Читать интересную книгу Этюды в багровых тонах: катастрофы и люди - Сергей Борисов

Сильные руки подхватили Кейт Клэкстон и выволокли на улицу.

— Извините, мисс, — бормотал Джошуа Таккер, — но сейчас не до учтивостей.

Взгляд со стороны

Их пожарная команда прибыла к зданию театра, когда из чердачных проемов уже вырывалось пламя. Повозку, на которой находились «большая Бесс» и цистерна с водой, установили у центрального входа. Пожарные развернули рукава, ухватились за ручки помпы и стали лихорадочно дергать рычаг. Струя воды устремилась к окнам, за которыми уже мерцали огненные сполохи.

Двери театра извергали наружу десятки окровавленных людей. Потом образовалась свалка: кого-то сбили, затоптали, и копошащиеся тела замуровали выход.

От невыносимого жара стали лопаться оконные стекла.

Люди выбирались на карнизы. Огонь заставлял их бросаться вниз, и они разбивались о брусчатку. Под тяжестью скопившихся на нем людей рухнул узорчатый балкон.

— Лестницы! Где лестницы?

Джошуа Таккер знал, что достаточных по длине лестниц у них всего две. Он обернулся. Улица была запружена людьми. Похоже, другим пожарным командам сквозь такую толчею не пробиться. Значит, скоро начнется самое жуткое.

«Старушка Бесс» издала обиженный хрип, в ее утробе что-то зазвенело, потом застучало. Таккер бросился к помпе, мимоходом ударив кулаком по стенке цистерны. Вода еще есть… В чем же дело, почему упрямится «Бесс»? Только взобравшись на повозку, он понял, что случилось. Обломками балкона и человеческими трупами завалило и пережало пожарные рукава. Все, воды больше не будет.

Справа от Таккера пожарные разворачивали брезентовое полотнище. Однако они не успели его как следует натянуть, а три девушки, стоявшие на карнизе, уже прыгнули вниз. Брезент вырвался из рук пожарных. С отвратительным звуком тела ударились о камни.

— Таккер, — раздался зычный крик начальника команды, сохранявшего поразительную невозмутимость, — отправляйтесь к служебному ходу. Посмотрите, что там.

Джошуа слетел с повозки и, расталкивая людей, стал пробираться к углу здания, скользя по залитой кровью мостовой.

В боковом переулке было на удивление пустынно. Только у стен домов через улицу сидели, скорчившись, спасшиеся актеры и служащие театра. Лица их были в копоти. Платья изорваны. Почти всех била нервная дрожь.

Двери запасного выхода были закрыты. И это было хорошо, потому что приостанавливался приток воздуха к огню. Хотя, может быть, сейчас это было уже и не так важно…

Вдруг маленькая дверца привратницкой открылась, и в проеме показалась женщина. Она не удержалась на ногах и упала. Таккер бросился к ней.

Взгляд изнутри

Энни нуждалась в нем, и Стадли, разбежавшись, прыгнул. Еще находясь в воздухе, он понял, что прыгнул не так и не туда, но сделать уже ничего не мог. Он упал на мужчину, тяжело поднимавшегося с колен, и опрокинул его навзничь.

— Простите, сэр, — пробормотал он.

Мужчина смотрел на него стекленеющими глазами. Висок его был проломлен, из дыры вытекало что-то невыносимо красное.

— Энни! — закричал Стадли и стал перелезать через спинки кресел.

Вдруг над ним пролетела огненная птица. Это сорванный воздушным потоком занавес бросило прямо в зрительный зал. Стадли растянулся на полу, усеянному хрустальными подвесками, которые сверкающим дождем сыпались с огромной люстры.

— Я здесь, Джордж.

Стадли поднялся и увидел Энни, протягивающую к нему руки. Он перепрыгнул через разделяющий их ряд кресел и осыпал лицо девушки быстрыми поцелуями, чувствуя губами кровь, сочащуюся из глубокой царапины на щеке.

— Ты можешь идти?

— Нет.

Он посмотрел на ее ногу. Изящная ступня Энни была неестественно вывернута.

— Я понесу тебя.

Стадли подхватил девушку на руки, выпрямился и только после этого осмотрелся. Он не первый год работал в Бруклинском театре и понимал, что шансов уцелеть у них не так уж много. Когда зрители партера бросились к дверям, они схлестнулись там с людьми, спускавшимися по винтовой лестнице с балконов. Теперь там такая каша, что не пробиться. От служебного выхода их отделяет ревущее пламя. Значит, значит…

Стадли посмотрел туда, куда улетел пылающий занавес. По счастью, он опустился на кресла, не добравшись до бельэтажа. Там, справа, есть ложа, которую арендует один местный богач, поклонник таланта Кейт Клэкстон. Этот нувориш даже распорядился сделать для себя отдельный вход с улицы. Администрация театра пошла на это, потому что предложенной богатеем суммы хватало не только на то, чтобы прорубить специальную дверь, но и на месячное жалованье для половины труппы.

