и пальцем пошевелить, чтобы попытаться отодвинуться, хоть немного увеличить расстояние между нами.
Что со мной такое? Я будто под кайфом сейчас.
— Нравится, — запоздало отвечаю на его вопрос, вместо того, чтобы оттолкнуть его и побыстрее выбраться из воды.
— Даже очень, — добавляю и в блаженстве прикрываю глаза.
Он тихо смеется мне на ухо и его губы снова оказываются на моей шее.
Проходятся по ней в легких касаниях. Нежно и очень чувственно.
Я вздрагиваю всем телом и с моих губ непроизвольно вырывается стон.
Никогда в жизни я не испытывала еще таких приятных ощущений и мне не было настолько хорошо.
Я позволяю ему покрывать мою кожу поцелуями и даже сама немного выгибаюсь ему навстречу. Каждый поцелуй и касание отзывается в моем теле мириадом маленьких взрывов, что пробивают тело от места прикосновения его губ, до самых кончиков пальцев.
Мои соски напрягаются, а в следующий момент его ладони чуть смещаются и начинают бесстыдно трогать мою обнаженную грудь. Проводить по ней пальцами, сжимать в ладонях.
Пытаюсь отстраниться, но он не отпускает, продолжая удерживать меня перед собой. И все еще трогает мою грудь.
Боже, как я могла допустить?
Эта мысль прорывается сквозь пелену чувственного наслаждения. Такого острого, что перехватывает дыхание.
Но где-то, на краю сознания, бьется мысль, что я не должна допускать всего этого. Ни в коем случае не должна позволять ему так себя вести.
— Демид, отпусти, — бормочу я и делаю новую попытку вырваться из вязкой трясины запретного удовольствия.
Пытаюсь увернуться от его рук.
— Я не хочу, Демид, я не…
— Не хочешь? Да еще немного и ты кончишь, а я даже толком не трогал тебя.
Он говорит и одновременно с этим заводит мои руки вверх, кладет себе на шею. Под пальцами я чувствую его короткие волосы.
Затем его руки возвращаются вниз, он сжимает мои соски пальцами и одновременно с этим прикусывает мочку уха. Я вскрикиваю от новой острой вспышки удовольствия и чувствую, как у меня между ног разливается горячее пульсирующее тепло.
Вспышка желания настолько яркая, что у меня темнеет в глазах.
А его губы уже прокладывают новую огненную дорожку из поцелуев на моей шее.
Мое сознание затуманено и мне так сложно противостоять этому нереально чувственному натиску. Но я все же пытаюсь.
— Нет, нет.
Стараюсь ухватить его за руки.
Но он не обращает на мои попытки никакого внимания.
Одна из его ладоней уже скользит вниз по моему животу.
И как только я соображаю, что он намерен делать, я собираю все свои силы и начинаю вырываться из его объятий с удвоенным рвением.
— Нет, отвали от меня! Отвали!
Отвали, чертов придурок!
Я вскакиваю и вижу перед собой темноту.
Голова нещадно кружится, и я валюсь на что-то мягкое за моей спиной.
На кровать.
Тут же поднимаюсь на руках и судорожно озираюсь по сторонам.
Нет никакой ванны и никакого грота со свечами.
Зато есть дикая, просто ужасная дрожь во всем теле, тупая головная боль и сухость во рту.
Я все еще не могу поверить, что на самом деле сижу полностью одетая на кровати в какой-то комнате.
Я не обнаженная и не принимаю ванну вместе с Демидом. Слава всем богам!
Все в порядке, говорю я себе и пытаюсь выровнять дыхание. А еще продолжаю осматриваться по сторонам.
Слева от меня окно.
Комната тонет в полумраке, но благодаря лунному свету, льющемуся через него, я могу рассмотреть хоть что-то.
Кровать расположена посередине комнаты, справа от нее стоит кресло.
Обстановка кажется мне смутно знакомой.
Не сразу понимаю, что в кресле кто-то сидит, а когда осознаю это, невольно вздрагиваю.
Пара секунд уходит на то, чтобы узнать в человеке, задумчиво разглядывающем меня, Демида и вспомнить все, что произошло до того, как я свалилась без чувств.
О том, что происходило в гроте я предпочитаю вообще не думать. Ужасный, отвратительный сон.
Он никогда не узнает об этом, иначе бы я сгорела со стыда.
— Мы… где? — задаю я вопрос и снова осматриваюсь по сторонам.
— В твоей комнате, — говорит Демид, продолжая наблюдение за мной, — как ты себя чувствуешь?
— Хреново, — честно признаюсь я, — хочу в свою общагу и вообще… подальше от тебя.
В мозгу проти воли вспыхивает навязчивое воспоминание из сна. Как он ласкает мою грудь уверенными опытными движениями, от которых воспламеняешься мгновенно, словно костер. И радуюсь, что здесь темно.
Он не увидит, как я смущена и как краснеет, должно быть, сейчас мое лицо. И насколько у меня мокро сейчас между ног.
Я не знаю, почему мне приснилось именно это и не хочу в этом разбираться.
— Как долго я была без сознания? — спрашиваю и слежу, чтобы мой голос звучал ровно.
— Около десяти минут.
— Черт, — выругиваюсь еле слышно.
Спускаю ноги с кровати и пытаюсь встать.
Испытываю новый приступ головокружения и возвращаюсь на кровать. Под мою руку вдруг попадает что-то продолговатое и округлое и я понимаю, что это бутылка воды.
Очень кстати. Пить хочется со страшной силой, а горло нещадно саднит.
— Не стесняйся, — говорит Демид, и я послушно тянусь к бутылке.
Открываю ее и делаю несколько больших глотков. Становится немного легче.
А еще меня накрывает осознание, что именно я сделала перед тем, как отключиться.
Дурацкий сон спутал все карты, в то время как я должна сейчас думать совсем о другом.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я.
— Хорошо. По всей видимости, в отличие от тебя.
Под потолком вдруг загорается неяркий ночной свет. Демид поднимается с кресла и приближается к кровати.
Я вскакиваю на ноги. Не хочу, чтобы он нависал надо мной, пока я буду сидеть. Или, чего доброго, уселся рядом.
Он останавливается в паре шагов от меня. Глаза мерцают, а его взгляд задумчив и внимателен.
Черты лица в полутьме кажутся вылепленными из камня. Более зловещими, чем я привыкла, но все такими же привлекательными на каком-то подсознательном, не поддающимся логическим заключениям, уровне.
Разглядываю парня и замечаю, что, пока я была в отключке, он успел переодеться. Белую футболку сменил на черную. Теперь непонятно, привиделось ли мне его ранение и последующее излечение, или нет.
А вдруг все это тоже было только сном?
Мне очень хочется верить, и я решаю, что должна выяснить это прямо сейчас.
Набираюсь смелости и шагаю к нему. А потом хватаюсь за его футболку и резко тяну ее вверх.
Демид не сопротивляется и позволяет мне сделать это. Точно так, как в тот раз, когда сидел на диване и