Приём, ― стучат меня по лбу сбитыми костяшками. Раздражённо отмахиваюсь, отступая. ― Какой нахрен долг? Это вроде бабы сосут за айфон, я разве похож на бабу?
– Это не айфон. Твоя же марка, только модель поновее, так что можешь расслабиться. Мужская честь не скомпрометирована.
Аргумент мало его успокаивает.
– Алиса, не беси и спрячь подачку. Пока я не засунул её тебе куда-нибудь очень далеко.
Ни грубость, ни испепеляющий взор меня не пронимают. Зато начинают злить.
– Подачку? Знаешь, что? Иди ты в задницу, Сорокин! ― ай! Получаю по губам! Опять!
– Я же говорил, леди не сквернословят.
– Пошёл нахрен, праведник вшивый! Яну учи хорошим манерам! И вообще, пусть она разбирается с твоим комплексом неполноценности, а у меня ты уже в печёнках си… ― меня хватают за шкирман, затаскивая за угол и придавливая к бетонной стене.
– Птица-говорун отличается умом и сообразительностью, да? ― стискивая мощной ручищей обе мои щеки, с мрачным видом жуют фильтр зажатой в углу рта сигареты. ― Что за комплекс неполноценности, не расскажешь?
– Опу-ф-ти. Бо-ф-но, ― не могу нормально ответить. Челюсть стиснута и сложно что-то членораздельно выдавить.
– Что-что, прости? ― ещё насмехается. ― А. Тебе, наверное, неудобно, да?
– П-фи-ду-рок.
– Слушай, ну я тебе точно рот с мылом помою.
– Се-фе по-фо-й, ― сердито пытаюсь его пнуть, а вместо этого получаю концентрированный табачный дым, выдохнутый через ноздри. Фу. Теперь у самой нос чешется.
– Будь здорова, ― смеются, когда не сдерживаюсь и чихаю. Только тогда окурок бросают на землю, затаптывая, а пальцы-капканы расслабляют хватку. Правда прежде меня коротко целуют в сложенные уточкой губы. Демонстративно вытираю их, вызывая у него лишь очередную усмешку. ― Знаешь, в чём проблема, Чижова? Я вот у тебя просто в печёнках сижу, а ты застряла куда глубже. И никак оттуда не выковыриваешься.
– Попробуй слабительное.
– Болтушка. Ты прям сегодня в ударе.
– Зато ты ни на грамм не пытаешься быть вежливее. И меня это уже достало, поэтому забирай дурацкий телефон и оставь меня в покое. Если очень гордый, сбагри кому-нибудь. Выкинь в мусорку на худой конец, но моя совесть чиста! ― грубо всучиваю ему коробку, мало заботясь, поймает её он или уронит, и просто ухожу.
Надоел! Достал! Всё! С меня довольно!
* * *
Шикарная Чеховская постановка "Предложение" и тихий культурный вечер с родителями ― люблю подобное проведение досуга. И живую игру люблю гораздо больше "отфотошопленного" кино. Да, пусть артисты порой переигрывают или же, наоборот, недодают, но всё это можно легко простить за одно то, сколько души, труда и сил вкладывается в каждое такое выступление.
Когда возвращаемся, уже заметно темнеет и по периметру отеля включается уличное освещение, окрашивая всё в тёплый оранжевый оттенок. Олег тормозит у главного входа, дожидаясь пока мы выгрузимся. Ух, поскорее снять бы с себя неудобную танкетку и нырнуть в горячую ванну, но надо ещё с Чарой прогуляться перед сном. Суровая реальность собачников: взвалила на себя бремя ― будь добра, исполняй обязательства.
– Предлагаю на следующей неделе ещё так куда-нибудь выбраться, ― папа первым выходит из машины, галантно придерживая дверцу нам с мамой. ― С такими-то роскошными женщинами ― это ведь сплошное удовольствие, ― многозначительно поглядывает он на супругу.