— Мы погибнем, да? — спросила Энни.

Стадли хотел успокоить, подбодрить ее, но тут девушка потеряла сознание. Тогда он прижал ее к себе и стал пробираться сквозь огонь к ложе. Он едва увернулся от упавшего с верхнего яруса тела. Мгновение спустя в метре от него упало еще одно. Но вот и барьер. Стадли занес ногу и сел на него, не выпуская Энни из рук. Подтянуть вторую ногу ему не удалось. Ботинок застрял в расщепившейся основе кресла.

Из стены огня вывернулся вопящий пылающий клубок — мужчина? женщина? — и завертелся волчком на нескольких квадратных метрах, еще свободных от огня. Упал…

Джордж Стадли отчаянно дернул ногой, и ботинок слетел.

Через секунду он был в ложе. Дымились готовые вспыхнуть портьеры, а так все в ней пока было цело. Прижимая к себе свою бесценную ношу, Стадли бросился вперед. Огонь следовал за ним по пятам. Со страшным грохотом обрушилась люстра.

Стадли увидел перед собой дверь и, не останавливаясь, выставив вперед правое плечо, врезался в нее. Дверь распахнулась, и он, сорвавшись с крутого крыльца, полетел вниз… Прямо на кучу тел, устилающих землю. Чужие мертвые тела уберегли их…

— Энни, Энни… — твердил Стадли, оттаскивая любимую от стен, которые вот-вот должны были рассыпаться, как рассыпается от неосторожного прикосновения карточный домик.

Девушка застонала. Стадли почувствовал, как по его лицу текут слезы счастья.

Храбрость безумца

Джошуа Таккер все никак не мог понять, о ком говорит спасенная им женщина.

— Он там, он там.

«Наверное, у нее помутился рассудок, — решил пожарный. — Не удивительно».

Кейт Клэкстон говорила о Мэрдоке, а тот в это мгновение как раз заканчивал свой туалет. Он накинул на плечи плащ, надел цилиндр и вышел в коридор. Впереди все горело, с треском отскакивали доски потолка, завивались кольцами и тут же обращались в пепел лоскутья ткани, которой были обтянуты стены. Мэрдок нахмурился и поднялся в гримуборную Джорджа Стадли, расположенную на втором этаже. Там он подошел к окну, поднял раму и стал протискиваться наружу.

Внизу на тротуаре лежала Кейт Клэкстон. Вот она пошевелилась… Жива!

Над женщиной склонился пожарный. Вот он посмотрел вверх, их взгляды встретились, и Мэрдок успокаивающе махнул рукой: не волнуйтесь, я сейчас.

Рама окна внезапно поехала вниз и прижала актера к подоконнику. Он изогнулся и попытался освободиться, но раму перекосило в пазах.

— Держитесь!

Пожарный бежал с откуда-то взявшимся ведром воды. Поднявшаяся на ноги Кейт Клэкстон подкатывала к стене тележку зеленщика. Пожарный взобрался на нее, но до актера было еще больше метра. Вода, выплеснутая из ведра, все же долетела до лица Мэрдока, и он благодарно улыбнулся пожарному.

Актер вновь попытался поднять заклинившую раму, и наконец она стала уступать его усилиям. Мэрдок напряг руки, и рама неожиданно легко скользнула вверх. Актер качнулся и… свалился в комнату. Опоры под ногами не оказалось. Пол в гримерной прогорел, и Гарри Мэрдок сквозь два этажа полетел в подвал театра, словно в саму преисподнюю.

Дикий крик вырвался из окна. Кейт Клэкстон замерла на мгновение и кинулась к пожарному, который вдруг боком повалился на тележку. Из его горла торчал кривой, как турецкий ятаган, кусок стекла, вылетевший из поднятой Мэрдоком рамы. Клэкстон схватила осколок и выдернула его. Руки ее были в крови.

Все вокруг было в крови и саже. Черное и красное — это были цвета смерти, которая нынче собрала богатый урожай.

Мрачная картина

Пожар в Бруклинском театре установил страшный «рекорд» по количеству погибших, однако продержался он лишь чуть более пяти лет.

…Театр «Ринг» был подлинной жемчужиной Вены. В нем выступали Сара Бернар, драматическая труппа синьора Сальвини, здесь с неизменным успехом давались премьеры оперетт модного композитора Жака Оффенбаха. Огромный успех выпал на долю его нового творения «Граф Хоффман». Премьера оперетты состоялась 7 декабря 1881 года, а на следующий день зрителей было еще больше.

Оркестр начал длинную увертюру, рассчитанную на то, что члены императорской семьи, опаздывающие «из приличия», все же успеют к первой арии. Рабочий зажег ряд газовых горелок на колосниках, освещая сцену, и тут сквозняк качнул занавес… Огонь жадно лизнул ткань, и через минуту занавес пылал.