![]()
Одна из моральных истин, имеющая все основания считаться универсальным этическим законом, такова: мы не должны убивать себе подобных. Но при этом большинство сообществ зависит от особых групп внутри них, готовых убивать по приказу. Таких людей мы называем солдатами и стремимся внушить им моральную истину о том, что при определенных обстоятельствах убивать нужно. Задача непростая. Исследование, проведенное во время Второй мировой войны бригадным генералом Сэмюэлем Маршаллом, показало, что в бою меньше четверти американских солдат стреляли по врагу. «Страх убийства, а не страх быть убитым, — писал Маршалл, — оказался преобладающей причиной неспособности вести бой»15.
В наше время есть разные методы, которыми солдат готовят убивать. На учениях рекруты постоянно бьют штыком и расстреливают образы солдат вероятного противника. Специальными упражнениями в них тренируют агрессию, создают огрубляющие условия жизни. Но моральное переосмысление убийства достигается с помощью слов. В армии применяют другой словарь: убийство на поле боя — не злодеяние, и даже глагол «убить» звучит редко. Говоря о враге, военные скорее применят глаголы «уничтожить» или «положить». Убийство вражеского солдата, который и сам может убить тебя, подается как самозащита. Но прежде всего убийство врага — это долг солдата перед обществом. «Убить в бою вражеского солдата не только морально допустимо для военнослужащего, — пишет Пит Килнер, преподаватель философии из Военной академии США в Вест-Пойнте. — Он морально обязан применять силу, когда это необходимо для защиты прав людей, которые от него зависят»16.
Чиновники из здравоохранения не разделяют моральных истин, которых придерживается большинство врачей и медперсонала. Служащие, чья обязанность — думать об эпидемиях и масштабных угрозах здоровью людей, должны просчитывать риски и ресурсы в интересах всей страны, а врачи в клиниках сосредоточены на здоровье и благополучии отдельных личностей. Соответственно, медицинский чиновник может распорядиться нормировать дорогие лекарства, экономить антибиотики, ограничивать личную свободу и насильственно удерживать в карантине тех, кто контактировал с инфекцией, даже если от этого какие-то пациенты пострадают. Врач в больнице, наоборот, будет всеми силами стараться не причинить пациенту вреда и страданий, даже если обществу придется понести из-за этого траты или рисковать. Устойчивость к антибиотикам не стала бы такой проблемой, если бы врачи, выписывающие рецепты, отдавали обществу приоритет над отдельным пациентом.
Тысячи и тысячи людей работают во Всемирной организации здравоохранения, в центрах контроля и предупреждения заболеваний и в подобных государственных структурах по всему миру. Чтобы исправно делать свою работу, им нужно придерживаться моральных норм (или выработать такие нормы), которые ставят интересы населения в целом выше интересов любой отдельной личности. В экстренной ситуации, например в случае эпидемии Эболы, это может означать, что ради спасения многих кого-то придется обречь на гибель. Большинство из нас постаралось бы держаться подальше от семейного врача, разделяющего столь прагматичную мораль.
Группа гарвардских ученых под руководством психолога Джошуа Грина предложила чиновникам из системы здравоохранения сделать выбор в ряде этических дилемм и обнаружила, что должностные лица, как правило, выбирают более утилитарный подход, чем врачи (да, в сущности, и мы все). Представители государственного здравоохранения скорее оказались готовы в предложенных им гипотетических сценариях пожертвовать благополучием одного человека ради спасения нескольких.
