семинарист из засады того коня святой водой облил. Не взяла чудище святая вода. Получается, то Божья тварь, а не нечисть или, прости Господи, нежить.
— Даже и не пойму, проще стало или сложнее, — сказал Ласка.
Колетт прошла между столами, расписывая, насколько стало все плохо.
— Черный конь одну за другой кобыл портит. Главный королевский конюший объявления по округе развесил. Сетями ловили — не поймали. Запаслась стража арбалетами и аркебузами, решили того коня насмерть извести. Но вдруг, откуда ни возьмись, пришел к королевскому конюшему большой человек, косая сажень в плечах. По-французски через толмача говорил. Сказал, что звать его Буря-богатырь…
— Буря-богатырь? — переспросил Ласка.
— Похоже. Знаешь такого? — сказительница повернулась так резко, что платье крутнулось, и подол поднялся до колена.
— Какие ножки, — тихо восхитился Вольф.
— Сказку про него слышал, — ответил Ласка, — Про него, про названных братьев и про змеев многоголовых. Только не понял, у какого короля он на службе. Вроде и русский, а у нас ведь в Москве не король, а великий князь.
— С тебя сказка, но сначала я доскажу. Ехал Буря-богатырь по делам, да напала на него большая змея и укусила ядовитыми зубами. Пока лежал-лечился, конь убежал попастись. И говорят, снял он рубаху, а у него из левого бока кусок тела с ребрами вырезан, — сказительница схватилась за свой левый бок, — Змея укусила, а он вокруг укуса мечом обвел, чтобы яд до сердца не дошел.
Все слушатели вздрогнули.
— Отвез Бурю-богатыря королевский конюший на пастбище. Прибежал туда этот конь. Из ушей дым идет, изо рта пламя пышет. Буря-богатырь свистнул, что деревья задрожали. Конь к нему подбежал и давай ластиться как к родному. Поднялся на задние ноги, передние на плечи поставил.
— Силен дядька, — присвистнул кто-то.
— Буря-богатырь на коня вскочил, попрощался и никакой награды не взял. Дал шенкелей, да только его и видели. И куда подевался, никто не знает, но ни по одной дороге не проехал, как под землю канул, — закончила сказительница.
Настала очередь Ласки рассказывать про Бурю-богатыря. Историй про него он слышал немало. Как будто этот богатырь жил где-то рядом, и бабки с няньками сплетничали о нем на базаре.
— В некотором царстве, в некотором государстве жил-был король со своей королевою, — начал Ласка, — Прожили они как муж с женой десять лет, а детей не нажили. Послал король по всем царям, по всем городам, по всем народам: кто бы мог полечить, чтоб королева понесла?
Съехались князья и бояре, богатые купцы и крестьяне, доктора ученые и плуты с мошенниками. Король накормил всех досыта, напоил допьяна и начал выспрашивать. Надавали разных советов, но никто не взялся за результат головой ответить. Один только взялся крестьянский сын и то по глупости ляпнул, а назад отыграть застеснялся. Король дал ему полную горсть золотых дукатов и назначил сроку три дня. Или меч и голова с плеч.
Крестьянский сын взяться взялся, а что королю насоветовать, того ему и во сне не снилось. Вышел он из города и задумался крепко. Попалась ему навстречу старушка: «Скажи мне думу свою крепкую; я человек старый, все знаю». Он ей и говорит: «Вот, бабушка, взялся я королю сказать, от чего бы королева плод понесла, да сам не знаю». Старушка отвечает «Поди к королю и скажи, чтоб связали три невода шелковые. В море под окошком есть щука златокрылая, против самого дворца завсегда гуляет. Когда поймают ее, да изготовят, а королева покушает, тогда и понесет она детище».
Крестьянский сын поехал ловить на море. Закинул три невода шелковые — щука вскочила и порвала все три невода. В другой раз кинул — тоже порвала. Крестьянский сын снял с себя пояс и с шеи шелковый платочек, завязал эти невода, закинул в третий раз — и поймал щуку златокрылую;
Король приказал эту щуку вымыть, вычистить, изжарить и подать королеве. Повара щуку чистили да мыли, помои за окошко лили. Пришла корова, помои выпила. Как скоро повара щуку изжарили, прибежала девка-чернавка, положила ее на блюдо, понесла к королеве, да дорогой оторвала крылышко и попробовала. Все три понесли в один день, в один час: корова, девка-чернавка и королева.
Через несколько времени приходит со скотного двора скотница, докладывает королю, что корова родила человека. Король не успел услышать, как бегут сказать ему, что девка-чернавка родила мальчика точь-в-точь как коровий сын, а вслед за тем приходят докладывать, что и королева родила сына точь-в-точь как коровий — голос в голос и волос в волос.
Росли мальчишки не по дням, а по часам. Один назвался Иван-царевич, другой Иван девкин сын, третий Буря-богатырь Иван коровий сын. Заслышали в себе силу могучую, богатырскую, приходят к отцу-королю и просятся в мир погулять, людей посмотреть и себя показать.
Бросили они жребий, кто промежду троих будет старшим. Выпадало все быть старшему Буре-богатырю, да другим Иванам это не нравилось. Попрощались они с Бурей-Богатырем и пошли в змеиные края, где выезжают из моря черного три змея шести-, девяти- и двенадцатиглавые.