настоящей – мы чувствовали дуновение ветра, влажность дождя и дивный трепет, запах моря и дыма, пота и крови. Порой она становилась даже слишком настоящей, а наши игры – слишком жестокими.
Однажды длинным жарким субботним днем, когда «Сатисфакция» покинула гавань, мы с Эл придумали игру, пытаясь скоротать время. Росса выкинули за борт в открытое море и бросили туда же пригоршню острых кнопок. У него было десять минут, чтобы отыскать их все до единой до того, как мы снимемся с якоря и отплывем. Конечно, ему игра не понравилась, но все правила в Зеркальной стране, которые устанавливала Эл или я, следовало соблюдать неукоснительно. И вот он стоит посреди Карибского моря, милях в трехстах от побережья Гаити, сгорбив плечи, и мы швыряем ему вслед кнопки.
Наверное, Росс знал, что не справится и задание изначально невыполнимо. И все же пытался. Опустился на четвереньки и принялся обыскивать каждый уголок моря, беря кнопки одной рукой и складывая в ладонь другой, пока не осталась одна минута на все про все. И тут он запаниковал!
«Я не успеваю! Я не смогу собрать все!»
«Их пятьдесят, – спокойно заметила Эл. – Сколько ты уже нашел?»
«Мы остановим время, пока ты считаешь», – великодушно предложила я.
Кнопок было тридцать две.
«Тебе лучше поторопиться», – сказала Эл.
Когда время вышло и мы приготовились отплыть без него, Росс заплакал.
«Нет, прошу, не надо!»
Хотя я никогда не видела Росса плачущим, его жалкий вид не вызвал у меня ни малейшего раскаяния. Я вспомнила, как пряталась в коробке и всхлипывала под клетчатым пледом.
«Ты можешь догнать нас позже, балда», – заявила Эл, словно это само собой разумелось.
«Нет! Только не бросайте меня!»
Эта картина – одно из самых ярких воспоминаний о Зеркальной стране. Эл и я уплываем от всхлипывающего, безутешного Росса, стоящего на четвереньках посреди Карибского моря с окровавленными ладонями, полными канцелярских кнопок. Он кричит нам вслед, а мы делаем вид, что не слышим. «Как же я узнаю, где вы?»
На будильнике одиннадцать тридцать пять. Я потягиваюсь и ощущаю приятную истому. Росс все еще спит в кровати рядом со мной. Я слышу мерное дыхание, чувствую спиной тепло его тела. Убедившись, что он не проснулся, поворачиваюсь и разглядываю его. Он лежит на животе, раскинув ноги. Никогда не спала с ним в одной постели, и это кажется мне грехом куда более тяжким, чем секс. По крайней мере, мы лежим в кафе «Клоун», а не в супружеской спальне. Смотрю на густые волосы Росса, торчащие во все стороны, на широкие плечи и спину, на узкие бедра. Мне хочется к нему прикоснуться, мне все еще мало… Ругаю себя последними словами, и все без толку. Я чувствую вину, причем изрядную, однако по зрелом размышлении она не становится ни больше, ни острее: Эл его бросила. Росс ей больше не нужен!
– Привет! – голос звучит тихо и сонно.
Я отдергиваю руку и замираю, задержав дыхание. Росс не оборачивается и нащупывает мою кисть. Мучительно гадаю, не спутал ли он меня с Эл…
– Я знаю, что это ты, Кэт.
Резко сажусь, взгляд невольно падает на фотографию на прикроватном столике. На ней широко улыбаются юные Эл с Россом.
– Жалеешь о том, что мы сделали? – спрашиваю я, ненавидя себя за дрожь в голосе.
Росс вздыхает, садится и смотрит на меня.
– Нет.
Он тоже глядит на снимок. Судя по всему, Росс испытывает изрядное сожаление.
– Не думай, будто я не люблю Эл, – говорит он.
– Я же ее сестра! – Вот и все, что приходит мне в голову. Похоже, гены оказались сильнее обета верности.
Внизу раздается звонок, и мы оба подпрыгиваем от неожиданности. Росс встает, надевает спортивные штаны. Босые ноги шлепают по ступенькам, по мозаичным плиткам. Я смотрю на шнурок звонка возле туалетного столика, вспоминаю колокольчики на доске, похожие на разномастные ножи в ящике кухонного шкафчика.
Перевожу взгляд на фотографию. Я все еще слышу голос Эл в темноте, после долгих часов злобного молчания. Хриплый, вредный и полный того самого сверкающего страха, что был в ее глазах в тот день, когда она вручила мне черную метку. «Как ты могла? Ты ведь моя чертова сестра!»
* * *
В две тысячи пятом мы с Эл снимали комнатку в районе Горги. Жуткие трущобы, конечно, но мы были рады ей, как потерпевшие кораблекрушение моряки – суше. Общежитие принадлежало Роузмаунту, и мы могли оставаться там ровно год, пока не подыщем подходящее жилье и средства на оплату. Обе мы учились в колледже, получали социальную стипендию и хватались за любую, самую грязную работу. Мы почти не разговаривали друг с другом и к девятнадцати годам были ничуть не ближе, чем к восемнадцати. И я все еще продолжала лгать сестре.
На майские праздники интернат устраивал ежегодное мероприятие для выпускников: барбекю на прилегающей к нему обширной территории. Эл швырнула приглашение в мусорное ведро, я же вытащила его и условилась о встрече с Россом возле пожарного выхода. Наверное, тогда мы считали себя весьма осторожными и умными, но сейчас я в этом сильно сомневаюсь. Как правило, мы встречались в доме его матери – к тому времени они уже переехали из Уэстерика в Фаунтейнбридж – и по-быстрому занимались сексом в его комнате на узкой односпальной кровати, прислушиваясь к доносящимся снизу голосам. Возможность порезвиться в пустом Роузмаунте представлялась нам слишком удобной, чтобы ее упускать.
Длинные коридоры с высокими потолками опустели. Росс вел меня за руку, я громким шепотом указывала направление. Ключи от комнат висели на пронумерованных гвоздиках в вестибюле, и я знала, что новых обитателей нашей бывшей комнаты в корпусе нет – они наверняка накуриваются в кустах перед корпусом. Пожалуй, была у меня и другая причина привести Росса именно туда: мне хотелось, чтобы он очутился в моей, а не в ее кровати.
Мы уже миновали стадию объятий и поцелуев и перешли к потной и шумной возне, без всякого стеснения и без каких-либо ограничений, – и тут на пороге появилась она. Я увидела сестру за плечом у извивающегося на мне Росса как раз в тот момент, когда тот шумно кончил и простонал мое имя.
Я застыла, как копия статуи Эл, и меня охватил непередаваемый, всепоглощающий стыд, который был сильнее всех моих чувств к Россу.
Росс спохватился довольно быстро. Он вышел из меня, откатился в сторону, прикрыв нас обоих одеялом. В его глазах я увидела свое отражение, потом он смежил веки и медленно обернулся.
«Эл, – проговорил он, – Эл!»
Она смотрела на нас во все глаза, и в ее лице не было ни кровинки. Во взгляде застыл неприкрытый ужас. Мои губы беззвучно прошептали ее имя…
– Никого там нет, – говорит Росс, вернувшись. Он с неловким видом стоит у постели, и я