Но даже в сообществе санитарных чиновников сосуществуют конкурентные моральные правды. В развитых странах серьезную угрозу общественному здоровью составляют, например, курение и неправильная диета. Многие санитарные чиновники считают этичным и справедливым установить для обуздания этих бед правовые ограничения, в том числе дополнительные налоги и отказ в государственной помощи курильщикам и страдающим ожирением. Другие придерживаются моральных принципов либерального философа Джона Стюарта Милля, который писал: «…каждый член цивилизованного общества только в таком случае может быть справедливо подвергнут какому-нибудь принуждению, если это нужно для того, чтобы предупредить с его стороны такие действия, которые вредны для других людей, — личное же благо самого индивидуума, физическое или нравственное, не составляет достаточного основания для какого бы то ни было вмешательства в его действие[17]»17. Сторонники этой позиции поддерживают запрет курения, чтобы снизить вред от пассивного курения, а не для того, чтобы отучить от вредной привычки самих курильщиков; они не поддержат никаких принудительных мер по улучшению диеты взрослых людей, а вот их более авторитарные коллеги порой призывают к введению налога на сахар и установлению нижнего лимита цен на алкоголь. Дальнейшие моральные разногласия возникают, когда встает вопрос о справедливости: должно ли общественное здравоохранение что-то делать для сглаживания неравенства в здоровье и санитарии или просто улучшать общественное здоровье в целом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы готовы понять, почему солдаты и санитарные врачи должны придерживаться иной этики, чем остальное общество. Строго говоря, мы впрямую требуем этого. В прочих случаях групповые моральные истины вырастают из того, что широкая общественность отвергает.
Полиция южного Йоркшира подвергается резкой критике за групповую мораль, которая, кажется, доминирует во многих полициях мира. После трагедии на стадионе Hillsborough в 1989 г., когда во время футбольного матча погибло 96 человек, йоркширская полиция раз за разом покрывала промахи, допущенные ее сотрудниками во время этих событий, и пыталась возложить вину за возникшую давку на пьяных и буйных болельщиков. Полиция, похоже, ценит лояльность к товарищам по оружию выше правды и справедливости. В США моральный кодекс полиции, ставящий честь мундира выше правды, известен под названием «синяя стена молчания».
Может быть, наивно приписывать какую-то этику полицейским, которые лгут. Но я не верю, что люди идут на эту опасную и важную работу, чтобы быть вне морали. Более вероятное объяснение таково: некоторые полицейские видят в покрывании товарищей свою первейшую моральную обязанность — и правильное поведение, — каких бы этических жертв это ни требовало.
Ложь, даже под присягой, тоже, кажется, стала допустима для некоторых блюстителей правопорядка, если она помогает привлечь к ответу тех, кого они считают преступниками. «Лжесвидетельство полицейских в суде с целью оправдать незаконные обыски… обычный способ улаживать дела с судом по всей Америке», — признал бывший начальник полиции Сан-Франциско Питер Кин18. Мораль, возникшая, предположительно, из искреннего стремления гарантировать наказание преступнику и защитить товарищей, исполняющих трудную и опасную работу, выродилась до такой степени, что для отдельных стражей закона этическая истина состоит в том, что истина не важна.
![]()
Не менее тревожная групповая этика пустила корни среди бизнесменов. Но здесь речь даже не о том, превосходит ли одна нравственная добродетель другую, а о том, стоит ли вообще оглядываться на мораль. Похоже, в иных компаниях сотрудников мотивируют думать, будто поступки, которые бóльшая часть общества сочла бы низкими, этически нейтральны. В них нет никакой нравственной ценности, но и ничего аморального тоже нет.
«Мы все знали, что наши действия незаконны, — сказал Райнхард Сикачек, менеджер компании Siemens, признанный виновным в коррупции и рассказавший в суде, что в компании существовала черная касса для подкупа и взяток. — Но я как-то не задумывался, этично ли это. Мы делали это ради компании»19. Директора концерна Enron обманывали акционеров и налоговые органы и срывали поставки электроэнергии. Инженеры Volkswagen саботировали анализы выхлопов, которые проводились для защиты здоровья людей. Боссы Odebrecht подкупали политиков. Сотрудники Rolls-Royce больше 20 лет практиковали коррупционные схемы продажи. А в Wells Fargo самовольно завели клиентам более 3 млн счетов. Менеджмент Kobe Steel фальсифицировал данные экспертиз, касавшиеся металлических изделий, применяемых при сборке самолетов, вагонов, автомобилей и даже космических ракет. Можно предполагать, что люди, работавшие в этих прославленных компаниях, вряд ли собирались творить зло, но каким-то образом они пришли к мнению, что такие поступки в общем контексте деятельности их корпораций вполне допустимы.
