Читать интересную книгу Сон с четверга на пятницу - Антон Грановский

— Ну, вот, — удовлетворенно проговорил Макарский.

Настя сжала веки, выдавив из глаз последние слезы. Потом открыла глаза и посмотрела на доктора.

— Как… — хрипло пробормотала она. — Как я здесь оказалась?

— У вас был приступ паники, — спокойно объяснил Макарский. — Прямо в вагоне метро. Вы стали кричать и плакать, бросались на людей, требовали, чтобы они куда-то пошли с вами. Когда подоспела полиция, вы стали выкрикивать мое имя. Они нашли мой номер в памяти вашего мобильника и позвонили мне. Как вы себя чувствуете, Настя? Вам чуточку лучше?

Настя снова закрыла глаза.

— Вам снова снился тот сон? — негромко спросил доктор.

Женщина молчала.

— Вам снова приснились Алексей и ваш неродившийся ребенок?

— У меня есть ребенок, — не открывая глаз, проговорила Настя.

Макарский вздохнул.

— Настя, вы помните, как я настаивал, чтобы вы легли в клинику. Вы отказались. И видите, что из этого вышло? Муж и сын стали вашей навязчивой идеей.

Она открыла глаза, посмотрела на лицо Макарского равнодушным взглядом и вдруг сказала:

— Вас нет.

— Что? — не понял доктор.

— Вас нет, — спокойно повторила Настя. — Вы мне снитесь. Когда я проснусь, всего этого не будет. — Она улыбнулась улыбкой, в которой было что-то ненатуральное, противоестественное, а оттого жутковатое. — Я снова буду со своей семьей, — добавила она.

Доктор Макарский кашлянул в кулак и поправил пальцем золотые очки.

— Настя, — мягким голосом начал он, — нам придется продолжить лечение в стационаре.

Ресницы ее дрогнули.

— Вы… хотите упечь меня в дурдом?

— Вам требуется стационарное лечение, — с нажимом проговорил доктор. — Вы опасны. И не только для окружающих, но и для самой себя.

Настя хотела что-то сказать, но передумала. Лекарство вызвало у нее апатию. Она помолчала, размышляя, потом тихо уточнила:

— Сколько времени я проведу в клинике?

— Трудно сказать. Все будет зависеть от динамики излечения. Я обещаю вам внимательное отношение, уход, лечение, отдых, досуг… Все это у вас будет. Вы даже сможете продолжить писать свою книгу.

— Прямо санаторий, — пробормотала Настя. — А на самом деле — тюрьма. Ладно, доктор, больница так больница. А сейчас я хочу спать. Дайте мне поспать.

И она снова опустила веки.

С первым лучом солнечного света, пробравшимся в больничную палату сквозь большое зарешеченное окно, Настя открыла глаза. Она долго лежала на кровати, глядя в больничный потолок, покрытый трещинками и потемневшими от времени разводами известки. Ощущение покоя и пустоты, заполнявшее ее душу, когда она засыпала, сменилось отчаянием и ужасом — ужасом, который сдавил ее сердце и заставил его биться судорожными, неровными толчками.

Настя почувствовала, как к горлу подкатил ком слез, глазам стало горячо и сухо, словно на веки ей посыпали соль вперемешку с раскаленным, колючим песком. Она закрыла глаза.

Вскоре пришла медсестра и сделала ей укол. Медсестра что-то говорила, но Настя не понимала что. Она лишь видела, как рот медсестры, старческий, морщинистый рот с запавшими губами, раскрывается и закрывается.

«За что? — думала Настя. — Господи, за что мне все это?»

Потом она снова уснула. А затем ее разбудили, одели в больничный халат и повели на завтрак. Столы уже были накрыты. В зале находилось около дюжины пациенток — по три за каждым столом.

Когда все подняли ложки, Настя тоже послушно взяла в руку ложку. В зале появился довольно высокий, по-военному подтянутый человек, которого Настя не видела раньше. Он был лысоватый, загорелый, одетый в костюм, такой же серый, как и его глаза. Левую бровь мужчины рассекал надвое небольшой белый шрам.

— Всем приятного аппетита! — добродушно пожелал мужчина.

— Спасибо, — вяло и тихо отозвались несколько голосов.

— А почему так невесело? — улыбнулся он. — У вас в тарелках отличный молочный супчик! Налетайте, дамы! Или вы хотите бифштексов с кровью?

Он тихо засмеялся.

— Ненавижу его, — пробормотала девушка-блондинка, сидящая рядом с Настей. И процедила сквозь зубы: — Он — демон.

— Что? — сипло спросила Настя.

— Ничего.

Девушка отвела взгляд и уткнулась в тарелку. Потом все начали есть. И Настя тоже ела, машинально, даже не понимая, что именно она глотает.

