12 мая. Вчера вечером я была с моей больной, когда она проснулась после успокоительного. Ее зовут Моник. Такое аристократичное имя как-то не вяжется с ее обликом. Представляю ее озирающей, лежа на песчаном пляже, коралловые рифы вокруг острова. Она довольно часто надевает кораллы: они ей идут. Могу вообразить, как они встретились с капитаном, который, по-видимому, завернул на этот Коралл взять груз копры, рыбы или еще чего-нибудь на обратном пути в Сидней. Она возникла в моем воображении с волосами, убранными яркими экзотическими цветами. Он сразу увлекся, безрассудно и бесповоротно, даже не подумав перед женитьбой, каково ей будет в Замке Кредитон. Но все это исключительно мои фантазии. Вполне вероятно, что все обстояло совсем не так.
Я сидела у постели, когда услышала ее бормотание:
— Ред… Ред… Почему ты меня не любишь?
Не правда ли, красноречиво? Надо думать, он постоянно у нее на уме.
Вдруг она встрепенулась:
— Это вы, сестра?
— Да, — тихо ответила я. — Постарайтесь успокоиться. Этого добивается от нас доктор.
Моник послушно закрыла глаза. Она в самом деле хороша — похожа на куклу с густыми смоляными волосами и такими же черными длинными ресницами; на фоне белой ночной рубашки кожа кажется медово-желтой; только вот лоб, пожалуй, низковат. «Она из тех, которые быстро старятся, — мелькнуло у меня в голове. — Сейчас ей не больше двадцати пяти».
Она продолжала бормотать — я придвинулась поближе, чтобы разобрать.
— Не хочет возвращаться, — шептала она. — Жалеет, что так получилось. Хочет свободы…
«Увы, мадам, — невольно подумалось мне, — не удивлюсь, если не хочет, коль вы имеете привычку показывать крутой норов, как вчера».
Она дика, неистова, необузданна. Что думает о таком существе леди Кредитон? Одно должно ее радовать. Если одному из братьев суждено было сделать такой faux pas[1], то, по крайней мере, не ее драгоценному сыну. Воображаю, как бы разбушевалась, если б в мезальянс вступил Рекс. Как бы она поступила? Несомненно, имеет долю в прибылях компании, наверняка, принадлежит к самым влиятельным акционерам.
В самом Замке еще столько невыясненного, даже более интересного, чем супружеские неприятности выловленной из воды хорошенькой рыбки, которую меня пригласили выхаживать.
15 мая. Сегодня я услыхала, что капитан находится на пути домой и ожидается в четырехнедельный срок. Это мне сообщил Эдвард. Мы с ним успели подружиться. Надо признать, он необыкновенно сообразительный паренек, жаль, что предоставлен заботам зануды мисс Беддоус. Трудно представить женщину бесцветнее ее, а Эдвард ведет себя с ней как настоящий маленький озорник. На днях привела его с прогулки промокшим до нитки. Решил, видите ли, прямо в одежде искупаться в фонтане. Она растерялась, а он только смеялся над ее ходульными поучениями. Отчасти это ее вина: ей так явно недостает уверенности, что это чувствует проницательный шалун и использует в свое удовольствие. Со мной у него такое не проходит: знает, что должен делать, как велено, или уходить. Впрочем, мне это легко, так как я не обязана его воспитывать. Он ясно усвоил, что я совсем не то, что бедняжка мисс Беддоус, и поставлена смотреть за его мамой, как поставлена к нему гувернантка, — одно то, что я старшая над взрослым человеком, делает меня очень значительной в его глазах. Он часто заглядывает в комнату матери и наблюдает, как я даю ей лекарства. Здесь имеется небольшая кухонька, где я готовлю ей пищу, а он смотрит, как я это делаю. Ему нравится брать пробы с маминой тарелки. Мисс Беддоус хмурится, считает, что неурочное питание дурно сказывается на его аппетите, но, как водится с. малыми детьми, запретный плод всегда слаще. В определенном смысле он всего лишь одинокий заброшенный малыш: такой маленький в огромном Замке, при том что мать не имеет ни малейшего представления, как обращаться с ребенком. Иногда портит его, потакая шалостям; в других случаях, наоборот, дает волю раздражению, а то и вовсе не замечает. Я успела понять, что он не очень ее любит. Мисс Беддоус он откровенно ни во что не ставит, перед леди Кредитон испытывает трепет, граничащий с благоговением, а по-настоящему любит бабушку Стреттон, которую навещает каждый день, только Джейн не разрешает ему долго задерживаться, говорит, это утомляет хозяйку. Неудивительно, что он привязался ко мне. Я, смею предположить, предсказуема, мое поведение всегда ровное. Никогда не сюсюкаю, как будто не замечаю его присутствия, но нам нравится друг с другом.
Итак, он явился сегодня утром, когда я готовила молоко и намазывала маслом хлеб для его матери. Уселся на стул и болтал ногами, наблюдая за мной. Я догадалась, что ему не терпится огорошить меня какой-то новостью, переполнявшей его маленькое существо. Так и оказалось.
— Папа приезжает.
— Ну, ты доволен?
Он скромно потупился на носок ботинка.
— Да, — наконец решил он. — А вы?
— Еще не знаю.
— Когда узнаете?
— Возможно, когда его увижу.
— Вы его полюбите?
— Это будет зависеть от того, как он отнесется ко мне.
Мой ответ чем-то позабавил его. Он громко и от души расхохотался.
— Ему нравятся корабли, море, матросы и мы.
— Звучит как песня, — отозвалась я, напев его слова на известный мотив.
Он с восхищением смотрел на меня.
— А я знаю кое-что еще, что ты любишь, — сказала я.
— Что? Что?
— Хлеб с маслом.
И подала ему бутерброд. Пока он ел, заглянула мисс Беддоус. Она уже привыкла искать его в моей комнате. Завидев гувернантку, он набил рот остатками бутерброда.
— Эдвард! — сердито крикнула она.
— Так он может подавиться, — заметила я.
— Он не должен сюда бегать в неурочное время.
Жало было нацелено не в него, а в меня. Но я делала вид, что не замечаю, продолжая заниматься завтраком. Эдварда увели. У самой двери он оглянулся на меня. У него был такой вид, будто готов расплакаться, но я подмигнула, и он засмеялся. Когда я подмигиваю, он всегда веселится, строит смешные рожицы и никак не может подмигнуть в ответ. Сознаю, что мое непочтительное поведение подрывает авторитет воспитательницы, но как еще я могла остановить слезы неприкаянного ребенка?
Когда я внесла поднос, Моник, сидя на кровати в кружевном жакете, смотрелась в зеркало. Очевидно, уже узнала про новость. Какая разительная перемена произошла в женщине! Теперь она была прямо красавица.
Однако на поднос смотрела хмуро.
— Этого я не хочу.
— О, пожалуйста, вы должны выздороветь к приезду капитана.
— Вы уже знаете?