ворону».
8 февраля. «Утром гулял и покушался на жизнь ворон».
23 февраля. «Убил двух ворон».
10 марта. «Гулял еще и убил двух ворон».
11 марта. «Убил еще две вороны».
16 марта. «Убил три вороны».
19 марта. «Убил еще три вороны».
23 марта. «Убил только одну ворону».
24 марта. «Изредка палил по воронам и ухлопал одну».
29 марта. «Работал в снегу и убил 2 вороны (всего 37)».
1 апреля. «Убил 2 вороны (40) и кошку».
29 апреля. «Гулял и убил ворону (46)».
4 мая. «Сегодня удалось дойти до 50 убитых в парке ворон – из монтекристо исключительно».
Это «Дневники Николая II».[198]
Идет время, погода – разная, он гуляет по парку, и ему очень хорошо.
Никому не давайте читать своих дневников.
Пусть их лучше просто не будет.
Во всяком случае, если вы имели в виду что-то другое, или изменились времена и нравы и то, что было принятым когда-то, скорее оттолкнет, чем привлечет, или даже то, что вы делали, может быть объяснено особым состоянием аффекта или нервами, или даже заботой о ближнем своем, лучше свои тетрадки – сжечь.
Да гори они синим пламенем!
Их перетолкуют сто раз.
Вы – свой или чужой?
Форма – судьбоносна.
Если Вершитель Всего – любитель гимнастерок, вы их нацепите по утрам.
Но это значит, что вся страна будет – гимнастерка. Или тужурка, или форменный сюртук, или, на худой конец, пиджак с красным значком и рожей на лацкане.
Есть система «свой – чужой».
Вы должны распознать свой пиджак, свою сорочку, свои часы, свои ботинки, а также синий галстук и запонки – и решить, что «это свой, йес».
Ботинки, ботинки, тонкий взор – разумеется, на ботинки. Первый взор сразу скажет, кто это.
У дам, конечно, свой кринолин. И «она тоже должна быть йес» во всех своих изысканных подробностях.
Цитируем Петра: указ от 16 января 1705 г. «О бритии бород и усов всякаго чина, кроме попов и дьяконов, взятии пошлины с тех, которые сего исполнить не захотят, и о выдаче заплатившим пошлину знаков».[199]
А знаки эти, между прочим, носить на себе.
Дело было важное – навеки испепелить неровности, а значит, тягу к сейсмике и возмущениям на лице – то есть к усам, бороде и бакенбардам.
У дела был продолжатель – Первый, Николай. «Его величество изволил повелеть: не допускать никаких странностей в усах и бакенбардах, наблюдая, чтобы первые были ниже рта, а последние, ежели не сведены с усами, то также не ниже рта, выбривая их на щеках против оного».[200]
Нет, так народ не удержать. «Альманах современных русских государственных деятелей» 1897 г., портреты. Все члены царствующей фамилии – сильный пол, конечно, – на них усы и у большинства – борода.[201]
И еще – статистика. Из нескольких сотен «государственных деятелей», поименованных в «Альманахе…», 90 % обладают роскошными усами, а 85 % – бородой, иногда раздвоенной (зачем – неизвестно), и только 5 % – бриты и наги. И у многих усы и бакенбарды «ниже рта».
Форма, форма – она задает тон. Куда форма – туда и мы. Петр I: «А ежели кто учнет Русским каким платьем и сапогами торговать, или как Русское платье и бороды носить, и за такое их преступление учинено им будет жестокое наказание и сосланы будут на каторгу, а имение их движимое и недвижимое будут на Великого Государя без всякой пощады».[202] А какое нужно? Немецкое.
Мыслительная деятельность начальника дает нам форму. Павел I? Запрет носить круглые шляпы и отложные воротники.[203] Высылки и избиения – за ношение. Запрещение медвежьих шуб. 1799 г.: запрет дамам носить через плечо разноцветные ленты; запрет широких больших буклей; запрет бакенбард; запрет немецких кафтанов; запрет «синих женских сюртуков с кроеным воротником и белой юбкой» и т. п.[204] Запрещение фраков и жилетов. И высочайшее повеление: «не увертывать шею безмерно платками, галстуками, или косынками, а повязывать оныя приличным образом без излишней толстоты».[205]
Кто следующий? Конечно, Николай, номер Первый.
Прямое повеление дамам и девицам, которые «позволяют себе изменять… головные уборы, кои делают прозрачные или из цветов, что совершенно противно высочайше утвержденным рисункам… Наистрожайше запрещается отступать от утвержденной формы национального костюма, который не должен подлежать перемене иностранных мод…».[206] Под расписку, между прочим.
А с кем столкнулся?
Конечно, с Пушкиным. Он был допущен в узкий круг, ради жены, желанной при дворе. Николай I – Бенкендорфу: «Вы могли бы сказать Пушкину, что неприлично ему одному быть во фраке, когда мы все были в мундирах… впоследствии, в подобных случаях пусть так не делает».[207] И шляпы его были тоже не те.
Форма. Форма. Форма. Высочайше установленная форма. Только так и не иначе. Всем-всем-всем.
Максима: «Только те, кто упакован в форму, могут быть упорядоченными».
И быть допущенными.
Вышестоящий глаз должен отдыхать на них и не видеть различий.
А дальше? Конечно, Сталин – 6 кителей, брюк – 10, шинели – 4, фуражки – 4 и больше ничего (по описи имущества).
Скромность. Казарменное общество? Так надо – гимнастерка, китель, шинель и старенькие сапоги. Влюбленная обслуга. Живу для всех.
О да, это образец Камраде Команданте. Исходник для диктаторов помельче, а также форма бытия – для их бомонда.
Мао Цзэдун, Фидель Кастро с соратниками, Хо Ши Мин, Ким Ир Сен и его потомки, Чавес, безумный Пол Пот.
Год 1936. «В Берлине… с нашей делегацией произошел курьезный случай. В СССР тогда одевались просто. Я, например, ходил в гимнастерке, армейских сапогах и носил фуражку военного образца. Перед отъездом мне сшили костюм и ботинки на европейский манер. Товарищам, которые ехали со мной, в Москве тоже сшили костюмы в ателье. Когда мы вышли на берлинском вокзале, то заметили, что все немцы с удивлением смотрят на нас. Подумываю: что такое? Оборачиваюсь и вижу, что все мы в одинаковых шляпах, ботинках и костюмах, одного цвета и фасона».[208]
Мы должны смеяться?
Когда вы оглянетесь, то увидите – да, костюмы и ботинки одного фасона. И шляпы одинаковые. По большому счету, конечно. Галстуки – темные, ни-ни. Типовые фигура и лицо.
Свои – чужие.
Еще одна максима: «Подобное рождает ухудшенных подобных. Не сочетаясь с бесподобным, садятся в лужу, оставляя смешную память и чувство недоумения: что это было?»
Это тоже закон начальствующего бытия.
Ваш ненаглядный «изм»