– Привет, – сказал я. И вогнал первую пулю прямо в задранное ко мне удивленное безлобое и губастое лицо.
Визжа и бросаясь из стороны в сторону, по лодке метался какой-то клубок. Слыша краем уха отрывистые щелчки «калашникова», я соскочил в лодку на нос, в прыжке бросив в кобуру револьвер и выхватывая клинки. Удар – в грудь сидящему на корточках урса, ногой. Круговой удар палашом – в брызгах крови взлетает отсеченная голова, тяжело падает в воду. Круговой удар вбок дагой – с нее увесисто сваливается тело. Резкий толчок от борта, и я, в прыжке поймав дагу ножнами, ухватился за ветви ив и спланировал на берег. Вонзив палаш в землю, откинув шторку барабана, быстро перезарядил наган. Звуки боя слышались ниже по течению, и я заспешил туда.
Схватка шла в лодках и на берегу – кое-кому из урса удалось выбраться, но их было даже меньше, чем наших, и я не успел к финалу. Последних добили у меня под носом.
– Раненые есть? – быстро спросил я, видя, что все стоят на ногах. Оказалось несколько поцарапанных, но серьезно – никого, и я усмехнулся: – Теперь можно продолжать рыбалку.
* * *
Я нашел Вадима, когда он разговаривал с Иркой. Она, кажется, поняла, что лишняя, и сразу ушла, а Вадиму, собравшемуся за ней, я преградил дорогу вытянутой рукой:
– Подожди.
– Убери руку, – тихо сказал он, и я убрал, а он остался стоять.
– Мне надо поговорить с тобой, – сказал я.
– Я слушаю. – Его голос был так же ровен и спокоен.
– Мы живы и почти счастливы, – начал я. – А теперь вопрос: знаешь ли ты, что я хочу делать дальше?
– Догадываюсь, – кивнул Вадим и, так как я молчал, добавил: – Идти на Город Света.
– Нет, – ответил я, с удовольствием глядя на то, как изумленно дрогнуло лицо Вадима. – Не сейчас, я имею в виду. Два года назад я собирался побывать в Америке и на Пацифиде. Мои желания остались прежними, Вадим. Отсюда, из Англии, когда Лаури пригонит «Большой Секрет», мы поплывем на запад. Я и… – я выдержал паузу, – те, кто захочет плыть со мной. А вот потом, когда мы вернемся, настанет черед Города Света. Обязательно настанет. Месть – это блюдо, которое подают холодным, Вадим.
– Боюсь, Олег, что ты сошел с ума, – ответил он.
– Может быть. Даже наверняка, – признал я. – Тебя это удивляет?
– Чего ты хочешь, Олег? – Вадим не сводил с меня глаз.
– Я? Увидеть этот мир. – Я описал ладонями в воздухе шар. – Увидеть все, что не видел. Потом вернуться и перерезать глотки тем, кто надел на меня ошейник. А перед смертью дознаться у них, кто играет в нас, как в солдатиков. Вот и все мои скромные желания.
– А сколько человек погибнут на пути к их исполнению? – спросил Вадим резко.
– Когда-то я пытался спрятаться от этого на острове, где ты меня нашел, – напомнил я. – Если хочешь, я высажу вас с Иркой там, на островке, откуда нас забрал Лаури.
– Олег, ты мой друг, – тихо сказал Вадим. – Помнишь, я как-то говорил тебе, что пойду за тобой до конца, потому что мне это интересно? – Я кивнул. – Сейчас мне уже не интересно. Ты очень широко замахиваешься. А ты сам нас учил, что на замахе легко пропустить удар врага.
– В меня нельзя играть, – ответил я. – И пусть я умру на своем пути, но – на своем пути.
Я один свой путь пройдуИ наград ничьих не жду,И прошу коль не понять,Так запомнить:Что собой долг перед собой,Что зовут еще судьбой,Должен я любой ценойНо исполнить!
Не одну прощу вину,Но измену – не умею,Никого за взгляд инойНе виню.Только если изменюСам себя и сам себе я,Что тогда я на ЗемлеИзменю?
Я уже понять успел:Белый свет совсем не бел.А смиришься с ним таким,Станет черен.И пока какой я есть,Я кому-то нужен здесь,А другой сам себе я никчемен!
Светом ночи, а не дняЖизнь встречает здесь меня.И не каждому она улыбнется.Человеком быть решись —Человечьей станет жизнь,Человечество с тебя и начнется
П. Бюль-Бюль Оглы – А. Дидуров
На Йенса я наткнулся буквально за кустами и выругался. Немец спокойно кивнул, словно я похвалил его, а потом сказал:
– Orlogs.
– Что?! – раздраженно переспросил я.
– Orlogs, – повторил он. – На древненемецком это значит «изначальный закон». «Судьба».
– К черту, я не верю в судьбу, – отрезал я.
– Потому что не понимаешь, что это такое, – любезно пояснил немец. – Принято думать, что судьба – это некий высший рок, определяющий жизнь человека, – он сделал рукой раздражающе-красивый жест; я хмыкнул. – Но это не так. Я ведь недаром сказал, что на языке моих предков определяющим в жизни является «изначальный закон», а это совсем не то, что «высший рок». Orlogs внутри нас. Он просто не дает нам поступать иначе, чем это продиктовано нашими личными качествами, воспитанием, характером и верой. Мы таковы, каковы мы есть, и это – а не какие-то внешние факторы – ведет нас по жизненному пути.
– Мало мне было Джека, – раздраженно сказал я, – с его заумью про камни Зонтгофена, валькнуты и высшие законы.
– Джек очень умный парень, – заметил Йенс.
– Ты слышал наш разговор с Вадимом? – напрямую спросил я.
Йенс кивнул:
– Слышал, но не подслушивал… Вадим не рыцарь. Он не понимает тебя. И боится.
– Меня?! – искренне и неприятно поразился я.
Йенс пожал плечами:
– Нет. Будущего. Для него будущее – вечно длящееся настоящее, и никаких перемен не нужно.
– Он мой друг, – отрезал я.
– И тем не менее. – Йенс вдруг отвесил мне мушкетерский поклон. – И тем не менее, мой князь.
* * *
Ровными движениями камня Танюшка отбивала кромку корды. Я наблюдал за ней, плечом и виском привалившись к коре дуба и скрестив руки на груди. Танюшка взглянула на меня снизу вверх и улыбнулась.
– Порежешься, – сказал я, не удержав ответной улыбки.
– Не-а, – с озорной ноткой ответила она. – Смотри!
Девчонка вскочила прыжком даже не на ноги, а на толстое бревно, проходившее, как наклонный мостик, между двумя дубами. Это была подгрызенная бобрами подсохшая осина. Танюшка сделала сальто вперед, подсекая сама себе ноги кордой, сжалась в комок, распрямилась в полете, оттолкнулась ногами (дуб дрогнул) от одного из стволов, от другого, перекатилась с упором на свободную руку и, поймав двумя пальцами за клинок корду – подброшенную за миг до этого в воздух и летевшую ей в голову! – перебросила ее рукоятью в ладонь и соскочила, привычно зафиксировав приземление.
Потом показала мне язык и ловко щелкнула в нос со словами:
– Вот так!
– Ты знаешь, что про тебя песня есть? – любуясь ее движениями, спросил я. Танюшка мотнула гривой распущенных волос и, закусив губу, кивнула:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});