А враг - на друга...
Смятость. Снулость.
Все возвратилось в берега.
Все на круги свои вернулось.
Может быть, это только переходный период? Вот что-то произойдет, продвинется
еще немного...
Куда спешим? Не знаем...
Потупив в землю взгляд,
С сомнительным сознаньем
Гребем вперед-назад.
Полипы вечной гнили
Юродствуют, грубя:
«Нас предали! Забыли!»
Мы предали себя.
Может быть, это скорее скоропись времени, чем отстраненная - впрочем, вполне дос-
тойная - позиция «жить своей жизнью, не замечая творимой вокруг мерзости». Больше
газета, чем взгляд из прошлого в вечное.
Когда-то живущий в Крыму во время Октябрьской революции Иван Бунин писал о
том, как носит на дачу песок и топит камин. «Окаянные дни» он напишет уже потом, в
Париже. А Макс Волошин в том же Крыму не только писал о сегодняшнем дне, но и
помогал друзьям, независимо от окраски «лычек» (говорят, его не раз хотели расстрелять
то красные, то белые). Разные подходы ко времени и к себе могут быть у поэта. Это его
право...
Заслуженная артистка России Е.Н. Распутько так образно характеризует впечатление
от стихов Михаила Сопина:
- Когда маленький ребенок ступает в холодную воду, ему хочется ножки отдернуть.
Но вот он ими немного поболтает, привыкнет... и уже не так страшно. А для здоровья по-
лезно.
Сборник «Молитвы времени разлома» (2000 год) печатался в частном издательстве
за счет автора в ста экземплярах. Мы раздаем книжки знакомым. Отклик в печати – ну-
левой, если не считать рецензии Саши Кучер «Книжка для дураков» величиной с пару
спичечных коробков (областная газета «Зеркало»): «…Михаил Сопин забивает послед-
ний гвоздь в гроб российской дурости. Но вся беда в том, что дураки этого не замечают».
(«Ну почему же последний? - комментируем мы с Мишей. – Дурости нет предела. И
не только российской. Дурость - понятие интернациональное...»)
Еще цитата из рецензии:
128
«Концентрация страшная, химически чистая. Сопин верен себе – он, как патолого-
анатом, исследует современность. И если предыдущая книга «Обугленные веком» прони-
зана нежностью и прощанием, то в «Молитвах...» автор беспощаден. Веку он вынес приго-
вор, а вот человеку... Человек сам себе вынес:
«Кончается двадцатый век – в крови, в моленьях и надеждах. Стереотипен человек и
жалок в действах и одеждах». «Поэзия? Куда такую? С ней больно сердцу и уму. Я ничего
не публикую, не нужно это никому», - признается Сопин. От книги холодно. Стужа проз-
рения сильнее всякой другой».
* * *
Крик взбулгаченных ворон.
Голоса со всех сторон:
«Ты люби, меня, люби,
Луною утомленная,
Пока водятся рубли,
Пока шуршат зеленые!»
Частушечки. Гармошечки.
Совхозные хиты.
Зашторены окошечки
С утра до темноты.
Заспано. Затравлено.
Нравы таковы:
Российская окраина
Под боком у Москвы.
Жить, как есть, желанья нет.
Умирать не хочется.
В центр бы выправить билет,
Да столица - склочница:
Склочница-притворщица,
Брешет и не морщится.
Эх ты, Дума моя, Дума,
День ненастен. Ночь темна.
Воровская, мусорская,
Пролетарская страна:
Умным – рюмочка вина.
Вечным нищим – знаки...
Выживают сорняки.
Пропадают злаки.
Девки плавают в вине,
На сосках помада.
Бомж повесился в окне,
Очумев от смрада.
Полу-судьи, полу-урки,
В лицах оволчение -
Демонстрируют придурки
Ополчение.
Что там? Кто там?
Ска-ра-бей нич-ком!
Бородой в гранатомет...
Мир фугасный
Красным веничком
Чистилище метет.
129
* * *
Я – зыбкость сугробов,
Накат раскаленной волны.
Я – детская обувь
На мертвых дорогах войны.
Я – стон изможденных
В застенках,
В рудничной пыли.
Я – вопль не рожденных
В раздавленном
Чреве
Земли.
* * *
Тяжелый подземельный
Смрадный запах
Насилия,
Карболки и войны –
Забитые в бегах
И вагонзаках
Мишени без имен
Погребены.
Не надо поздних клятв
И слез предвзятых.
В покое обреченном
Все равны –
Усопшие
Рабы
Пятидесятых...
Больной,
Блатной
И ссученной страны.
* * *
Не выношу прощений поздних.
Отмщенья нет.
А боль жива.
Раскаяния горький воздух –
Тлен. Эхо. Мертвые слова.
Народ предаст, продаст, отступится...
Не в первый раз ему уже...
Дай сил мне,
Мысль,
Дай сил, заступница,
Дай сил на тяжком рубеже.
* * *
Продудел полководец
В дуду,
Продудел и забыл
Про беду,
Что погостная темная птица
130
На гнездовье
Домой возвратится.
Пораженье. Победа. Война.
Торжествует,
Гордится страна.
Безымянный
В районе Ростова
Плачет дождь
Девяносто шестого...
ПУСТИВ ПО КРУГУ ШКАЛИК...
(Оперная ария)
Пустив по кругу шкалик,
Лепил народ божка.
Рождался полукарлик
С ухваткой мужика.
Не чувствуя напасти,
Толпа гудит хмельней.
А карлик – ближе к власти,
А он уже над ней!
Навис над серым роем
И дразнит кумачом.
Назвал народ героем,
А сделал – палачом:
Немым велит молиться,
Слепцам – поклоны класть,
Стреляет пастве в лица,
Отняв у Бога власть.
Чуть зыркнет –
Мы немеем,
Вдыхая страх крутой.
И стал
Народ
Пигмеем
У карлы под пятой.
В КОСМАТЫХ МЫСЛЯХ
Я думаю, далекий брат...
Не нам одним
Не впрок примеры.
Мы взяли веру напрокат
И стали
Призраками веры.
Бродячий европейский миф!
Я вижу,
С горечью итожа:
Переувечили своих,
А результат победы –
131
Тот же.
Поминки. Праздник.
Эпатаж станичников,
Безродных татей?
В косматых мыслях:
«Отче наш!», -
А на губах –
Полынь проклятий.
В СЕБЕ ПОВЕРЖЕННЫЕ НИЦ...
Любвевождизм
Чеканит наши лица.
Так мало умных и красивых лиц.
Видать, нет сил самоопределиться.
Живем –
В себе поверженные ниц.
Поди, уклад столетий опровергни!
Не изгнан,
Не осужден, не убит,
Живу на взрыве
Двух больных энергий –
Своих страданий
И чужих обид.
Мадам, Россия,
Облетают листья?
В глазах твоих откуда эта стынь?
На рынке изнасилованных истин
Горит наследство
Попранных святынь...
* * *
Стране,
В которой жизнь теряет цену,
Все отдано.
Пуста душа. Готов.
Свое сыграл.
Других прошу на сцену –
В безликий зал
Паяцев и шутов.
Гляжу вокруг:
В речах, в деяньях – серо.
Пока бродил по серости дорог,
Спилась Любовь,
От слез ослепла Вера,
Надежду сам я выгнал за порог.
132
МИФ
Все спуталось:
Погоны, флаги.
Трезвон идей и бубенцов.
Мои распухшие фаланги
Трещат под обувью бойцов.
Жри, миф кровавый,
Что прикупишь!
Тебе, опричный,
Сквозь века
Показывает
Мертвый кукиш
Моя замерзшая рука.