Читать интересную книгу Вычислить и обезвредить - Светлана Бестужева

- У компетентных товарищей, - усмехнулся Владимир Николаевич. - У тебя, конечно, дурочка, не ищи подвоха там, где его нет. Позвоню раз в квартал, кому надо, спрошу, как там Майя Павловна себя проявляет. Сам не смогу - попрошу кого-нибудь проконтролировать ситуацию. А больше ничего и не нужно, умным людям всегда все понятно без слов, а с дураками я принципиально дела не имею.

Ну, правильно, дело он имеет с дурочкой. При всех неладах с арифметикой сложить два и два, чтобы получилось четыре, а не три или пять, я все-таки в состоянии. Помню, что на одном курсе со мной училась девица, родитель которой трудился в организации с загадочным для нас названием "ОВИР", и носил майорские погоны. Всем было известно, кто он такой и где работает на самом деле. Девице же сходило с рук абсолютно все то, за что любого студента выгнали бы не то что из университета - из Москвы-матушки, и значительно дальше сто первого километра. Похоже, и я теперь ухитрилась попасть в касту "неприкасаемых". С ума сойти можно!

- Ну, это я поняла, - сказала я как можно непринужденнее. - Но все-таки начинать с американского президента - это как бы перебор по взяткам. Меня же новые коллеги просто придушат где-нибудь в темном углу за такое нахальство. У журналистов нравы простые, они светским манерам не обучены. И в табели о рангах не все правильно разбираются.

- Наплюй и разотри, - посоветовал Владимир Николаевич. - Никто тебя пальцем не тронет, можешь мне поверить. А для тебя это будет отличная школа, причем не только журналистская. Пообщаешься с иностранными коллегами, улучшишь знание языков.

- С ума ты сошел? - искренне перепугалась я. - Как это я буду без допуска общаться с иностранцами?

Второй раз за сегодняшний день я услышала его откровенный громкий смех, причем на сей раз Владимир Николаевич хохотал чуть ли не до слез на радость остальным посетителям кафе.

- Ну, уморила, - произнес он, с трудом отдышавшись. - Давно так не смеялся. У нас же, слава Богу, не тридцать седьмой год на дворе. Да и на работу тебя рекомендует не Общество любителей изящной словесности, а...

- Искусствовед в штатском, - не выдержала я искушения очередной раз сострить, хотя и понимала, что рискую.

Но тут уж - либо пан, либо пропал. Или сразу настучат по башке, или подобное проявление моего чувства юмора будет высочайше допущено...

- Язык твой - враг твой, - почти добродушно отозвался Владимир Николаевич, приближаясь все-таки ко второму варианту. - На будущее постарайся шутить на менее вольные темы. Потому что - извини за повтор! - я далеко не всегда смогу быть рядом с тобой. А подобный юмор не все способны оценить по достоинству. Прежде всего, кстати, иностранцы. Им и так за каждым углом КГБ мерещится - в черной маске и с бесшумным пистолетом.

Это замечание я предпочла не комментировать. Хотя бы потому, что подобная фигура, боюсь, мерещилась не только иностранцам, но и самым что ни на есть законопослушным гражданам СССР. Даже раскованные и язвительные родители Белоконя не переступали в разговорах определенную грань, а если и подходили к ней вплотную, то тут же сами себя одергивали, произнося как бы в шутку:

- Не болтай, враг подслушивает.

Ага, враг! Скорее - заклятый друг. Но это у нас - генетическое. Бабушка, помню, плотно закрывала дверь на кухню, обсуждая с соседкой увиденное по телевизору. Такой страх ещё не скоро исчезнет, если исчезнет вообще. Что, между прочим, как бы не факт. Я во всяком случае сильно сомневаюсь в таком благополучном для народонаселения исходе.

- Интересно, а какой сценарий ты выстроила? - как бы мимоходом поинтересовался Владимир Николаевич, ненавязчиво подчеркнув интонацией голоса местоимение. - Я уже успел убедиться, что с фантазией у тебя все хорошо. Иногда даже слишком.

Тут он, конечно, был прав, но... Но как он мог в этом убедиться, если я ещё не успела поделиться с ним ни одной из своих многочисленных фантазий? Сначала мы говорили на какие-то легкие, ни к чему не обязывающие темы, потом... Потом практически не говорили ни о чем. Занятно, однако.

- Никаких сценариев я не выстраивала, - заявила я, глядя на него совершенно честными глазами. - Я просто-напросто обалдела от того, что со мной в последнее время происходит. И уверена, что любая нормальная женщина на моем месте испытывала бы в точности то же самое.

