Джози улыбается мне. Тепло, как улыбаются бабушки внучкам. Я улыбаюсь ей в ответ, стараясь, чтобы было незаметно, что меня интересует разговор, ведущийся у меня под носом, хоть и на некотором расстоянии.
— Не волнуйтесь, дорогая, — говорит мне Джози, как будто прочитав мои мысли. — У вас все будет хорошо. Не волнуйтесь, — она прикрывает мою руку своей. — Вы увидите жизнь в розовом свете.
45
После работы я заношу Элис крем от растяжек, который ей обещала, и она отдает мне десять фунтов — его цену.
Я рассказываю ей свои новости. О работе. О Джози. О Фрэнке. Но она быстро переводит разговор на Эдама.
— А как твой дорогой? Вы сегодня встречаетесь?
— Да, — скромно киваю я головой. — Я сегодня еду к нему. Он приготовит мне ужин.
— О-о-о! — произносит она. — Похоже, это серьезно.
— Не надо, — говорю я. — Это всего лишь ужин, и только.
Но сама я не могу подавить в себе это чувство. Чувство, возникшее оттого, что я знаю: я больше не одинока. Что в этом городе есть мужчина, который хочет приготовить ужин для меня. И что вся моя ложь мало-помалу будет удалена из файла моей жизни.
46
Это чувство не покидает меня до того самого момента, когда я приезжаю к Эдаму, и он говорит мне:
— Ах, черт. Я ведь должен был приготовить ужин, да? Но совершенно забыл купить продукты.
Лицо у меня вытягивается, несмотря на все мои усилия сохранить прежнее выражение.
— Ах, — говорю я, — вот как.
— Но, знаешь что, почему бы нам не сходить поесть куда-нибудь?
— Поесть? — нет, так легко он из этой ситуации не выберется. Можно подумать, что дело в еде. Я должна проявить твердость, показать, что со мной нельзя так обращаться. — Да, неплохо бы.
Вот такая я. Фейт Уишарт.
Всегда к вашим услугам.
Мы идем в «Брассери 44», это рядом с портом. Место шикарное, и мы в нем самые молодые, моложе всех остальных поколения на два. Проглядывая меню, я раздумываю, сказать ли Эдаму о Фрэнке. Непонятно почему, но у меня появилось странное чувство вины.
Однако я ничего не говорю. Не знаю почему, но мне кажется, что он неправильно меня поймет. Особенно сложно объяснить, почему я поехала в больницу и прождала там всю ночь, чтобы знать, что с Фрэнком все в порядке.
Подходит официантка и принимает у нас заказ. Эдам заказывает бифштекс, а я решаю взять арахисовое рисотто. В меню это единственное вегетарианское блюдо.
Я спрашиваю его о работе, но чувствую, что ему не очень хочется говорить об этом. Он хочет поговорить обо мне.
— Ты такая сексуальная, — говорит он.
Он что, с ума сошел?
— Я так не считаю, — говорю я ему.
— Ты самая классная девушка в Лидсе.
Ладно, по крайней мере, это можно считать комплиментом. Но если я самая классная девушка, почему он с таким восторгом смотрит на зад нашей официантки?
— А ты самый большой обманщик в Лидсе.
Но это, конечно же, неправда. Самая большая обманщица в Лидсе — это я. Черт возьми, если бы вдруг кому-то пришло в голову устроить конкурс на звание самой большой обманщицы в Англии, то я бы точно его выиграла. Но тут я понимаю, что пришел подходящий момент прояснить некоторые вещи.
— Эдам. Можно, м-м-м, тебя кое о чем спросить?
— Валяй, — разрешает он, крутя в руках стакан с вином.
Я собираюсь с духом:
— Можно считать, что у нас с тобой серьезные отношения?
Он смеется:
— Серьезные отношения? Ты о чем?
— Ну, ты мой друг, я твоя подруга. Я хочу спросить, мы с тобой на этой стадии?
Он хмурится и сжимает стакан. Вид у него становится сердитым, но только на секунду, а потом, залпом выпив свой «шираз», он говорит:
— Конечно. Если тебе так нравится. Да. Серьезные. Мы друг и подруга.
— Хорошо. Мне бы хотелось, ну, знаешь, сказать об этом маме и родным.
Он озадаченно смотрит на меня: — Конечно, говори.
Я улыбаюсь и смотрю ему в глаза долгим взглядом. Наверное, он не самый лучший друг в мире, но он наверняка один из самых шикарных. Мой друг, мой бойфренд. Мне нравится это слово: бойфренд. Я могла бы повторять его весь день.
— Спасибо, — говорю я. — Для меня это так много значит.
Он улыбается, несколько развязно, но приятно.
— Я тебе говорил, что ты смотришься очень сексуально?
— Да, — отвечаю я, — говорил.
А потом я говорю ему, что пойду в дамскую комнату, и иду туда, захватив с собой косметичку.
Здесь даже туалеты — шикарнее некуда. Пропитаны дорогими духами, с маленькими кусочками мыла, на которых выдавлено название ресторана, с мраморными раковинами и дверями красного дерева на каждой кабинке.
И вот когда весело зажурчала моя струйка, раздается стук в дверь.
— Кто это?
— Я. Это он.
— Эдам, это женский туалет.
— Я зашел узнать, как ты.
— Но я же…
— Можно мне войти?
— Это же женский туалет, — напоминаю ему я.
— Ну пожалуйста, — умильно тянет он.
— Ладно, — соглашаюсь я. — Подожди секундочку. — Я вытираюсь и красная как рак открываю дверь. И, не дав мне до конца натянуть трусы, он начинает меня целовать, и хотя часть меня противится этому, другой части эти поцелуи нравятся.
— Ты такая сексуальная, — говорит он, покусывая мне ухо. И затем, не давая опомниться, он задирает мне юбку и начинает расстегивать свои брюки.
Я нервничаю. Я хочу сказать, что секс в общественных туалетах — это не то, к чему я привыкла. Поцелуй с языком — это верх непристойности, которую я могу себе позволить. В норме я веду себя не бесстыднее бабушки Кристины Агилеры. И вот, пожалуйста, я поддаюсь его уговорам, надо отметить, весьма убедительным.
В этом есть что-то возбуждающее.
Закрытое пространство. Привкус опасности. Риск быть пойманной. Острота желания.
Это плохо, но и хорошо в то же время.
Через несколько кабинок от нас очень вовремя спускают воду, и она заглушает кульминационный стон Эдама, который он, кончая, испускает. Он тяжело дышит мне в ухо и крепко держит меня, приходя в себя.
— Тебе хорошо? — шепчет он.
— Да, — говорю я ему. — Просто прекрасно.
47
Отрицать это дальше уже не имеет смысла. Эдам — сексуальный маньяк.
Для него вся жизнь — это один непрерывный трах, прерываемый краткими и удручающими паузами не траха. Нет, я не жалуюсь. В конце концов, все это тянулось месяцами. Мои одинокие ночи в двуспальной постели, и мне надо было наверстать упущенное.
Но сейчас я понимаю, в чем мое теперешнее упущение.
Проблема в том, что Эдам горит не только желанием делать это все время или всеми возможными способами, он хочет делать это везде. В душе, на ковре в комнате, в ресторанном туалете.