сожрало даже сам воздух. Сил не было сделать ни шагу. Сознание то уплывало, то приближалось…
А потом раздался сердитый голос и Мидир получил ощутимый пинок.
– Ты издеваешься надо мной, да? – старший брат носком сапога перевернул его с живота на спину. – Тебя только что не было! Твоего этого черного огня. А теперь появился! Знаешь, что отец бы со мной сделал, пропади ты совсем?
– Поцер-р-ровар-р-р бы? – прохрипел Мидир. – Ир-р-ри пожар-р-р р-р-руку? А может, похвар-р-рир?
– Ты точно взрослеешь, – говорил брат так же брезгливо, как переворачивал. – Чувство юмора где-то подобрал. На скотном дворе, не иначе. Меньше надо якшаться с белыми! Вставай уже, хватит валяться, – не вытерпел и толкнул опять.
– Чего ты зр-р-рой такой, Мэр-р-рвин? – вырвалось у Мидира.
Он потряс головой, не понимая, как сказал – ртом, мыслеречью? Мыслесловом? От чего там все восторгались? Или сам себе… сам с собой… сам в себе… Тьфу на этих взрослых, все у них запутаннее некуда! Все окончательно переплелось, видимо потому что он только говорил с Нуаду и еще не до конца поверил – действительно остался жив.
Судя по выражению лица Мэрвина, сказал это Мидир вслух, и жить ему осталось недолго.
– Да потому что все – все до единого! – в Доме Волка носятся только с тобой! Как ты родился, про меня словно забыли! – Мэрвин говорил, поднимая голос, чем неимоверно пугал: это было ему несвойственно. – Я – принц, наследник и продолжатель дела отца! Но беспокоятся все лишь о тебе! Мама! Папа! Воган! Все стражники! Белые отступники! Ты!
– Я о себе не беспокоюсь! – Мидир приподнял руки, пытаясь успокоить брата, но тот, кажется, наоборот, потерял последнюю связь с реальностью.
– Ты! Ты-ы-ы! Ты украл у меня родительскую любовь! И любовь всех, кому я вообще был дорог!
– Что?! – подскочил Мидир, забыв о том, что только что собирался помирать, был испуган и впервые вообще видел заледенелого брата таким!
Ткнул брата в грудь.
Мэрвин покачнулся, а потом угрожающе быстро нагнулся к самому лицу Мидира.
– Да меня слышит тор-р-рько Киринн! – Мидир постарался выкрикнуть подоходчивее.
– А меня вообще никто! – Мэрвин тоже выкрикнул, но как-то совсем недоходчиво.
– А как же советник? – Мидир почти удивился.
– Советник… – эхом повторил брат. – Да кому нужен этот советник?!
Мидиру показалось, что по коридору как-то неровно прошуршало, но Мэрвин сопел гораздо более гневно.
Губы Мэрвина подергивались нервно, словно он что-то хотел сказать и так же сильно – промолчать. Он отошел, поправил одежду и вновь принял отстраненный и высокомерный вид.
– Как ты смеешь жаловаться? – Мэрвин говорил необычно горячо, вкладывая в слова, что думал. – С тобой носятся все! Взять хотя бы белого громилу… Не понимаю, – покривился особенно горько, – что он в тебе нашел?
– Он во мне ничего не искал! – Мидир попытался быть понятным. – Он вообще ничего нигде не ищет! Он все потерял и нашел! И меня чуть-чуть, потому что я был на полу, ну, как, потерян тоже.
Мэрвин глубоко вдохнул носом, а потом протяжно выдохнул, прикрыв глаза. Мидир заподозрил, что понят не был.
– Запомни, когда-нибудь тебе придется выбрать между белыми волками – глупыми и высокомерными – и своей настоящей семьей, – голос был полон разочарования. – Надеюсь, в этом выборе ты не ошибешься!
– Как бы ты сам не ошибся, – огрызнулся Мидир, разочарованный не меньше брата.
– Второй принц, – резко наклонился к нему Мэрвин. Столь резко, что пахнуло на Мидира холодным северным ветром и горечью морской соли. – Вы забываетесь в своей дерзости. Сейчас перед вами – владыка Дома Волка.
– Да? – Мидир демонстративно потер глаза. – А я вижу только гр-р-рупого волка!
– Почему же глупого? – внимательно рассматривал его Мэрвин, словно хотел узнать ответы на незаданные вопросы.
– Потому что Киринн… – Мидир выпрямился. – Я и правда быр-р-р неправ. Родитер-р-ри р-р-рюбят нас…
– Но еще больше любят друг друга. Мы же ши! Привыкай к тому, что вечно будешь жить один и умрешь тоже в одиночестве, – от слов брата потемнело не перед глазами, а в самом сердце, магия шевельнулась и опала, побеспокоенная.
Мир вокруг стемнел постепенно, словно умер. Не было ни просвета, ни искры, ни цели, ради которой стоило жить. Не было слышно даже шороха. Перехватывало дыхание, а брат молча смотрел и смотрел. Глаза его казались такими же черными, как у Джаретта.
– Тебе это папа р-р-рассказар-р-р? Ир-р-ри советник? – Мидир попытался отгородиться от ужасных слов. – Так ты его бор-р-рьше ср-р-рушай, он тебе еще не такое р-р-расскажет!
Где-то далеко громыхнул цепями Нуаду, шепча что-то о цене жизни, поднял большую голову Киринн, ради него оставшийся без поддержки близких. Воган… Мидир понадеялся, что Воган хотя бы перестал резать морковку.
Повар перед внутренним взором мелькнул и пропал, действительно обеспокоенно оглядываясь посреди замковой кухни. Тишина снова смыкалась над головой, волчонок отчаянно остро ощутил себя маленьким, таким, которого легко захлестнуть любой мало-мальски высокой волной. Захлестнуть и унести туда, где никто не поможет.
Мидир постарался и кое-что вспомнил в своем бездонном омуте одиночества. Маму, освещенную лунным светом – и отца, преклонившего перед ней колени.
– Джаретт! – сжал кулаки и уставился прямо в глаза брата. – Даже наш отец выбрал…
– Любовь? Как бы она его не погубила, – прошептал Мэрвин и отвернулся.
Было в его жесте что-то окончательное, такое, с чем просто необходимо было спорить и спорить так горячо, как только возможно.
– Да ты!.. – захлебнулся Мидир. – Не смей обижать маму!
– Желаешь вызвать меня на дуэль? – сложив руки за спиной и расправив плечи, бросил Мэрвин.
– Да!
– Вот и чудесно.
Больше ничего сказать второй принц первому не успел: Мэрвин повел плащом, Мидира закрутило – и выкинуло на теплую еловую хвою.
Холодный ночной воздух растрепал волосы, Мидир вскочил с земли, по которой успел прокатиться, Мэрвин возвышался напротив, напоминая одну из статуй Черного замка – молчаливый, высокий, величественный и пугающий провалами тени на месте глаз.
– Я тебя побью!
Статуя не пошевелилась, не дрогнула, Мидир зарычал на брата так, как рычал на волчьи головы.
– Вот теперь я убедился, что ты просто неотесанный дикарь, полное подобие неотесанного начальника стражи!
– Сам ты неотесанный!