жалостливо. Но всё ж она видела, что синяки вовсе не сходят с кожи Елицы, а лгала, получается. Зачем?
– Прости меня, княжна, – захныкала Мира. – Я сказать тебе должна была, что мазь эта не лечит совсем. Только хуже делает. Не думала, что до такого дойдёт. Просто припугнуть хотела. Чтобы…
Она и вовсе разрыдалась. Леден нахмурился, неподвижно глядя на неё, а после рукой резко махнул, ничего не говоря, и вышел прочь. За ним поспешили и несколько кметей, самые ближние. Видно, допытаться хотели, что всё ж случилось. Ждана вздохнула понимающе и сунула руку в свою суму, что висела у пояса на перекинутом через плечо ремне, что-то выискивая. Брашко сел на лавку, с укором посматривая на девку, с которой за время пути успел, кажется, сдружиться – и теперь в его взоре виделось нечто вроде омерзения.
Припугнуть хотела… Чтобы Елица и вовсе подходить к Ледену боялась. Неужто придумала себе, что хоть сколько-то ему интересна, кроме как потешиться порой, почувствовать, как девица его ублажает? Уж стары, как сам мир, эти пустые надежды, что вот на этот раз княжич, а то и князь сам обратит внимание на ту, которая прислуживает ему. Да так редко такое случается, что и не вспомнить ни единого сказания о том даже на девичьих посиделках.
– На вот, возьми, – Ждана наконец отыскала в своей холщовой суме какое-то снадобье и протянула его Елице. – Оно точно тебе поможет.
Вложила в руки прохладный горшочек и к двери направилась, не дожидаясь вознаграждения.
– Спасибо, – только и успела сказать Елица перед тем, как она скрылась в сенях.
– Пойдём, княжна, – Брашко встал, пряча взгляд от Миры, которая сейчас, кажется, искала на его лице хоть каплю понимания. – Тебе избу поменьше приготовили. Натопили уж и вещи твои туда снесли. Подождём теперь, как оправишься. Только как тебя теперь с ней оставлять?
Он качнул головой в сторону челядинки. Та вдруг бросилась к Елице, едва на колени не падая, схватила за рукав, пытаясь встретиться с ней взглядом.
– Прости меня, княженка! – затараторила сбивчиво. – Ума лишилась, не знаю, что в голову мне взбрело. Только не прогоняй. И не отдавай на наказание княжичу.
Елица высвободилась резким движением. Как бы знать, что и дальше не случится от Миры какой-нибудь подлости. Боится ведь, едва удерживает новые слёзы, что дрожат, грозясь пролиться, в покрасневших глазах. Знает, что многие мужчины наказывать умеют так же страстно, как и ласкать ночами. Таков ли княжич – Елица не знала. Но раз девка так испугалась, то раньше ей с Леденом было очень хорошо. Неприятно кольнула эта мысль.
Но больше всего кололо недоверие, что поселилось теперь в душе к Мире. И правда – как жить теперь рядом с ней, в одной избе, полагаться на её помощь…
– Как скажет княжич, так и будет, – бросила она, отступая.
Всё ж не отправлять её теперь одну обратно в Велеборск. Пусть попытается оправдаться, если и правда сожалеет о сделанном. Елица вздохнула, крепче сжимая в ладонях согретый теплом рук горшочек. Вокруг шеи до сих пор словно верёвка пеньковая вилась, и слабость во всём теле не давала забыть о пережитом недуге. Она кивнула Брашко и вышла за ним во двор, оставив взбужораженных кметей шуметь, осуждая поступок челядинки. А та, испугавшись, поторопилась следом.
У самой избы они едва не столкнулись с Леденом. За ним спешил невысокий, крепко сбитый мужчина, что-то на ходу ему объясняя. По тому, как он был одет, по добротному мечу, что висел у его пояса вместе с ножом, уж можно было догадаться, что не из простых оратаев. Может быть, кто из старейшин или из дружины местной десятник. Завидев Елицу, княжич поднял руку, останавливая поток слов, что изливался из уст его сопровождающего. Тот быстро закрыл рот и вперился в неё, а через миг расплылся в улыбке.
– Здрава будь, княженка, – он поклонился почтительно да не так низко, как кланялся бы её отцу.
Она наклонила голову в ответ, старательно запахивая платок, ещё не завязанный толком.
– Ну, что ты решила? – Леден окинул её суровым взглядом. – Оставишь Миру при себе? Или другую спутницу тебе здесь найдём?
– А разве эта тебе уже надоела? – не удержалась она от колкости. Глаза княжича вмиг заледенели, словно родник морозной ночью. – Не надо другую. Уживёмся как-то.
Леден хмыкнул, покривившись, и всё его выражение лица как будто говорило: я так и знал. Мягкой её считает и доброй слишком. Может, оно так и хорошо?
– И что? Просто так ей всё спустишь? Если бы мазь та не закончилась, да не случилось тут Жданы, так она и отравила бы тебя насмерть, бестолочь.
– Наказать её можешь так, как нужным посчитаешь, – Елица с трудом заставила себя произнести это.
Княжич вдруг осклабился недобро. Переглянулся с мужем, что так и стоял рядом.
– А чего это я вместо тебя наказывать её буду? – резанул его голос издёвкой. – Я в каты тебе не нанимался. Княжить хочешь в Велеборске, а значит, и силы имей карать тех, кто против слова твоего идёт. Да жизнь твою и в куну не ценит.
С этими словами он вместе со своим спутником скрылся в избе. А Елица так и уставилась ему вслед, зная, что он прав. Самой нужно что-то решать. Вся сущность её противилась наказанию челядинки, но и понимала она, что это необходимо. Всё ж до беды она могла довести, то ли по злости, то ли по незнанию. А вышло бы всё равно плохо. И коли попустить такой проступок, дальше от безнаказанности только хуже может сделаться, как бы сейчас Мира ни плакала и ни причитала.
Брашко проводил Елицу до избы, что для неё предназначалась. Прежде чем она успела зайти в сени, придержал её за локоть, шепнул:
– Позвать кого из кметей Доброги? Приказ отдашь?
Она кивнула благодарно: всё ж отрок у Ледена гораздо более понимающий, чем он. Скоро зашёл Прислав – воин из велеборской дружины – выслушал не слишком смелый приказ о наказании Миры с таким видом, будто заранее всё знал. На душе стало немного легче, хоть и прознает всё равно княжич о её слабости.
Как только кметь ушёл, Елица умылась и сама, не доверив Мире, намазала шею снадобьем, оставленным Жданой. Слушая напряжённую возню служанки, она прилегла, дожидаясь, пока мазь впитается. И сама не заметила, как уснула: до того хорошо стало. Только поздним вечером открыла она глаза, как услышала резкий вскрик, что донёсся из двора. Поморгала, ничего толком не сумев разглядеть в тёмной избе: лучины давно прогорели, да и