Февральская весна между тем закончилась, и наступил совершенно зимний март. Завьюжило, сковало льдом дороги: пока машина Ольги Катаевой доехала до больницы, им попалось не меньше десяти аварий.
Друзья Виталия уже стояли в холле. Похожие на него еще не заболевшего, крепкие, немногословные, они стояли кучкой и, было слышно, обсуждали свои дела. Увидев ее, смущенно смолкли, как-то без слов распределили роли, и вот уже главный, коротышка, делегирован к ней навстречу: протягивает руки, чтобы обнять. «Оленька! Ты не беспокойся! Мы все организуем, все уладим! Виталий нам был братом, ты наша сестра!»
– А она еще ничего, – задумчиво оценил один из оставшихся в группе. – Красивая женщина…
– Старая, – пренебрежительно отозвался другой. – Расползлась уже… Раньше она, и правда, вся из себя была…
– Дурак ты… Ничего не понимаешь… А богатая?
– Нет, – покачал головой третий. – Дела у него не очень хорошо шли. Трудно бабе придется.
– Хорошо…
– Хочешь подобрать?
– Посмотрим…
Ольга Катаева заломила бровь, запрокинула голову – и теперь действительно стала невероятно красива. Мужской интерес она чувствовала за километр – как акула. Все в ней менялось, подбиралось, и это был единственный ее талант, зато талант несомненный. «Нет, я не пропаду» – подумала она, дыша в лысину обнявшего ее коротышки.
…Другая московская дамочка, Анюта, в это время тоже думала о перспективах своей женской судьбы. Она тоже была уверена, что не пропадет, но в сердце ее с прошлой недели сидела заноза. Теперь, когда перспектива отбить женатого мужчину стала реальной как никогда, Анюта вдруг осознала, что является верующим человеком. И что проблема греха заботит ее настолько, что необходим совет.
Собственно, от лопнувшего как мыльный пузырь дела о письмах у нее осталось одно утешение: этот священник-физик, который как раз и предлагал ей обращаться по правильному поводу.
В общем, первого марта Анюта поехала в Клязьму. Теперь она сама была за рулем, и дорога заняла в три раза больше времени. Вроде бы выехала утром, а добралась лишь к трем.
За теплые дни февраля сугробы подтаяли, почернели, теперь вся эта хлябь замерзла, а открывшаяся земля была стянута ледяной коркой. Казалось, что стоит ноябрь: злой, голый месяц. Его Анюта ненавидела.
Возле церкви было так скользко, что она чуть не врезалась в забор соседнего дома. Бушевавшая за ним собака от испуга замолкла.
В церковном дворе было пусто. Холод прогнал всех, даже нищих. Ледяная поземка завивалась вдоль стен, вокруг строительных лесов. Мороз пробирал насквозь.
Анюта прошла внутрь, отогрелась слегка в душистом и немного тоскливом тепле, осмотрела суровые закопченные лики на сводах, пошла искать священника в пристройке.
Он сидел в своем кабинете с компьютером, разговаривал по телефону. Анюте показалось, что он обрадовался, увидев ее.
Разговора, однако, не получилось. Было мило и уютно, они прихлебывали чай (на столе был даже мед), но никаких советов этот странный священник Анюте не дал. Он был рассеян и думал о чем-то своем.
– Как я глупо устроена! – лениво возмутилась она. – Другие делают, что хотят, а у меня из-за каждой ерунды – чувство вины!
– Это надо к психоаналитику, – посоветовал священник и улыбнулся довольно ехидно. – А вообще-то, так ведут себя люди, которые ждут немедленной награды или немедленного наказания от Бога. Воспринимают Его, как строгого, но доброго папочку… Кстати, то, что награда или наказание следуют в этой жизни – выдумка Средних веков. В Библии об этом ничего не сказано.
– Надо иметь большую силу воли, чтобы не грешить, если это не так.