Потом высокий мужчина остановился возле ее стола. Взглянул на Настю и сказал:

— Новенькая? Зачерпывай побольше, да мимо рта не пронеси!

Он засмеялся, а Настя перестала есть, подняла на него взгляд и произнесла:

— Не смейте обращаться ко мне на «ты».

Пациентки замерли, с ужасом глядя на Настю и ожидая расправы. Высокий мужчина посмотрел на нее с интересом.

— Прошу прощения, госпожа Новицкая, — проговорил он. — Я забыл представиться: начальник охраны клиники Игорь Аркадьевич Гуськов. И, кстати, раз уж нам никуда не деться друг от друга… может, все-таки перейдем на «ты»?

Настя опустила взгляд в тарелку и тихо пробормотала себе под нос:

— Перебьешься.

Высокий мужчина еще немного постоял возле Настиного стола, глядя на то, как она ест, потом ушел. Девушка-блондинка, сидевшая рядом с Настей, тихо спросила:

— Зачем ты это сделала?

— Что именно? — не поняла Настя.

— Раздразнила его. Он ведь теперь от тебя не отстанет.

Настя пожала плечами и флегматично проговорила:

— Я для него простая пациентка, одна из многих. Да и нет у него таких полномочий — допекать пациентов. Он ведь не врач.

— Он хуже, чем врач, — тихо сказала девушка. Помолчала пару секунд и еще тише добавила: — И уж точно страшнее.

Настя повернула голову, посмотрела на блондинку и спросила:

— Как тебя зовут?

— Анжела, — ответила девушка. — Анжела Бологова.

— Он к тебе приставал?

— Я не хочу об этом говорить.

— Если приставал — ты можешь его засудить. Есть такая статья — сексуальное домогательство. За это можно схлопотать тюремный срок. Я уже не говорю про изнасилование.

Анжела уткнулась в свою тарелку.

— Я не хочу об этом говорить, — повторила она глухо.

Затем откусила кусочек хлеба и принялась его меланхолично жевать, давая Насте понять, что разговор окончен.

3

Начальник охраны клиники Игорь Аркадьевич Гуськов сидел в кресле, задрав ноги на стол, и читал книгу. В комнату отдыха охраны вошел охранник Семенов, бугай с туповатым лицом и маленькими голубыми глазками. В отличие от начальника, одет Семенов был в белый медицинский халат.

— А, Семенов, — усмехнулся Гуськов, завидев бугая. Показал ему обложку книги и сказал: — Наша пациентка написала. Анастасия Новицкая. Читал?

— Нет, — ответил Семенов.

— Зря. Хорошая книга. Очень талантливо написано. Все так живо, правдоподобно. Вот, послушай. — Он снова устремил взгляд на страницы. — «Зло часто пытается натянуть на себя личину добра, но у него это скверно выходит. Уродливые черты выпирают из-под маски, прорывают ее, маска сползает с дьявольского лика, висит на нем уродливыми струпьями, и зло становится еще безобразнее». Как тебе?

Семенов пожал широкими плечами:

— Не знаю. Нормально.

— «Нормально», — гнусаво передразнил его Гуськов. — Дурак ты, Ваня. Это красиво! Это талантливо! Но знаешь, в чем она напортачила?

— Нет.

— В том, Ваня, что, если верить Новицкой, у добра получается «личина», а у зла — «лик». Чувствуешь парадокс?

— Нет.

Гуськов вздохнул:

— Н-да… Необразованный ты тип, Семенов.

— Игорь Аркадьевич, — пробасил в ответ охранник, — я ничего не понимаю в литературе.

— Но читать-то ты умеешь?

— Умею.

— Тогда держи! — Он протянул книгу охраннику. — Держи-держи, Ваня, это подарок!

Семенов растерянно взял книгу.

— А как же вы? — проговорил он.

Начальник охраны улыбнулся:

— А у меня есть еще. Слушай, Семенов, как думаешь: может, взять у нее автограф? Ведь не откажет же она мне, а?

— Не должна, — пробасил охранник.

— Вот и я думаю, что не должна. — Гуськов хлопнул себя ладонью по коленке и насмешливо проговорил: — Решено! Возьму автограф!

Он пружинисто поднялся с кресла.

— Пойду с ней поговорю, — сообщил он Семенову. — Никогда не разговаривал с писателями. Может, умнее стану?

Он весело подмигнул охраннику и вышел из комнаты отдыха. Семенов повертел в руках книгу.

— Лик, личина… — недовольно пробормотал он. — Какая на хрен разница?

Хотел было швырнуть книгу в урну, но покосился на дверь и передумал. Сунул книжку в карман халата.

* * *

Пять минут спустя начальник Гуськов сидел в палате у Насти на краешке кровати и разглагольствовал:

— Анастасия Сергеевна, ваши герои сильно чувствуют боль. Душевную и физическую. И в этом я им завидую.