в пустошь, и когда они приблизились к голове ее, стала ясна причина остановки — здесь дорожное полотно было взрыто воронками попавших в него бомб, превративших машины в обгоревших, искореженные груды проржавевшего металла.
— Я вот сейчас подумал, а ведь здесь точно никто не занимался разминированием, — обеспокоенно сказал Роланд, — как бы нам не подорваться.
Мари хотелось ответить ему ободряюще. Развеять его страхи. Только вот он был прав. Даже если война кончилась слишком быстро, чтобы стороны могли обустроить серьезные минные заграждения, и компьютерная система и сенсоры кроулера могли предупредить их об очевидной опасности, вроде мины просто лежащей на дороге, найти что-то более скрытное им бы не удалось. Даже прямо сейчас они могли случайно побеспокоить зарывшуюся в землю когда-то давно авиабомбу и даже не успеть понять, что именно случилось, прежде чем оказаться по ту строну жизни. И чем ближе они к бывшей границе империи, тем опасность серьезней. Экспедиция начинала ей казаться не такой уже хорошей затеей. Но нет, развернуться, поджав хвост — такой вариант она даже не рассматривала.
— Если Никита здесь как-то прошел, причем не раз, то и мы сможем, — наконец пришел ей в голову ответ. Не такой обнадеживающий и уверенный, как ей хотелось бы, но все же определенная логика в нем была.
Напарника это явно не слишком убедило, но все же он больше не поднимал эту тему. После десяти часов в пути, Мари уступила руль успевшему отдохнуть немного Роланду и отправилась в койку. Было жестко и тряско, и долго она еще прислушивалась к гулу двигателей, прежде чем заснуть. И по разбитости в теле, по темноте снаружи, ей было ясно, что не так уж много времени она спала, когда напарник мягко разбудил ее, толкнув костяшками в плечо:
— Майор, у нас проблема.
— Что там? — она была раздражительна, и на язык просилось что-то вроде “ну так и реши проблему, зачем меня будить?”, но знала, что это бы не помогло делу. Он бы действительно решил сам, если мог.
— Ну вот, посмотри, — он указал на экран.
Кроулер стоял у въезда на мост. Или, во всяком случае, того, что от моста осталось. Центральный пролет его давно обвалился — сам, или взорвали, чтобы замедлить наступление противника. Они находились на берегу широкой, медленно текущей реки, в воде которой, разбитая на осколки, отражалась полная луна.
— Что делать будем?
Майор подумала. Прислушалась к своим ощущениям. Ответ не замедлил себя ждать:
— К черту. Будем отдыхать пока. А утром разберемся.
Она вернулась в свою неуютную постель. Роланд последовал за ней, лег на койку напротив. Они оказались лицом к лицу. Несколько секунд он смотрели друг другу в глаза, и он, казалось, хочет что-то сказать, но вместо этого он повернулся на другой бок, отвернувшись к стене. В этот раз, когда тонкий пенный матрас не норовил ускользнуть из-под нее, она отключилась мгновенно.
12
Когда Мари проснулась, уже настал день. Разрушенный мост все так же зиял впереди провалом. Она обдумала доступные варианты. Возвращаться назад и искать другую дорогу в обход заняло бы слишком много времени. Свернуть в сторону и ехать вдоль реки, в надежде найти другую переправу? Нет, тоже не подходит. Долго, и нет никакой гарантии успеха — если мост действительно был взорван, то та же судьба могла постигнуть и другие. И все же одна идея у нее была. Пусть и немного опасная.
Пару минут она рыскала глазами камер по сторонам, но это помогало слабо. Деревья по обе стороны дороги ограничивали угол обзора, берег, на котором покоилась опора моста, круто уходил вниз.
— Я выйду, осмотрюсь, — бросила майор Роланду.
— Не опасно? Начальник нас предупреждал насчет цезия в воде.
Мари хотелось сказать, что это касалось скорее воды стоячей, низинной, а река давно унесла все загрязнения. Но все же на всякий случай проверила показания дозиметра. Пятьдесят микрорентген. Меньше чем в городе.
Первым, что заметила она выйдя наружу, был запах. Густой аромат цветения, нагретой солнцем воды, древесной смолы и хвои. Она никогда не чувствовала ничего подобного. Всякие заметные запахи давно были изгнаны из Магны, чтобы не оскорблять обоняние чувствительных цивусов. Даже парки были стерильными, словно пластиковыми, где растущие в клумбах цветы были приятны глазу, но ничем не пахли.
Мари подошла к краю обрыва, взглянула по сторонам. Здесь склон был слишком крутым, но по левую руку виднелся пологий спуск. Майор двинулась вдоль него, прикидывая, достаточно ли он широк, чтобы здесь мог пройти кроулер, пока не спустилась на узкую полоску галечного пляжа. Подошла к самой кромке воды, потревожив несколько загорающих лягушек, которые с плеском прыгнули с суши в неглубокий участок реки, и глядели оттуда на нее недовольно своими выпученными глазами. Ближе к берегу, вода была идеально прозрачной, с поблескивающими в ней иногда серебристыми боками рыб. Середина русла же была рябящим зеркалом, в котором отражалось голубое небо с пушистыми как вата облаками. Странное, щемящее чувство переполнило Мари. Оно было похоже на то, что она испытывала, танцуя с Роландом в окружении обломков и реликтов старого мира, но теперь сосредоточенное в один короткий миг, ослепительную сингулярность. Чувство, будто она нашла что-то давно потерянное. Приложив руку к груди, она несколько раз быстро выдохнула, успокаиваясь. После чего взглянула на реку другими глазами.
Быстро оглянувшись, без особой нужды, она сбросила обувь, стянула с себя облегающий форменный комбинезон, и ступила в теплую воду. Мелкие камешки покалывали ей ступни. Зайдя по грудь, майор оттолкнулась ногами от дна, наклоняясь вперед, пустилась вплавь, загребая воду широкими замахами. В несколько минут она доплыла до противоположного берега и развернулась. На пляже стоял Роланд, в позе терпеливого ожидания. Когда Мари приблизилась, он крикнул:
— Плещешься?
— Как видишь. Присоединяйся. Вода хорошая.
Она не ожидала, что напарник примет это приглашение. Кажется, даже он сам этого не ожидал. Но после мимолетного раздумья, он начал расстегивать пуговицы. Его бледное тело горожанина сияло в лучах солнца. Оставшись в одних боксерах, он вошел в воду, подплыл к Мари, неловко, по-лягушачьи.
— Хм, я думал ты со своими имплантами камнем на дно пойдешь, — сказал он, отфыркиваясь.
Мари хлестнула ладонью по воде, обдав Роланда снопом сверкающих капель.
— Тебе разве не говорили, что нельзя говорить с женщиной о ее весе? Тем более таким тоном.
— Так я же не о весе, а о плавучести, — он бросил в нее горсть воды в ответ.
— Ну, они у меня полимерные и нанитовые, на плавучесть не влияют никак.