Читать интересную книгу Пересуд - Алексей Слаповский

После этого он вошел в туалет и заперся.

Вику не стал убивать, потому что она и так была как мертвая и, следовательно, условие было соблюдено: Притулов любил только мертвых.

Он слишком долго терпел и мечтал, сидя в тюрьме, поэтому все произошло быстрее, чем ему хотелось.

А после этого, как всегда, его осенил блаженный покой. Потрепав Вику по щеке, словно похвалив за покорность, он вышел из туалета, приветливо всем улыбаясь.

Впереди, только что соскочив с лежака, стоял всклокоченный Артем и смотрел на Притулова, моргая.

— Это что тут такое происходит? — спросил он.

23.10

Зарень

В том, что Артема не разбудили до этого крики и шум, нет ничего удивительного, потому что спал он феноменально, научившись этому еще во время работы на электромеханическом заводе оператором станков с ЧПУ — числовым, то есть, программным управлением. Уже тогда Артем увлекся своими увлечениями по части девушек и женщин, недосыпал, поэтому наловчился: программировал станок на обработку очередной детали, пятнадцать минут спал, не обращая внимания на грохот и лязг, и просыпался ровно за секунду до того, как требовалось сменить деталь.

Он мог спать в любой обстановке и в любом положении, разве только не стоя, и спал очень крепко, но при этом удивительным образом умел регулировать свой сон: во сколько себе скажет, во столько и проснется.

Артем бодрствующим краешком сознания слышал какие-то разговоры, какие-то выкрики, но думал (он умел думать, не просыпаясь), что просто на этот раз попались шумные или чересчур веселые пассажиры.

Да и некогда ему было вслушиваться, потому что снился ему неприятный, но интересный сон, который частенько его преследовал. То он в подвале, то в какой-то пещере, но обязательно в каком-то лабиринте, при этом — населенном: встречаются магазины, висит реклама, какие-то по сторонам кафе и рестораны, в них хочется зайти, но все они, стоит к ним свернуть, тут же удаляются или вовсе исчезают, и ему приходится идти дальше. Откуда-то он знает, что там, в глубине, ждет его женщина. Женщин тут вообще много, разнообразно одетые, а некоторые и не совсем одетые, Артему хочется с ними пообщаться, и те не против, но говорят (некоторые — молча), что если он тут останется, то дальше уже не пойдет, и до той женщины, которая его ожидает, не доберется. А Артем хочется добраться. И продолжает идти. Потом ему встречаются какие-то двери, какие-то лестницы, какие-то проходные комнаты, и наконец он вдруг понимает, что за следующей дверью будет она. И точно: открывает — она сидит и ждет. Или лежит. Один раз танцевала — очень неуклюже. «Здравствуй, я тебя люблю!» — говорит Артем. «Здравствуй, я тебя тоже люблю!» — отвечает женщина. И Артем идет к ней, чтобы обнять. Он идет, а сам не может понять, зачем это делает, он ведь сразу увидел, что женщина некрасивая, в возрасте (никак не меньше сорока), особенно поражает волосатость обнаженных рук, кривизна ног, почти беременная выпуклость живота. То есть — все в ней идеально несовершенно, если можно так сказать, все в ней именно то, чего Артем не любит. Вдобавок, на верхней губе у нее темный пушок, и даже не пушок, а просто-напросто почти усы, это Артема смешит и он, хоть не любит говорить женщинам грубости, невольно оценивает вслух: «Ну и уродина же ты!» — «Точно! — соглашается женщина, кокетничая и становясь от этого окончательно безобразной. — Но ты же меня любишь?» — «Люблю!» — с удивлением соглашается Артем. При этом он видит себя со стороны, будто вне сна, и хочет окликнуть: «Эй, ты с ума сошел, что ты делаешь?» Но Артем, который действует во сне, не желает слушать Артема, который видит сон. Он ласково обнимает женщину, нежно заглядывает в ее маленькие невыразительные глазки, гладит ее толстую спину и валит на что-то мягкое. Она стонет и соглашается, Артем начинает недоуменно ее обласкивать, но тут вбегает целый выводок малышей примерно одного возраста, как в детском саду. «Кто это?» — «Это наши дети, и ты их любишь!» — хвастается уродина. — «Не может быть, я вообще не люблю детей!» — «Любишь, любишь!» — смеется жуткая женщина, и Артем, который во сне, чувствует, что действительно любит этих детей, несмотря на возражения Артема, который видит сон. Дети исчезают, Артем продолжает ласкать страшную женщину и тут видит в сторонке, на троне или на сцене (всякие бывают варианты), полуголую красавицу, танцующую стриптиз. «Вот я кого люблю!» — спохватывается Артем. Но уродина, целуя его усатым ртом, немелодично воркует: «Врешь, ты не ее любишь, ты меня любишь!» — и Артем с удивлением чувствует, что она права. И хочет проснуться, чтобы прекратить этот кошмар и ужас, но одновременно боится проснуться: если не объяснить ей, что он ее не любит, все так и останется!

