Читать интересную книгу Цусимский синдром - Станислав Смакотин

– Здравия желаем, ваше…

Народ, вы чего?.. Да я сам такой же!..

– Сидите, сидите, ребята… – усаживаюсь я на корточки, прислоняясь спиной к стене. – Не помешаю?

Матросы удивленно переминаются вокруг, усатый гармонист в годах испуганно прячет инструмент за спину:

– Ваше благородие, да мы тут недолго совсем, в кубрик уже идем… – умоляюще смотрит он. – Айда, ребята? По койкам?

– Подожди… – Меня охватывает бесшабашное настроение. – А коли я напою, подыграть сможешь?

– Чего же не смочь?.. – недоверчиво глядит тот. – Смогем…

– Падай тогда сюда!.. – указываю рядом с собой. – Давай, давай! – машу ему рукой. – Не тормози! – Усатый, оглядываясь, нехотя приземляется рядом. – Слушай сперва напев!

Я откашливаюсь:

– Рас… цветали… яблони и груши!… По… плыли… туманы над рекой!.. – старательно вывожу я, помогая рукой в такт.

Певец из меня так себе: медведь на ухе вечную лежку устроил. Но, к моему изумлению, на словах «берег на крутой» гармонь берет первый пробный аккорд.

Продолжаю петь, закрыв глаза, и аккомпаниатор лихо ухватывает незатейливую мелодию. А по коридорам броненосца летит до боли родная песня в моем исполнении.

Недоверие как рукой снимает, вокруг нас образуется тесный кружок. На лицах появляются первые слабые улыбки. Закрыв глаза, я продолжаю, стараясь.

Повторно пропеть последние две строчки куплета мне помогает уже нестройный хор голосов.

В памяти некстати всплывает Анька. Такая же простая русская «Катюша»… Как и у каждого из вас дома… Может и в лоб зарядить сковородкой, а после нежно обнимать всю ночь… Где ты сейчас? Безнадежно ходишь по берегу чужого моря? Плачешь в отеле? Звонишь моим близким, друзьям? Маме? Улетела домой, в Россию? Родишься ли ты вообще когда-нибудь, если изменится будущее?..

Гармонист делает красивый перебор, и дружные голоса громко подхватывают окончание песни: «Про того, чьи письма берегла!..»

Оглядывая восхищенные лица, я поднимаюсь на ноги. Ну все, ребята. Передал вам, что можно. И даже что нельзя… Пойте и… И распространяйте. Это лучшая военная песня, которую знаю! Пусть в ней ни слова о войне со смертью. Да и не нужна она в ней, костлявая… А вот «Черного ворона» вашего… Забудьте пока. Не к месту!

Гармонист хватает за рукав, будто в подтверждение моих мыслей:

– Ваше благородие, еще разок!.. Слова запомнить надо, а?.. – Влажные глаза умоляюще смотрят на меня.

– Да, ваше благородие, слова, слова повторите! – не отпускают меня матросы, присоединяясь к товарищу.

– Записать вам, может? – улыбаюсь я.

– Не, мы и так запомним… Вы еще нам спойте, разочек!

– Петь больше не стану, но словами – расскажу. Слушайте сюда…

Через полчаса, засыпая в нашей с Матавкиным каюте, я беззаботно улыбаюсь. Будь что будет, но на душе почему-то светло и ясно. Интересно, почему?..

Утро не приносит ясности. Как во встрече с адмиралом, так и в погоде. Не обнаружив Матавкина при пробуждении и испытывая острые муки голода, я всецело доверяюсь ногам. Которые приводят тело прямиком в кают-компанию. Откуда, после кофе со сдобной булкой, выданными мне заспанным матросом, я и поднимаюсь на палубу. За ночь ветер поменялся, и вместо жаркого курортного солнышка небо заволокла унылая серая масса. Волна ощутимо усилилась, и корабельная качка очень хорошо чувствуется. Особенно мне, сухопутному. Мутить пока не мутит, однако голова слегка подкруживается.

Что там, как обстановка? Щурясь, вглядываюсь в соседние корабли. А эскадра-то выстроена по-боевому, похоже! Единая кильватерная колонна, во главе которой наш «Суворов»… Позади, насколько хватает обзора, идет «Александр Третий», за ним «Бородино». Насколько могу судить, дальше в кильватере «Орел» с «Ослябей» почти теряются в полосе дыма. Следующих уже не разглядеть, но как-то их… Мало, что ли? Где остальная эскадра? Крейсеры, транспорты? Миноносцы, в конце концов?.. С правого борта мало что видно, и я забираюсь палубой выше, останавливаясь возле скорострелки. Ствол расчехлен, рядом дежурят двое матросов… Очередные учения? Это я опять почти все проспал?.. Спрашивать как-то совсем стыдно, и я вытягиваю шею, поднимаясь на цыпочки – вновь почти ничего не разглядеть… Над головой нависает задний мостик, на который нога попаданца еще не ступала. Рискнуть, подняться?.. Меня одолевают смутные сомнения. Собственно, а чего это я… С главного мостика к команде обращался, а на кормовой – нельзя? Непорядок!