– Какой же ты хитрец и льстец, ― лишь кокетливо пожимает плечиком та, принимая руку, которую тот ей подал.
Люблю это в родителях. Вроде уже больше двадцати лет в браке, а всё ещё похожи на влюблённых подростков. Завтраки в постель, цветы по поводу и без, ухаживания, комплименты. В данном случае как никогда обоснованные: мама в чёрном коктейльном платье действительно хороша. Настоящая элегантная дама.
Я оделась попроще, в летний сарафан, но, думаю, тоже выгляжу вполне ничего. По крайне мере несколько заинтересованных взглядов молодых людей, обращённых совсем не на сцену, за этот вечер успела насобирать. Правда подойти никто так и не рискнул. Папулю, вероятно, испугались. Трусишки.
– Чистая правда. Ни капли лести, ― оправдывает он, следующей на очереди подавая руку мне. ― Стану разве я лукавить в таком… О… Алис. Это, кажется, к тебе.
Непонимание хмурюсь, прослеживая за его кивком и, обернувшись, натыкаюсь на… Сорокина.
Сидит на спинке скамейки, забравшись на неё с ногами. На голову натянут капюшон, между пальцев тлеет сигарета. И смотрит на меня, не отрываясь. Ещё и место для засады выбрал как нельзя удачное, прямо возле входа. Мимо никак не пройдёшь, сделав вид, что не заметила.
Блин. Ну вот и чего он пришёл? Как мне-то реагировать? Демонстративно нос задрать, показав всю свою степень безразличия? Тогда вопросов от родителей точно не миновать.
Да и вообще, папа работает на опережение. Не оставляя выбора.
– Добрый вечер, Витя. У нас здесь не курят, дети ходят.
Сорокин вопросительно оглядывается по сторонам, захватывая пустоту.
– Я детей не вижу.
– Специально отведённое место для курения расположено буквально в пяти метрах левее, ― настаивают.
– Буду знать, ― папа с нажимом хмурит брови, на что Витя, сделав одолженческое "пфф", послушно встаёт, идёт к мусорке и тушит об неё бычок. После чего возвращается на место. ― Лучше?
– И с ногами на скамейке у нас тоже не сидят.
Едва сдерживаю смешок, когда тот всем весом медленно, но с вызовом стекает со спинки, приглушённо падая на сидение.
– То нельзя, это нельзя, ― бурчат при этом. ― А дышать можно?
– Дышать можно, ― щедро разрешают ему. ― Свежий воздух полезен для здоровья. В отличие от никотина. Тебя ждать? ― это уже спрашивают у меня.
Так и подмывает сказать "да" и посмотреть, как Сорокин будет выкручиваться, но всё же… Но всё же я точно дура. Не зря он меня так обзывает.
– Нет, идите. Я скоро поднимусь.
– Не задерживайся. Всего хорошего, Витя, ― папе в ответ салютуют раскрытой пятерней, и тот, без особой охоты, уводит под локоть маму. Которая тоже с удовольствием бы понаблюдала за процессом. Только не из-за открытой неприязни и недоверия, а обычного праздного любопытства.
Остаёмся вдвоём. Нервозно жую губы, скрестив руки на груди и переминаясь с ноги на ногу. Мне кажется, или атмосфера вокруг как-то резко сгустилась от повисшего напряжения? Не кисель, но что-то очень неприятное: вязкое и тягучее. От чего становится сложнее дышать.
– Клёво выглядишь, ― дёргают подбородком, намекая на мой сарафан. Сомнительный комплимент, не менее сомнительно поданный.
– Зачем пришёл? Снова скучно стало?
– Не. На этот раз нет. Хотел тебя увидеть, но админша сказала, что ты в отъезде. Вот и решил подождать.
– Отъезд мог оказаться затяжной.
– А мне торопиться некуда.
– Заметно, ― даже не пытаюсь быть мягче и идти на диалог.