— У каждого свой черед, — сказал он, злобно расхохотавшись. — На этот раз, кабальеро, ваша жизнь в моих руках и условия буду диктовать я.
— Подумайте, прежде чем исполнить свое намерение, сеньор! Вы опозорите своего командира, с которым мы честно договорились.
— Мы не солдаты регулярного войска. Мы — партизаны, — ответил Мельхиор, — и ведем войну по своим правилам. Поэтому нам все равно, что о нас думают. А вот в вашем положении чем праздно рассуждать, не лучше ли поинтересоваться, на каких условиях я соглашусь вас пропустить?
— Условий мы никаких не примем, кабальеро, мы прорвемся силой, чего бы это нам ни стоило.
— Попробуйте! — с издевкой произнес Мельхиор и скомандовал своим солдатам: — Пли! На путников градом посыпались пули.
— Вперед! Вперед! — крикнул граф.
Слуги знали, что им не одолеть противника, но сражались они с необыкновенным мужеством.
Дон Андрес вырвался от дочери и с одной только саблей в руках ринулся в бой.
Натиск был так силен, что слуги пробились через заграждение и сошлись лицом к лицу с противником, пустив в ход холодное оружие.
Враги, окопавшиеся на холмах, не решались стрелять, опасаясь в общей свалке ранить своих.
Дон Мельхиор никак не ожидал такого сопротивления. Он рассчитывал на легкую победу, ибо находился в выгодном положении. И сейчас, когда надежды его не оправдались, наглость уступила место страху. Одержи он победу, все обошлось бы. Но что скажет Гилляр сейчас, когда узнает о гибели своих самых храбрых солдат?
Между тем сражавшихся слуг оставалось все меньше и меньше.
Лошадь под доном Андресом пала, но старик, несмотря на раны, продолжал сражаться.
Вдруг у него вырвался вопль отчаяния. Дон Мельхиор как тигр бросился на слуг, окружавших донью Долорес, и, опрокидывая и убивая их, схватил девушку и ускакал, бросив на произвол судьбы своих солдат. Солдаты же, видя всю бессмысленность этой страшной резни, рассеялись в разные стороны, освобождая каравану дорогу.
Похищение доньи Долорес произошло так быстро и неожиданно, что никто этого не заметил, пока не раздался крик дона Андреса.
Граф и мажордом бросились в погоню за доном Мельхиором.
Мельхиор мчался с быстротой ветра, под ним был отличный конь, кони преследователей устали и бежали из последних сил.
Доминик осторожно поднял лежавшего на земле тяжело раненного дона Андреса и сказал ему:
— Не отчаивайтесь, сеньор, я спасу вашу дочь!
Старик с благодарностью взглянул на него и лишился чувств.
Доминик же, перепоручив старика заботам слуг, вскочил на лошадь и тоже поскакал за похитителем.
Он понял, что дона Мельхиора не догнать и что скоро он скроется из виду, но дон Мельхиор вдруг свернул и стал забирать вправо, казалось, еще немного, и он приблизится к своим преследователям, которые, в свою очередь, старались перерезать ему дорогу. Доминик остановил лошадь, спешился и взвел курок. Судя по всему, дон Мельхиор вскоре должен был очутиться шагах в ста от него.
Доминик осенил себя крестным знамением, прицелился и спустил курок.
Конь дона Мельхиора с простреленной головой рухнул на землю.
В это время вдали показался отряд верховых, они мчались к засаде.
Впереди ехал Гилляр.
Он подскакал к Мельхиору, опередив графа и мажордома.
Мельхиор тем временем, превозмогая боль, поднялся с земли и попытался поднять лежавшую без чувств донью Долорес.
— Черт возьми! — вскричал Гилляр. — Вы, сеньор, поступаете, как вам вздумается, устраиваете засады. Но прежде чем снова с вами связаться, я лучше сверну себе шею!
— Сейчас не время для шуток, — ответил дон Мельхиор, — моя сестра лежит без сознания!
— А кто виноват? — крикнул Гилляр. — Чтобы похитить свою сестру, неизвестно зачем, вы пожертвовали двадцатью храбрыми солдатами! Но больше такое не повторится, клянусь! Теперь все кончено!
— Что вы хотите этим сказать? — надменно спросил дон Мельхиор.
— Я попросил бы вас доставить мне удовольствие и убраться отсюда, куда вам будет угодно, только не в одном со мной направлении. Я не желаю вас знать! Надеюсь, вы меня поняли?
— Хорошо понял, сеньор, и не собираюсь злоупотреблять вашим терпением. Дайте мне двух лошадей, для меня и сестры, и я тотчас уеду.
— Лошадей? Больше вы ничего не хотите? Что же до вашей сестры, то вряд ли вам позволят ее увезти. Видите? Сюда приближаются три всадника!
Дон Мельхиор понял, что сопротивление бесполезно, скрестил руки на груди и, бледный от злобы, с вызывающим видом ждал.
Гилляр, между тем, пошел всадникам навстречу. Увидев его, граф, Доминик и Лео Карраль, а это были они, встревожились. Кто знает, что у этого бандита на уме?
Гилляр рассеял их сомнения, сказав:
— Вы вовремя подоспели, сеньоры. Надеюсь, вы не заподозрили меня в непорядочности и верите, что никакого отношения я ко всему этому не имею?
— Разумеется, — вежливо ответил граф.
— Весьма вам за это признателен. Как я понимаю, вы хотите увезти эту молодую особу?
— Совершенно верно, сеньор!
— А если я не позволю вам? — спросил Мельхиор.
— Я размозжу вам голову, сеньор, — холодно произнес Гилляр. — Лучше не сердите меня, а убирайтесь по-хорошему, не то я отдам вас в руки ваших врагов.
— Что же, я уйду, мне ничего больше не остается, — с затаенной обидой ответил дон Мельхиор и обратился к графу: — Мы еще встретимся, сеньор, и, надеюсь, силы тогда будут равны.
— Вы уже раз просчитались. Бог мне помог и, если понадобится, снова поможет!
— Это мы еще увидим! — глухо сказал Мельхиор, намереваясь удалиться.
— Не желаете ли узнать, что с вашим отцом? — гневно спросил Доминик.
— У меня нет отца! — в ярости вскричал дон Мельхиор.
— Вы правы, нет! — с презреньем ответил граф. — Потому что вы убили его!
Дон Мельхиор вздрогнул, бледность покрыла его лицо, на губах появилось подобие улыбки и с криком:
— Дорогу! Дорогу убийце! — он стал удаляться. Все расступались, с ужасом глядя на негодяя.
— Да, сущий дьявол, — сказал Гилляр, качая головой и крестясь. Глядя на него, перекрестились и солдаты.
Доминик бережно взял на руки донью Долорес, положил на лошадь графа и повез.
Наконец, все, вместе с Гилляром, возвратились к дону Андресу. Слуги уже успели перевязать ему раны.
Граф распорядился соорудить из веток носилки, постелить плащи и положить на носилки дона Андреса с дочерью. Старик все еще не приходил в себя.
На прощанье Гилляр сказал графу:
— Нет слов, чтобы выразить вам свое сочувствие в связи с постигшим вас несчастьем. Дон Андрес — испанец, и все испанцы — враги Мексики. Но в нынешнем своем положении старик вызывает глубокую жалость.