Читать интересную книгу Метафизика пата - Федор Гиренок

Одновременно Пан предстает как именованная тотальность язычества, его «Все».

Само язычество есть не что иное, как именование тотальности, того, что объединяет в одно целое человека и козла.

Всякая тотальность центрирована, т. е. тотально существуют вещи, которые могут быть, если ис-полнена полнота мира. В полноте исполненного мира звучит звук, слышится слово, видится образ. Этот мир полон, потому что нет ничего, что бы было сверх него и чтобы это «сверх» было также и миром. Он полон и потому, что нет ничего, что бы было ниже его и было бы одновременно миром. Вот это совпадение максимума с минимумом, верха и низа, и есть исполнение полноты мира, или, что то же самое, есть центр тотальности. То есть центр – это не точка, из которой строится круг, а настроенность на целое. Полный мир наполнен зовом и отзывом.

L

В неполном Мире Недослышат и недосматривают.? полноте переполненного мира про-слушивают и про-сматривают, т. е. переливают льющееся через край. Например, слова. В неполном мире они призывают, в полном – называют, а в переполненном – зазывают.

Мир может быть переполнен только душой и богом, душа – богом и миром, а бог – миром и душой. Иначе говоря, жизнь многолика и множественна. Но эта множественность не арифметического толка, т. е. прибавляя ко многому многое, мы получаем единое, и если единое сложить с единым, то будет не два, а опять-таки, единое. И это единое можно назвать бытием, идеей или богом. В неполном мире невозможно именование, ибо в эту неполноту будет проваливаться и бог, и душа, и мир. Нельзя богом (или душой) заштопать дыры неполноты. Бог центрирует мир уже одним тем фактом, что он есть. И этот центр везде. По закону полноты. Уже тотем объединяет, соподчиняя сущее в некоем разъединительном синтезе.

Пан у-родлив. Чтобы сделать приемлемым уродство рогатого Пана, нужно было рассмеяться. Смешнее смешного то, что бывает всерьез. Следовательно, во всякой серьезности существует такая сторона, которую мы можем принять, если веселы и навеселе. Серьезный мир неполон.

8.7. Имя

В силу именованности нечто пребывает в мире, если оно названо. Бывающее рождается и умирает. Пребывающее рождается, но не умирает. Бывающее не может стать пребывающим простым сцеплением естественных причин хотя бы потому, что пребывающее совпадает со званым. Если зовут, то и называют. С ослаблением зова к предназначенности теряет смысл семантика и магия слов, ибо значения живут пониманием предназначения в полном мире.

Разрушение тотальности переполняет мир богами, как у язычников, или словами, как у новых язычников. Переполненность мира словами рождает недоверие к словам. Из недоверия к 'богам родился Бог. Из недоверия к слову рождается магия слова. Ведь что значит эта «переполненность словами»? Появление слов, которые ничего не значат и ни к чему не зовут. Слова, зазывая пустотой слов, маскируют пропажу внутреннего слова. Они только коммуницируют. Вернее, словами можно только играть.

Игра в слова играет на недоверии к словам. Для того чтобы переиграть игру в слова, нужно не верить на слово, т. е. нужно слово принести в жертву.

Жертвенное слово еще не пожертвовано, а Сознание уже утратило связь со словом и впервые выступило в своей дословности. Постмодернисты разыгрывают при этом расставании драматическую сцену, но это – драма слова, а не сознания, которое теперь обращается не?? языку, а к быту. Слово осталось без дела, ибо дело оторвалось от слова и в своей оторванности спешит к магии. На место слова приходит магия магов нового язычества. Магия слова во внутреннем слове, которое некоммуникабельно и которое есть имя.

Ошибиться в имени – значит обозвать, нанести оскорбление, переполнить полное, т. е. повредить тотальность соподчинении и определений. Например, знание – это универсальный способ повреждения уникальных связей. Или, что то же самое, конечным мышлением залатываются пустоты неполного мира. Знание – это всего лишь заплатка на ткани прохудившейся души. Оно заменяет языческий зов запросов цивилизующего действия. Вот этот опыт понимания мира;«весе-лящей серьезностью» хранило первое язычество. То есть что оно понимало? Что смех и веселость не форма овладения вещами, а способ обживания мира. Смех – это исполнение.полноты мира, знак, означающий наполненность полного.; И то, что люди перестали смеяться и жить навеселе, указывает на фундаментальную неполноту мира. Людям не до смеха.