- Так то - нормальная, - хмыкнул Владимир Николаевич. - А ты явно уникальный экземпляр. Штучное, так сказать, изделие. Отлили, а форму разбили.

- Не поняла.

- Чего уж тут понимать! Ты такая кроткая, такая нерешительная - от тебя чего угодно ожидать можно.

- Допустим, - покладисто согласилась я. - Допустим, я действительно способна на все что угодно - теоретически. Но практически к общению с иностранцами я, как бы это сказать, не готова морально. Физически - тем более.

- Это ещё почему, интересно? Хотя, замечу, последнего от тебя никто и не ожидает.

- А потому, что если меня начнет вербовать какое-нибудь ЦРУ...

- То ты об этом расскажешь, и мы вместе подумаем о форме твоего сотрудничества.

Я обалдела до такой степени, что могла только молча смотреть на Владимира Николаевича, причем глаза у меня наверняка были величиной даже не с пятак, а с шесть копеек, хотя такой монеты в ходу нет. Самое интересное, что он вовсе не шутил. Вот провалиться мне на этом месте! Только сотрудничества с ЦРУ мне и не хватало для полноты жизни! Не говоря уж о счастье.

- Я ведь могу и отказаться, - заметила я, осторожно отпивая глоток нестерпимо горячего кофе. - Ты что, предлагаешь мне предать Родину? Предупреждаю: способна, но только под пытками. Очень боюсь физической боли.

Владимир Николаевич безнадежно махнул рукой:

- С тобой совершенно невозможно говорить о серьезных вещах, малыш, подытожил он нашу увлекательную беседу. - Ладно, проехали. Просто постарайся показать себя на новой работе во всем блеске. Обещаешь?

- Обещаю, - сказала я, на сей раз действительно с полной искренностью.

- А я тебе обещаю, что видеться мы будем так часто, как только я смогу. Да и ты будешь очень занята, уж поверь мне. Американский президент приезжает в Москву - это не каждый день случается.

- Даже не каждый год, насколько мне известно, - попыталась я блеснуть своей политической грамотностью.

Последняя положительная черта, характеризующая меня. Так как о моральной устойчивости можно было скромно умолчать. Речь могла идти скорее о моральной гибкости, а в нашей стране это качество ещё не получило должного распространения.

Должна сказать, что мы оба свои обещания сдержали. Ну, ладно, я действительно окунулась в новую работу со всей пылкостью неофита, и когда не носилась по городу в поисках интересных сюжетов, часами просиживала в библиотеках, пытаясь заполнить прорехи в своем историко-политическом образовании, а также освежить знания иностранных языков. Но Владимир Николаевич...

Он действительно умудрялся находить для меня время. Мой друг, скажем, очень многому сумел меня научить, и лишь потом я поняла, что большую часть его уроков воспринимала совершенно автоматически, на уровне подсознания. Это, кажется, и называется высочайшим классом работы - вложить объекту в голову идеи, а куда-то ещё - навыки так, чтобы оный объект почитал все это своим собственным достижением и старательно его пестовал.

Позже я подумала, что имело место что-то вроде зомбирования, но тогда до таких тонкостей я, естественно, ещё не доросла.

И я старалась. Приобретала какие-никакие манеры, училась правильно пользоваться столовыми приборами. Даже танцевать меня ухитрились научить. Впрочем, возможно, у меня все-таки были врожденные способности, и зерно полезных знаний просто упало в добрую почву.

Удивительное это было время - первый месяц лета тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года от рождества Христова. Для меня удивительное и где-то даже прекрасное. Хотя... Порой я думаю, что это был четкий рубеж между моим куцым и тускловатым прошлым и достаточно ярким, хотя и не слишком легким будущим. Недолгий и совершенно незабываемый период.

Еще раз скажу, хорошо, что мы не способны заглянуть вперед, что бы там ни придумывали писатели-фантасты. Куда лучше не забывать прошлое, а главное - извлекать из него хоть какие-то уроки, на что способен далеко не каждый, и ваша покорная слуга в этом плане не является исключением. Из граблей, на которые я исхитрилась наступать в течение своей жизни, можно соорудить вполне приличный забор. Увы! Даже к дуракам не могу себя отнести, хотя те в отличие от умных учатся на своих, а не на чужих ошибках. Но я отвлеклась, прошу прощения.

Иногда Владимир Николаевич приезжал ко мне поздно ночью, без звонка, и просто валился на диван, пробормотав что-то вместо приветствия. Уставал он просто нечеловечески, хотя я так и не набралась смелости спросить его, чем он так напряженно занимается сутками напролет. И все равно часа через два просыпался и...