Да, это было действительно рождение нового из недр старого, подвергнутого глубокому разрушению. Ткани материнских растений были растерты до состояния однородной полужидкой массы, напоминающей гороховый суп. Под наблюдением Ольги Смолин сам воспроизвёл всю операцию и потом тщательно просмотрел в микроскоп весь приготовленный им материал. Разрушение было полное — от тканей не осталось никаких целых структур. Значит то, что получилось в аквариуме у Ольги, действительно образовалось не из существовавших до этого клеток, а возникло заново в результате разрушения тканей растения.
Смолин просидел за микроскопом весь день, не отрываясь, вставая только на минутку, чтобы пройтись по кабинету торопливо выкурить папиросу и собраться с мыслями. Сомнений не оставалось. Факт был очевидный и ясный. Теперь требовалось полностью оценить его значение и наметить план дальнейших действий.
Как только у Смолина мелькнула догадка о том, что он увидел у Ольги в сосуде с пробой, он сразу же подумал об использовании этого способа развития для изменения растений. Это была даже не цепь логических построений, а стремительно развернувшаяся спираль, в которой нельзя было разобрать никаких связующих звеньев, и помнился только исходный пункт: догадка о существе процесса и вывод мысль о высокой пластичности возникающих этим способом организмов.
Медленно продвигая в поле зрения микроскопические проростки, возникшие из разрушенных тканей филлофоры, Смолин размышлял о возможностях стремительного изменения их свойств в условиях, созданных экспериментатором. Он смотрел на прозрачные комочки клеток наметанным взглядом исследователя, и ему чудилось, что он уже видит в них бесчисленные изменения, возникшие под влиянием случайных различий в условиях жизни. Проростки возникли заново не из оформленных клеток, а из вещества материнских организмов, и потому их податливость к воздействию изменяющих условий жизни должна быть безграничной. Да, эта находка означала крутой поворот во всей дальнейшей работе лаборатории. Это было начало нового пути.
Под вечер Ольга зашла в кабинет Смолина с полученной за день почтой. Он поднялся со стула и устремился к ней с радостной улыбкой.
— Ну, Ольга Федоровна, спасибо! — сказал он, протягивая ей руки.
Ольга смутилась.
— За что же? В том, что обнаружили вы в моих сосудах, моя заслуга ничтожна.
— Не надо скромничать, Ольга Федоровна! — возразил Смолин, принимая от Ольги почту.
Он небрежно просмотрел конверт за конвертом, бросая их невскрытыми на стол и задержался на последнем. Ольге бросилась в глаза необычная удлиненная форма этого конверта и его блекло-сиреневый цвет. Смолин держал перед собой конверт, невесело улыбаясь. Потом он посмотрел на Ольгу, нахмурился, быстро разорвал конверт на мелкие клочки и бросил в корзину под стол. Ольга отвела глаза.
— Итак, Ольга Федоровна, — сказал Смолин тем же тоном, — начинаем третий тур наших работ.
Глава 18
НЕВЫПОЛНИМОЕ ТРЕБОВАНИЕ
Месяц прошел в напряженной работе. Ольга ощущала бешеный темп исследований Смолина по количеству растений, поступавших к ней в лабораторию для анализа. Сначала шел бесконечный поток филлофор, ежедневно привозимых с моря, — Ольга понимала, что Смолин ищет наиболее богатые золотом формы. Но это длилось не больше недели. В свое время эта работа уже была проведена Петровым при выборе исходного материала для полиплоидной расы. Было обследовано несколько тысяч растений, и выбор самых золотоносных не представлял больших трудностей, так как Петров уже установил внешние признаки, сопутствующие богатому содержанию золота. Затем стали поступать проростки — сначала десятками, потом сотнями, наконец, тысячами, и поток с каждым днем увеличивался. Смолин работал с яростным напором, как одержимый.
У него уже не оставалось времени для бесед с сотрудниками. Они были знакомы со стилем работы и не беспокоили преждевременным любопытством. Было хорошо известно: когда определится результат, он немедленно станет достоянием всего коллектива.
Настроение у Ольги было сумрачным. Ослепительное июньское солнце, проникающее в окна сквозь раздуваемые ветром шелковые занавески, не радовало, а раздражало Ольгу своим ненужным блеском. Работа шла автоматически — вместе с Ольгой, под ее присмотром, в лаборатории стояли у приборов шесть лаборантов, но поспевать за Смолиным становилось все труднее и труднее.
Когда на анализ поступали взрослые растения, определять содержание золота было легко: метод Калашника позволял с достаточной точностью улавливать золото в золе, полученной от единичного экземпляра. Но с первыми же определениями золота в проростках возникли затруднения — и, как Ольге казалось по неопытности, непреодолимые. Каждый проросток весил не более грамма, после сжигания оставалось 5–6 миллиграммов золы. При всей тонкости метода Калашника определить в таком ничтожном количестве вещества уже сверхничтожное количество золота казалось невозможным.
Сначала Ольга выходила из затруднения первым пришедшим ей в голову способом: массовым анализом сотен проростков, сожженных вместе. Средняя цифра получалась такая высокая, что Смолин не возражал против этого способа. Но уже на третьей неделе, когда он стал выводить второе поколение водорослей, не дожидаясь завершения роста первого, перед Ольгой встала задача — определять содержание золота в каждом отдельном проростке.
Они поступали в химическую лабораторию во множестве. И каждую новую партию сопровождала записка Смолина, нацарапанная торопливым, корявым почерком: «Индивид. анализ. Обязат!» Эти записки бросали Ольгу в жар. Она отдавала уточнению метода все силы. Кое-как, с допущением возможности огромной ошибки, ей удавалось определять золото в крупных — тяжелее грамма — проростках. Ошибка была не очень заметна, так как содержание золота в третьем и четвертом поколениях возрастало совершенно фантастически. Смолин со свойственным ему в научных исследованиях азартом беспрерывно повышал концентрацию золота в аквариумах. Но, когда он начал добиваться от Ольги точности определения в сотых долях процента, ей пришлось сознаться в своем бессилии.
Утром Ольга спустилась в подвальный этаж, где работали Смолин и Петров, раздраженная неудачами, расстроенная неудовольствием Смолина и злая на себя за свою растерянность. В голубом полумраке сияли два ярких кружка осветителей. Два снопа света падали из-под невидимых абажуров настольных ламп на развернутые около микроскопов тетради с записями и освещали два профиля — высокий лоб, орлиный нос, короткие усы и энергичный подбородок Смолина и по-детски круглый лоб, светлые волосы и мягкие, пухлые губы Петрова.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});