Поэтому, предполагает Артем, вспоминая этот сон, мне он и снится: я хочу, чтобы финал был другим, но никак не получается.

В этот раз он почти добился своего, оторвался от уродины и хотел было направиться к стриптизерше, но тут выстрелили — то ли в нее, то ли в него.

Артем очнулся.

И, еще не проснувшись окончательно, спрыгнул вниз.

Некоторое время не мог сообразить, что осталось в его сознании от сна, а что — уже явь. Работяги сидят впереди с закуской и выпивкой — это, пожалуй, явь. Но автомат откуда? А этот мужик с ружьем, выходящий из туалета, — это что? И почему так странно выглядят пассажиры? Что вообще происходит?

— Ну, ты и спать! — позавидовал Притулов. — Чуть все на свете не проспал.

— Нет, я не понимаю, что за дела? — обернулся Артем к Козыреву.

Тот неохотно объяснил:

— Захват автобуса.

— Какой захват? Кем?

— Нами, — объяснил Маховец. — Мы страшные рецидивисты и бандиты.

Фигура сонного Артема, который необыкновенно крепко спал, ничего не знает, хлопает глазами, многим показалась нелепой, почти смешной. Ни Маховцу, ни Притулову, ни Петру в голову не пришло, что Артем может представлять опасность.

А Артем уже понял, что произошло. Он понял, но продолжал щуриться, изображать сонного, даже зевнул и похлопал ладонью по рту.

— Никак не войдет в тему, — усмехнулся Петр.

И ошибся: Артем был уже в теме.

Он рванулся к автомату, который Маховец положил рядом на сиденье, схватил его, успел понять, что это «АКМ», с которым он имел дело, когда служил в армии (и был, кстати, отличным стрелком, потому что любил делать хорошо все, что делал), отскочил, поднял автомат, целясь в Притулова, и закричал:

— Бросай ружье!

Притулов усмехнулся:

— А если не брошу?

— Выстрелю!

— Стреляй, — разрешил Притулов и приставил дуло к голове Лыткаревой. С другой стороны у него сидел Тепчилин, но Притулов верно рассчитал, что угроза пожилой женщине выглядит страшнее, чем угроза мужчине. Мужчина на то и рожден, чтобы при случае погибнуть, а женщина в возрасте — она всегда мать, даже если нет детей, позволить ее убить — жутко.

Татьяна Борисовна замерла, только подняла слегка руку, будто для того, чтобы убрать ружье, но так и застыла.

— Не балуй, — посоветовал Маховец. — Отдай пулялку.

Артем растерялся.

— Бросай, я сказал! — закричал он опять.

— Будешь орать, выстрелю первым, — пообещал Притулов.

Козырев негромко сказал:

— Не наша сила, Артем. Людей только постреляем. Они из тюрьмы сбежали, им терять нечего.

Артем и сам понял, что ничего не сумеет сделать.

Маховец встал, вырвал у него автомат и локтем ударил Артема в лицо.

— Лезь обратно и спи дальше, — сказал он ему.

— Вас все равно схватят всех, — сказал Артем, зажимая нос рукой.

— А это не твое дело. Лезь, я сказал!

Артем полез на спальное место.

Мельком глянул на Елену и ее временного кавалера.

И вдруг улыбнулся ей: ничего, меня пока победили, но я не сдался.

После этой встряски решили еще выпить — и захватчики, и пассажиры.

Нина осмотрела Ваню, оказалось — ничего страшного, пуля оставила кровавую бороздку на руке, но не задела кости.

— Везучий, — сказала Нина.

Они сели вместе.

Вика, выйдя из туалета, села позади всех. Очнувшийся Тихон направился к ней, но она взмахнула рукой, отгоняя его. Съежилась, сжалась, смотрела в окно.

Притулов, налив полстакана водки, пошел было к ней, чтобы угостить и утешить, но она, увидев это, закричала:

— Не подходи! Не подходи!

— Оставь ее! — сказал Маховец. — И хватит уже маньячить. Нашел место.

— Кому-то не нравится?

— Мне не нравится.

Притулов и Маховец посмотрели друг другу в глаза. Оба были вооружены, оба способны на все. Оба это поняли. Обоим не хотелось погибнуть во взаимной перестрелке.

И Притулов вернулся на место.

Маховец решил вернуть недавнее дружелюбие. Встав, он сказал:

— Ну что ж, граждане присяжные. Мы немного отвлеклись. Давайте так: никто не шумит, никто никого больше не трогает. Тихо и спокойно едем. А мы скоро сойдем.