Она медленно побрела обратно в лагерь, и из глаз ее против воли катились слезы. Грустно. И светло. По крайней мере, одно необыкновенное событие на сегодняшний день уже есть… Нужно будет взять работу потяжелее. Вдруг придет какая-нибудь ценная мысль по этому поводу?
– Эй!
В это утро Кристиан не хотел встречаться ни с кем. Он и с Луизой-то не особенно жаждал увидеться, но его грызла острая потребность закончить эту нелепую и не вовремя начатую игру. И вообще… их отношения слишком затянулись – настолько, что призрак их до сих пор не давал ему покоя.
А покой – это единственное, к чему Кристиан стремился сейчас. Он принял единственное решение, которое казалось ему хотя бы отчасти верным – положить конец их странному мертвому браку.
Для этого нужно было сделать кое-что. Попросить прощения. Чтобы она отпустила его – и он больше не держался за нее, хоть и изредка, но мучительно терзаемый чувством вины.
А серьезные разговоры об отношениях – удовольствие на любителя. И потому оклик, настигший его в ту минуту, когда он отчаянно восстанавливал в душе подобие равновесия, вовсе его не порадовал. Кристиан попробовал сделать вид, что не расслышал. Если нет особой надобности, отстанут.
– Митчелл!
Он остановился. Голос принадлежал Джил.
– Привет. – Она поравнялась с ним.
– Привет.
– Гуляешь?
– Да. Люблю по утрам гулять в одиночестве.
– Интересное хобби. – Джил легко подстроилась под его широкий шаг.
– А ты меня, что ли, тут ждала?
Джил неопределенно повела плечами. Чудная девчонка…
– Ты о чем-то хотела спросить?
– Нет.
– А что тогда?
– Хотела с тобой пройтись.
– Ты уже, я так понимаю, счастлива?
– Почти.
Кристиан усмехнулся.
– Стесняюсь спросить, чего тебе для полного счастья не хватает.
Джил затормозила.
Кристиан не собирался этого делать, но все-таки машинально остановился.
– Что?
Она медленно подняла руку. Надо же, жара, а пальцы у нее холодные, как вода в ручье. И касаются синяка на лице совсем не больно.
– Я тебя прикрыла.
– Что ты имеешь в виду?
– Я избавила тебя от позора. Ты мне кое-что должен.
У нее, оказывается, глаза серые. Она всегда так ярко красит их, что они кажутся черными, но на самом деле – бархатно-серые и очень серьезные. Почти трагические.
– Шантаж – это нехорошо, тебе папа с мамой не говорили? – Кристиан по привычке уколол ее, чтобы защититься от странного, волнующего чувства, которое рождало ее присутствие и пронзительный взгляд.
– Поцелуй меня. – Она проигнорировала его едкую реплику.
От неожиданности предложения Кристиан едва не потерял почву под ногами.
– Ты рехнулась? – Он почти испугался.
Джил покачала головой.
– Мне кажется, тебе этого не хватает, – сказала она.
– Сумасшедшее создание…
Она рывком привстала на цыпочки и притянула его к себе за шею. Губы у нее были теплые и мягкие. Никогда бы не подумал…
И еще… Джил вложила в этот поцелуй что-то такое, что у Кристиана помутился рассудок и закружилась голова. Он, многоопытный любовник, который гордился своим хладнокровием и умением терпеливо выжидать в любовной игре, едва устоял на ногах. Почти девочка, Джил обладала той бешеной и тщательно подавляемой сексуальностью, которая обычно так притягивает мужчин и рано или поздно вырывается из-под контроля.
Кристиан застонал.
Ему хотелось сорвать с нее одежду, бросить на землю – прямо здесь, в листьях и траве, и позволить случиться тому, что…
Она вырвалась из его объятий. Глаза сверкают, губы горят… Ведьма! Юная ведьма.
– Вот видишь…
Кристиан рванулся ей вслед, но она без труда увернулась от его неудачной попытки ее схватить.
– Не так. Придумай что-нибудь поинтереснее, – хрипло прошептала она. – Потом поймешь почему…
И умчалась в лес со всех ног.
Кристиан с такой силой врезал кулаком по подвернувшемуся дереву, что содрал на костяшках кожу. Боль отрезвила. Дьявол!
Но как же она удивительна…
И где-то в глубине души зародилась мысль, которую он не позволил себе додумать. Никогда, ни с одной женщиной он не испытывал такого чувственного бешенства. Что, если это и есть… настоящее? То, что ему суждено и что нашло его теперь, когда их отношения с Луизой совсем-совсем закончились…
А может быть, он положил всему конец, предчувствуя и желая этого дикого с Джил?…
Луиза бродила по развалинам в поисках точки приложения своих сил и рвения, а также желания поразмышлять. Все сегодня работали во дворце, точнее в том, что от него осталось, еще точнее – в том дендрарии, который образовался на его месте, крайне затруднив доступ к некоторым помещениям. Луизе не хотелось принимать участие в этом массовом мероприятии, и потому она отправилась в свободное плавание. Ноги вывели ее в южную часть города, где строения сохранились хуже, но растительности было меньше – слишком сильно палило солнце.
Сама не понимая для чего, она принялась расчищать от ползучих лоз одну из стен. Молодые побеги были упругими, крепкими и категорически не желали расставаться со своим положением в этом мире, старые, сухие плети царапали руки, но Луиза стискивала зубы и не отступала. Царапины затянутся. О руках позаботится маникюрша. Но она, в конце-то концов, не на курорте…
Внизу, на высоте трех-четырех футов от земли, обнаружилась арка. А за аркой чернела тьма.
Луиза присвистнула от удивления, посветила фонариком – ничего непонятно! Она распласталась на земле – ах, зачем только терпела это ледяное мучение – и засунула туда руку с фонарем.
От неожиданности пальцы ее чуть не разжались. Еще доля секунды – и лететь бы ее фонарику вниз. Вниз! Луиза отчетливо разглядела тоннель, уходивший куда-то в глубь холма.
– Ай-ай-ай! Потерпи, мой хороший, сейчас я к тебе… – от волнения Луиза ломала пальцы, – сейчас вернусь!
Это же находка! Тайна! Загадка древнего города! Наверняка! И снова – ей! Какое дьявольское везение!
Она стремглав помчалась в лагерь, чтобы захватить снаряжение первой необходимости – трос, дополнительные батарейки для фонаря, лопатки… Здравый смысл подал голос: а неплохо было бы позвать кого-то с собой, чтобы подстраховаться! Но азарт и страстное желание сделать открытие и доказать всем и вся свою профессиональную состоятельность как ученого-исследователя быстро, чересчур быстро заглушили эту мысль.
Видимо, у Луизы слишком сильно блестели глаза. Может быть, она сама светилась предвкушением и нетерпением, как у двери комнаты, где свалены под елкой рождественские подарки. Суть не в этом, а в том, что ее состояние не укрылось от Френсиса.