Пэйтон потянула за эти влажные простыни и, застонав, укрылась ими с головой. Наступило утро. Но не обычное. Это было утро того дня, когда должна была состояться свадьба Дрейка.
Наступивший рассвет напомнил девушке, что накануне вечером она выставила себя совершеннейшей ослицей.
Свернувшись калачиком в коконе из простыней, Пэйтон крепко зажмурила глаза, пытаясь заставить себя снова уснуть. Ночью девушка почти не спала, ища удобное положение для головы. Но как бы она не передвигала подушки, заснуть ей так и не удалось. Тогда она стащила половину постельного белья на пол и для разнообразия попыталась устроиться там на ночлег. Ведь, в конце концов, Пэйтон прекрасно спалось на твердых палубах кораблей жаркими ночами, когда в кубрике было слишком душно.
Но ничего не получилось. И дело было не в том, что кровать — неудобная, а пол — твердый. Причина бессонницы заключалась в том, что голова была забита разными мыслями, а сердце полнилось переживаниями.
Какой же глупой она была. Пэйтон подозревала нечто подобное, но когда доказательства столь очевидны, как это было накануне вечером… Что ж, этого было вполне достаточно, чтобы лежать без сна в течение долгих часов, показавшихся вечностью, и сожалеть, что невозможно все исправить. Если бы она дала себе труд хорошенько подумать, то вернулась бы назад в комнату сразу после того, как вылезла из окна. Если бы она знала, чем закончится ее выходка, то никогда не вышла бы из комнаты. Даже несмотря на то, что в этом случае Коннор Дрейк никогда бы ее не поцеловал. Но в этот момент ее это уже мало заботило.
О, это было волнующе! Тот поцелуй был самым восхитительным моментом в ее жизни. Пэйтон не забудет его до самой своей кончины. Как раз в этом-то и заключалась проблема. Раньше она хотя бы не знала, чего лишается. Теперь знала, и потому будет еще труднее молча сидеть на церковной скамье и наблюдать за тем, как Коннор берет в жены другую.
В течение этой долгой бессонной ночи ей не давал покоя один-единственный вопрос: «Почему?»
Этот вопрос она задала и Дрейку, но не получила ответа. Почему он женится на Бекки Уитби? Тогда он ответил, что должен так поступить. Но это нельзя считать ответом. Совсем нет. Конечно, он должен. Только отъявленный негодяй может бросить невесту, когда перед ними уже маячит алтарь. Но это не объясняло, почему Дрейк однажды попросил Бекки выйти за него замуж.
Уж точно не из-за того, что он влюблен в мисс Уитби. Пэйтон совершенно точно поняла это, когда он ее поцеловал. Не то, чтобы она вообразила, что Дрейк влюблен в нее саму. Она была полностью уверена, что до вчерашнего вечера он никогда и не думал о ней в этом смысле. Она была всего лишь забавной младшей сестренкой его лучших друзей.
Но теперь он наконец-то заметил, что она больше не ребенок. Но слишком поздно, черт побери, поздно!
Пэйтон отказывалась верить, что Дрейк женится на Бекки Уитби потому, что наградил ее ребенком. В те минуты прошедшей ночи, когда она не ругала себя за глупое поведение, Пэйтон пыталась припомнить то время, когда они все вместе жили в городском доме, и, как ни старалась, не могла вспомнить ни одного случая, когда Дрейк выказывал свое расположение к Бекки Уитби, пусть даже и намеком. Ни разу они не обменялись ни единым взглядом за столом во время завтрака. Она никогда не заставала их шептавшихся наедине. Если эти двое и были когда-либо близки, то они были самыми великолепными актерами в мире и прекрасно скрывали свои чувства. И если по поводу мисс Уитби Пэйтон не была уверена, то в случае с Дрейком она была убеждена, что тот вряд ли бы сумел такое скрыть. Если бы он был таким скрытным, то события, развернувшиеся прошлым вечером в саду, могли принять совершенно другой оборот.
Проворочавшись до четырех часов утра, она пришла к выводу, что произошедшее в саду было следствием чувств и бездумных порывов, взявших верх там, где обычно царствовал разум. Дрейк, скорее всего, был немного пьян, а может, на него так повлиял лунный свет и соловьиная трель. В любом случае, он повел себя неблагоразумно, не говоря уже о том, каким возмутительным было ее поведение.
Но это вовсе не означало, что он ни испытывал никаких чувств. Может, это и нельзя было назвать любовью с его стороны, но определенно Дрейк что-то испытывал к ней. Все вокруг знали, что они были друзьями, хорошими старинными друзьями, которые не только спасали друг другу жизни в трудную минуту, но, что важнее, были рядом в те моменты, когда их жизни ничто не угрожало. Например, не единожды они оказывались на судне, застрявшем на морских просторах во время штиля, когда в течение нескольких дней не было ни малейшего дуновения ветерка. Такое затишье могло свести с ума кого угодно, но только не эту парочку, которая даже в такое время находила повод повеселиться.
Может, это и есть любовь? Может, смысл заключался в том, чтобы вместе пережить не шторм, а в том, чтобы выдержать период затишья и при этом не потерять рассудок и не возненавидеть друг друга?
То, что произошло вчера вечером, свидетельствовало о взаимном притяжении — Пэйтон точно знала, что привлекала Дрейка. Рукой оно почувствовала доказательство этого притяжения, длинное и твердое.
Если между ними дружба, причем настоящая, и их влечет друг к другу, то насколько они далеки от любви?
Впрочем, это уже не имело значения. А все потому, что сегодня он женится на мисс Уитби и уезжает в Нью-Провиденс. Может, когда-нибудь она снова его увидит. Может, он приедет в Англию на её свадьбу. Пэйтон горько рассмеялась под простынями. Её свадьба. Какая глупость! Она никогда не будет невестой. Если она не могла получить Дрейка, то ей вообще никто не нужен. И точка.
Перекатившись на бок, Пэйтон выглянула из-под простыни и просмотрела на часы, стоявшие на камине. Восемь часов. Застонав, она снова натянула простыни на голову. О, Боже! Меньше, чем через два часа свадебный кортеж отправится в деревенскую часовню.
Пэйтон встала, умылась и оделась еще до того, как часы на каминной полке пробили девять раз. Горничная, которая принесла воду для умывания, сообщила, что внизу в столовой подают кофе, и если юной леди будет угодно, то она может принести ей чашечку. Так уж получилось, что юной леди было угодно выпить кофе. У Пэйтон не было никакого желания сталкиваться с хозяином дома и ещё меньше — с его наречённой. Принимая ванну, Пэйтон заметила на своем запястье розовую шелковую ленту, которую повязала накануне вечером. Эта лента так и осталась красоваться на ее руке в качестве напоминания о ее вчерашнем поведении. Пэйтон развязала её, но лишь затем, чтобы украсить лентой свою лодыжку, где никто, кроме горничной, ее не разглядит. Девушка словно предчувствовала, что сегодня ей потребуется хоть какое-то напоминание о том, кому в действительности принадлежал Коннор Дрейк.