– Получается, вы ведете с Богом торг… – он вздохнул. – Есть такой замечательный писатель Томас Манн. Он весьма остроумно заметил, что ад населен лучшими людьми – ведь чтобы согрешить, надо иметь понятие о грехе, то есть совесть.
– Хитрая формула…
– Да… Слушайте, Анюта, – он кашлянул неуверенно. – Вы в прошлый раз говорили, что ваш любовник работает в милиции…
– В спецслужбах.
– Ну, это еще лучше. Я все об этом деле… Ну, о художнике Ледовских. Я пообещал ему никому ничего не говорить, но пару недель назад узнал об этой Ольге… Вы тоже, может, знаете… Она, оказывается, уже давно умерла. И даже подозревают убийство. Я просто покой потерял после этого. Все думал, имею ли я право скрывать…
Разочаровывать священника не хотелось. Но обманывать не хотелось тем более.
– Мой любовник теперь не ведет это дело. Вам нужно обратиться в милицию. Пусть те, кто расследует убийство Ледовских…
– Да я уже обращался! – перебил он. – Но что я мог сказать? Что у Игоря незадолго до смерти появилась новая знакомая, которую звали Ольга. Она считала Игоря святым человеком. Все!
– Вы говорили о каких-то деньгах…
– Да нет. Они ни при чем…
– А что за деньги?
– Да я думаю: правда ли это? Так уж, зная Игорька, я считал это правдой. Он, вообще-то, был неспособен лгать… Где-то в начале декабря он сказал, что у него появились деньги на строительство нового храма, на оплату реставрации всех наших клязьминских церквей, на открытие школы иконописцев для сирот, на хороший детский дом – хороший, не такой, как его интернат… еще для чего-то, всего и не упомнишь!
Анюта ошарашенно смотрела на священника.
– Это сколько же денег?! – наконец спросила она.
– Миллиона три, что ли… Долларов, разумеется.
– Миллиона три?! И где они хранились?!
– Он сказал: в столе.
– В московской комнате?!
– Нет. Здесь, в Клязьме… А потом он заявил, что этих денег больше нет.
– Три миллиона долларов?! Да он все-таки был сумасшедшим! Это нереальная сумма!
– Он был абсолютно нормальным! – рассердился священник. – Нормальнее нас с вами! Прекрасно разговаривал, чувствовал людей, не могу передать, как! Особенно женщин! Если бы вы его застали, вы бы получили ответы на все свои вопросы! Ну, этого не объяснишь… Но главное, он был очень разумным, даже скептическим человеком. Ему бы еще высшее образование… Он не мог так лгать! Вы понимаете, можно обмануть, что есть десять тысяч, но три миллиона!
– А куда делись эти деньги? Их украли? Почему же он не обратился в милицию?! – В этот момент она вспомнила свой первый разговор с братом художника – тот суматошный разговор у калитки. «Деньги теперь у вас?» – так он, кажется, спросил, приняв ее за Ольгу.
– Он не говорил, что их украли, – священник досадливо поморщился. – Он просто сказал, что их больше нет.
– Кому-то отдал?
– Он не объяснял, – священник вздохнул. – А мне было неудобно настаивать… Вдруг, думаю, он решил не тратить все. Это ведь его деньги… Я даже заподозрил его в жадности – грех такой на душу взял… Потом появилось это письмо, потом его убили, все завертелось, закружилось. У меня такое состояние было, что не хотелось ни во что вникать. Но я же вижу, что милиция ничего не делает. Уперлись: наркоманы, хулиганы! Ладно, думаю, пусть наркоманы и хулиганы! Ваше первое появление меня немного встряхнуло, честно говоря. Я подумал: а вдруг об этих деньгах кто-то знал и теперь их ищет? Вы мне не понравились. К тому же, как бы это объяснить… Я всегда чувствую, как кого зовут! Вас не могут звать Ольгой! – Анюта улыбнулась, он направил на нее указательный палец. – Только не спрашивайте, пожалуйста, как это согласуется с официальной точкой зрения церкви!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});