8.8. Какое и явление

Вообще-то в мире можно существовать и можно в нем являться. Все, что от мира, то в нем существует. Все, что не от мира, то в нем является (II). Например, тело – это то, что существует, поэтому является. Но является не в кантовском смысле, не как то, что скроено по меркам рассудка. И существует не в гуссерлевском понимании существования, т. е. понимания без Времени. Явления случаются в полном мире. В неполном мире существуют. В, неполноте его всегда что-то происходит.

Происходящее преходяще, ибо существует временно. Ничто из явления не совершается во времени, оно в нем приоткрывает вечность. Христианская вечность всегда там.

Она пространственна. Языческая вечность здесь. Она временная. Если мир здесь проглатывает бесконечность, то он становится переполненным, тучным. В этой гипер-полноте нового язычества есть что-то нездоровое. Она не плодоносит, а тяготит скукой однообразного. В плоском монизме имманентного сила язычников. 110. г Первоязычники брезгливо морщились при упоминании? теле. Оно вызывало у них чувство отвращения как какое, низкая природа, нечто нечистое. Душа чиста, ибо она является, а тело нечисто, ибо оно существует. Афинские философы были недоверчивы к тому, что существует. Они презрительно пожимали плечами, слушая речи апостола Павла. Ап. Павел – обыкновенный суеслов, а христиане – просто «филосарки» любители тела. Быть в теле стыдился даже Плотин (12, с. 135). Язычники не любили в теле тело. Они еще хранили сознание ужаса смерти. Но Пан умер, а вместе с ним умер и античный мир.

8.9. Невеселый

На смену земным богам пришел Бог небесный. С этим Богом в одной компании уже не повеселишься, за нимфами не приударишь. Пан не знал греха, без которого нет и стыда.

Естественное не может быть безобразным. Тело не очень чистая субстанция и, пожалуй, низкая материя, если сравнивать ее с душой. Но сами по себе вожделения тела естественны. И жизнь состоит из исполнения естественных вожделений. Слово публично, жизнь вожделеет вне слова. Корова мычит, и нельзя ее властью публичного заставить лаять. Природа рожает, и как роженица уродлива. Тело тлеет и издает запахи. Киническая легитимация тела, понижая уровень культуры, восстанавливала в правах философию маргиналов античного мира.

Пан – от мира сего. Он его конкретная всеобщность. Небесный Бог – новая тотальность. Он не только ничего не смыслит в вопросах пола, семьи и брака, но, кажется, и улыбнулся-то всего два раза. Один раз, когда родился, а другой раз, когда встретил Иоанна, что позднее дало повод для эрудитов подозревать в нем скрытого гомосексуалиста. Христос победил смерть. Но пол победил Христа, ибо Христос далек от бес-событийной повседневности и скучен. Но Невеселый – личность.

Что значит быть личностью? Это значит не быть тем, что ты есть, и быть тем, что ты не есть. То есть переступить через себя из боязни быть собой. Кто переступает через себя? Личность. Но значит ли это, что преступлением ты себя трансцендируешь? Трансцендентными так не становятся. Переступить себя есть не что иное, как преступить, стать преступником, тем, кто преступает пределы.

Всякая личность преступна ив своей преступности она трансцендентальна.

Преступивший через себя найдет для себя заместительную жертву и переступит через нее. Что это будет за жертва? Другой? Жертвенное слово?

Козел отпущения или агнец? Не так уж и важно знать этого, другого. Важно другое.

Лицо – это упрек, осуждение и суд над миром. Сначала «Я» судит мир, затем оно осуждает Бога. Кто же осудит «Я»? Идея суда над миром не могла прийти в голову первоязычника? Она пришла к нам, к христианам, судьба которых не необходимость, а суд. Судьба есть только у свободных, ибо судят не рабов. Рабов наказывают.

Теперь судят невеселых. Судят личность, осуждающую мир. Отказ от личности стал делом веселым. От личности отказалась героиня одной из пьес Нины Садур. Она не побоялась быть собой. И стала просто человеком, т. е. человеком, который есть бытом. Праздный человек не держится бытом и скучать не любит. Он любит грешить.

Вот и Бог в праздности согрешил когда-то. Он согрешил и появился мир. И этот мир есть зло. То есть вожделение праздного человека абсолютнее абсолютного, а похоть жизни сильнее воли к воле. Праздный человек не волит, он язычествует в поисках новых земных тотальностей.

8.10. «Недо»