Преодолевая внезапно охватившую робость, с независимым видом поднимаюсь по ступеням. У трапа замерли двое матросов – прохожу мимо, козыряя в ответ, как положено. Чуть поодаль небольшая группа офицеров с биноклями. Узнаю нескольких знакомых: незабвенный Данчич, рядом Вырубов… Фомин, что грузил уголь на «Корее», держит подзорную трубу, выделяясь среди остальных. Вся имеющаяся оптика направлена за левый борт, офицеры настолько заинтересованы, что меня никто не замечает. Здесь, наверху – гораздо ветреней. Сильный порыв едва не сбивает фуражку, и, придерживая, я натягиваю ее глубже. Скромно примостившись в углу, начинаю прислушиваться к разговору:

– …Интересно, подобной имитации в этом походе еще не случалось… Или я чего-то не помню?.. – Вырубов явно заинтересован событиями. Не отнимая бинокля, поеживаясь, поднимает воротник кителя.

– Подождем, чем закончится… – соглашаются рядом. – Хорошо разогнались, узлов пятнадцать, никак не меньше! – добавляет тот же голос.

Смотрю в сторону, куда направлено все внимание… Ага!.. Становится понятно, куда подевались крейсеры: плотно сбитая колонна быстро обгоняет нас по левому борту примерно в километре. Названий отсюда не прочесть, но первый наверняка «Олег» со стариной Энквистом. Боюсь ошибиться, но следующий напоминает «Аврору»… Во всяком случае, силуэт трехтрубный и очень похож. Считаю про себя количество: раз, два, три… Выходит, что семь. Эх, бинокль бы мне… Я с завистью смотрю на офицеров.

Позади, на большом удалении, видно дымы – остальная часть эскадры. Следуют особняком и, похоже, в маневрах участия не принимают.

– Последовательный поворот. Пересекают наш курс… – комментирует Фомин, не отлипая от подзорной трубы.

Ни черта не видать! Как я ни вглядываюсь, не могу рассмотреть почти ничего. Ну дымы, ну дымят…

Вспомнив про массивный бинокль на шкафу в каюте Матавкина, я кубарем скатываюсь вниз.

Аполлоний, думаю, простит недотепе из будущего, что взял без спросу… Бинокль, бритвенный набор, половину дивана… Что там еще? Одну вторую каюты, костюм б/у гражданский… Который безнадежно попортил в бою с матросом. С этими невеселыми мыслями, запыхавшись, открываю знакомую дверь.

В поле обзора немедленно попадает банка с гуталином. Как последний, убийственный аргумент, я заканчиваю подсчет: «Гуталин!.. – без тени терзаний снимая с полки бинокль. – Дружба – на то ведь оно и чувство, чтобы делиться?» – торопясь обратно, скептически размышляю я.

На сей раз мое появление не проходит незамеченным, и со мной вежливо здороваются:

– Господин поручик, вы тоже решили понаблюдать за маневрами? – последним руку жмет Вырубов.

– Решил… Если мне кто-нибудь объяснит, что здесь происходит! – улыбаюсь я. – Ни черта не могу разобрать, если честно!

– Это вполне поправимо… Берите ваш бинокль! – тот указывает на колонну слева. – Предполагается, что отряд крейсеров в маневрах будет играть роль вражеской эскадры. Вон и они: возглавляет колонну «Олег», затем «Аврора». Далее «Жемчуг», «Изумруд», «Светлана» и «Алмаз». Замыкает строй «Урал». – Перечисляя, он загибает пальцы. – Всего семь вымпелов. Видите?.. – дружелюбно смотрит лейтенант.

Подношу бинокль к глазам, пытаясь рассмотреть подробней. Сильно мешает качка, и изображение в окулярах безбожно прыгает. Однако, приноровившись, начинаю различать детали: например, окончательно распознаю «Аврору». Почти не изменилась, родная… Лишь цветом черна, аки уголь… Но это не беда, полиняешь еще к семнадцатому!

– …В данный момент условная вражеская эскадра пересекает курс нашей, двигаясь в кильватерном строю, – продолжает наставник. – Некоторое время назад, совершив последовательный поворот на шесть румбов вправо… – Вырубов задирает голову, сощурившись на рею. – Приказ же нашему отряду, из броненосцев – пока соблюдать ход в пять узлов, следуя за флагманом. То есть за нами… – Он подносит к глазам бинокль. – Это начальная фаза учений, надо дать крейсерам выдвинуться вперед… Что такое «румб», уточнять не стоит, конечно? – совсем тихо спрашивает он, чуть наклоняясь. В глазах бегают шальные искорки.

– Одна тридцать вторая окружности… – почти обиженно шепчу я, опуская бинокль. Я поручик или кто, в конце концов? Неужели настолько не похож? Еще в детстве, взахлеб прочитав «Цусиму», я шантажом вынудил родителей приобрести «Детский военно-морской словарь». Так что в «румбах» я подкован.