— Мы еще не дали ей имя, — ответили ему братья.
— Тогда, — усмехнулся Кадмон. — Это сделаю я. Я дарую ей имя: пусть ее зовут Соблазн — потому что такова сущность ее. Теперь же, поскольку и я принял участие в сотворении сего чуда, следует выяснить, кто из нас троих более всего достоин владеть ею. Но, право, не советую вам состязаться со мной — потому что ваши имена мне известны, и я в любую минуту могу уничтожить вас, или подчинить своей воле, или превратить во что-нибудь совершенно невообразимое — ведь имена обладают подобной властью, а я повелеваю именами.
С тем и были вынуждены удалиться Обладающие Силой — вслух проклиная Кадмона, а в душе тайно подсмеиваясь над ним. Как только они покинули пределы того мира, где состоялась встреча, Эмерхад сорвал с шеи амулет с символами, защищавшими его от чар той женщины, и спросил Гасхааля:
— Как ты сумел не поддаться ее обаянию? Даже имея амулет, я едва смог расстаться с ней. Ведь мы сотворили искушение, такова природа ее, воплощенная в образе женщины.
— Я не настолько слаб, чтобы уступать соблазнам, — презрительно бросил Гасхааль.
Но поскольку спор их так и не был разрешен, в третий раз решили они отыскать достойного судью, могущего рассудить их. На этот раз они оба просунули руки в мешочек с костяными пластинками и одновременно бросили перед собой то, что выловили на его дне. Пластинки сложились в двойное имя, однако, прочитав его, оба пришли в растерянность и недоумение.
— Идти к такому судье? — С сомнением спросил Эмерхад. — Ведь он — один из тех, с кем, возможно, нам придется сразиться за право владеть новым миром.
— Наверное, в этом есть определенный смысл, — с таким же сомнением произнес Гасхааль. — Но, по крайней мере, я слышал, что приговоры его всегда справедливы и беспристрастны.
— Что ж, — сказал Эмерхад. — В таком случае, наверное, и в самом деле стоит посетить его, но прежде нам надлежит изменить обличья.
— Предлагаю лучшую шутку, — сказал Гасхааль. — Давай соревноваться в том, кто сотворит лучшее оружие. Как бы не рассудил нас Джордмонд-Законник, мы спросим о причинах его решения и попросим указать на изъяны наших изделий. Его советами мы воспользуемся; но если потом все-таки начнется между нами война, будет забавно увидеть, как Джордмонда поразит то самое оружие, совершенствованию которого мы вынудим его поспособствовать.
На том они и разошлись, уговорившись встретиться через три дня.
Два дня бродил по мирам Эмерхад, и множество идей приходило ему на ум — но среди них не находилось ни одной, осуществив которую, он твердо был бы уверен в том, что на этот раз выиграет состязание. И вот, он взошел на высокий утес, и увидел бурю, крушащую деревья и терзающую море, рассыпающую молнии, рвущую в клочья тучи и облака, затмевающую солнце и звезды. Далее двинулся он, и вот, в другой стране, увидел новую виселицу, где в петлю просунули голову осужденного; затем из-под ног человека выбили скамейку. Вскоре судороги повешенного закончились, а толпа разошлась, но Эмерхад запомнил все, что видел, и двинулся дальше. В некой горной стране он стал свидетелем обвала, под которым был погребен караван купцов, а в другой — полыньи, образовавшейся при переходи семьи бедняков через покрытую льдом реку: когда они были на середине, лед треснул и разошелся под ногами людей, и они утонули. Запомнив это, Эмерхад отправился в другой мир, где наблюдал лесной пожар и оставшееся после него пепелище.
А надо сказать, что он мог смотреть на окружающий мир не только плотскими глазами или колдовским виденьем, но еще и особым зрением, присущим только ему одному. Прибегая к этому зрению, он начинал видеть символы и буквы, из которых состоят все вещи; и тогда все, что окружало его, становилось подобно перемешанным между собой отрывкам разнообразных текстов — и оставалось только выяснить, откуда происходил тот или иной отрывок, и отыскать его продолжение, и то, что ему предшествовало. Слова постоянно и неуклонно менялись, появлялись новые знаки, но каждая вещь менялась с одной, только лишь ей присущей скоростью. Вот налетал ветер и заставлял колыхаться траву — и тогда Эмерхад едва успевал прочитать символы, возникавшие из переплетения зеленых и пожухлых стеблей, прежде чем их сменяли другие; тоже было с древесной листвой, и с мельтешением насекомых, выписывающих в воздухе замысловатые буквы. Облака менялись медленнее и от того читать их было легче, также травинки и камни на земле, сухие ветки и звериные следы составляли удивительнейшие сочетания. Еще проще было с валунами, на поверхности которых вязью неведомых человечеству рун змеились тонкие трещины, образованные ветром и влагой. Все эти знаки были понятны Эмерхаду — от того-то именовался он Господином Знаков и Повелителем Символов. Также рождение и смерть, постройка дома или его разрушение, война и полевые работы, любовь и ненависть могли быть для Эмерхада, если он желал этого, лишь различными письменами — отличавшимися друг от друга лишь по виду букв и по своему содержанию. Теперь, желая приобрести необыкновенное оружие, он наблюдал за смертью и разрушением, изучал их язык, и учился узнавать их символы и руны. Происхождение этого языка ему было неизвестно, но, освоив его и составив представление о его структуре и виде, в одном пустынном месте Эмерхад призвал силы, сущность и свойства которых описывали обнаруженные им разрушительные символы. Так он создал магические врата и, шагнув за их край, очутился в месте, называемом Старым Колодцем. Стены его были сложены из тлеющих углей и обломков, что давным-давно откололись от плоти миров и, падая в хаос, были подхвачены ветрами времени. Не испугавшись, Эмерхад закрепил веревку и спустился по ней вниз, внимательно рассматривая стены и выгравированные на них символы распада и разрушения. Он вытащил из стены десять камней и полез обратно. Веревка его затрещала и оборвалась, не выдержав дополнительного веса, но он успел ухватиться за край колодца, и выбрался наружу. Однако при этом он оборонил один из камней, который выскользнул у него из рук и полетел вниз — и Эмерхад так и не услышал звука его падения. Впрочем, он вскоре позабыл о том. Закрыв за собой магические врата, Господин Знаков с нетерпением приступил к исследованию девяти частиц Старого Колодца. Он изменил их, обточил их края, уменьшил их толщину, стер некоторые знаки, видимые только его зрению, а другие сделал видимыми и для глаз непосвященных. Затем он подкинул первый диск в небо, второй бросил в землю, третий в море, четвертый в огонь, пятый в солнце, шестой в луну, седьмой заточил в зеркало, восьмой омыл в звериной крови, а девятый скрыл своей тенью. Вслед за тем, он поочередно призвал их обратно, и темные диски с острыми краями возникли перед ним и легли ему в руки. В центре каждого из них был изображен особый знак, отличающий его от остальных — но любой из этих символов отнимал волю и сводил с ума смотрящего на него. Немало иных гибельных свойств приобрели эти диски в руках Господина Знаков, и о некоторых из тех свойств будет упомянуто ниже, но теперь надлежит обратиться к тому, как провел эти дни Повелитель Ворон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});