Читать интересную книгу Русские на Ривьере - Эдуард Тополь

Три года назад Вильфранш праздновал свое 700-летие. Для маленького города это было гигантское событие, и оно очень пышно отмечалось, весь город был украшен – буквально каждый дом, каждая улица! Конечно, денег в это было вложено немерено, это было празднование, по размаху напоминающее 850-летие Москвы. Достаточно сказать, что отсюда велись постоянные телевизионные трансляции великолепных шоу, сюда приезжали знаменитые актеры, сцена была построена вон там, в порту, и сама Тина Тернер дала на ней бесплатный концерт. Все это выглядело потрясающе. Жители Лазурного берега вообще живут в атмосфере постоянного праздника – то фестивали, то ралли, то фиесты, то карнавалы. И по части устройства празднеств им просто нет равных.

Где еще, кроме Лазурного берега, ты сможешь узнать из наклеенного на дерево маленького объявления, что сегодня ночью на пляже Ниццы состоится концерт величайшей оперной певицы Монтсеррат Кабалье? Она пела на морской эстраде в сопровождении рок-ансамбля и феерического оформления с использованием десятков лазеров. Я не мог себе представить, что действительно вижу эту великую певицу перед публикой, сидевшей на песке пляжа, и тут же в публике находится Далай-лама!

Но все это я тебе рассказываю ради одного эпизода. Дело в том, что празднование 700-летия Вильфранша длилось почти год. Давались всевозможные концерты, город принимал поздравления, подношения, какие-то подарки. Даже Шестой американский флот зашел в эту гавань поздравить город с семисотлетием. А со мной, как я тебе уже сказал, именно в это время произошло такое событие: я влюбился в самую красивую девушку Лазурного берега, долгое время за ней ухаживал, и, наконец, она согласилась прийти ко мне в гости. Моя квартира была расположена вон в том доме на скале, с окнами и лоджиями, которые выходят на гавань. И вот после объятий и поцелуев мы вышли полюбоваться морем, и именно в этот момент, когда мы с бокалами шампанского и абсолютно обнаженные стояли на лоджии, все небо засветилось невероятным количеством огней и стало гореть, переливаться, огромные золотые звезды стали падать в залив и какие-то огненные ярко-зеленые и ярко-красные шары стали распускаться прямо возле нашего балкона. Это было что-то невероятное! Оказывается, мы находились в эпицентре салюта, который давал Шестой американский флот. В пятидесятые годы он базировался в Вильфранше, а теперь зашел с визитом вежливости. В качестве прощального подарка он говорил «оревуар» городу этим салютом. Под этот фейерверк корабли снялись с якоря и плавно уходили в Средиземное море. А в центре гавани стояла платформа, с которой взлетали в небо немыслимой красоты шары, стрелы и сверкающие спирали.

Мы стояли совершенно потрясенные. Это был подарок нашей любви, это был ее праздник.

* * *

…Я все еще молчал, обдумывая то, что вызрело во мне наконец. А потом сказал:

– Саша, ты как хочешь умереть?

– В каком смысле?

– В самом прямом. Ты не имеешь права жить.

Доставая крохотной ложечкой желток из яйца всмятку, он спросил:

– Это еще почему?

– По российским понятиям. Смотри. В то время, когда вся страна корчилась под коммунистами и люди жили на семьдесят рублей зарплаты, стояли в очередях за колбасой, пахали землю за трудодни и мечтали о путевке на турбазу ВЦСПС, ты что делал? Ты, сука, катался на «Жигулях», попивал коньяк и имел лучших звезд советской эстрады. А теперь, когда вся Россия корчится в кризисе нового режима, ты, блин, ездишь на Лазурный берег, как к себе домой, катаешь тут на «БМВ» теперь уже мировых звезд и еще возишь сюда лучших русских принцесс…

– Родина мне простит, – уверенно заявил Стефанович, заедая «рокфор» виноградом. – Ведь я честно заработал деньги на своем кино, а не украл их. К тому же вспомни, что завещал нам на смертном одре известный хунвэйбин Николай Островский: «Жизнь дается человеку один раз. И прожить ее нужно ТАМ, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…» А что касается того, как я хотел бы умереть? Лучший способ продемонстрировал нам великий художник Рафаэль. Он умер в объятиях красавицы.

Стефанович поднялся.

– Кстати, я еду в Ниццу к Клоду Бонуччи. Хочу подарить ему мой фильм, где он снимался. Ты едешь со мной?

– Я собирался работать. Ведь нужно что-то «сварить» из твоих «лазурных» историй.

– Как хочешь. Но смотри, рискуешь остаться без буайбеса.

– А что это?

– Марсельский рыбный суп, который лучше всего варят в Жюан-Ле-Пэн. Ради него даже ваши американские кинозвезды бросают фестиваль в Каннах и приезжают его отведать.

– В таком случае работа не буайбес, я еду.

Взяв из номера свой «лаптоп», я сел в машину и тоже перешел к делу:

– Из всех твоих «лазурных» рассказов можно сделать одну историю, если взять за основу «Французские каникулы», «Мисс Омск» и «Мисс Томск». Молодого банкира, который привезет сюда не только двух девушек, но и сто миллионов долларов, как Володя Дьяконов, нужно шлепнуть здесь, у них на глазах. То есть в Монако, в самом полицейском государстве мира, разыграть крутой любовный триллер с убийством русского банкира. И в середину вставить смешной эпизод с Петей в Монте-Карло.

– А банкира угробить так, как пытались сплющить нас – грузовиками… – подхватил Стефанович, выезжая с гостиничной парковки к дороге Монако-Ницца и резко притормаживая из-за летящего по этой дороге транспорта.

– Можно, – сказал я. – Но учти…

Что-то чиркнуло по лобовому стеклу машины – совсем негромко, словно птица клюнула. И тут же рядом со мной, в панель правой двери, вонзился какой-то крохотный, как майский жук, предмет, а в лобовом стекле образовалась сквозная круглая дырочка с паутиной величиной с пятак.

Я еще не успел ни испугаться, ни сообразить, что это было, как Саша до отказа выжал педаль газа, «БМВ» изумленно взвыл мотором, рывком выскочил на дорогу и помчался с такой скоростью, что ветер подул на меня сквозь эту крохотную пробоину в стекле.

– Саша, в чем дело? Что это было?

Но прежде чем он успел ответить, я уже и сам понял, что это было. Потому что с некоторым усилием извлек из панели правой двери небольшую сплющенную пулю. Желтая, калибра 5,56 и не очень тяжелая, порядка четырех граммов, она выглядела совершенно нестрашно, она даже не разбила наше стекло, как это случилось со мной тридцать лет назад на зимнике у Вилюйской ГРЭС. Тогда озлобленный моей статьей вор-снабженец пальнул по кабине «Волги», в которой мы ехали с главным инженером стройки, и пуля разбила лобовое стекло машины в мельчайшую стеклянную пыль, которая засыпала нам лица и глаза. Но здесь – всего лишь косая крохотная дырочка в трехслойном стекле. Однако не нужно было быть романистом, чтобы понять, что могло случиться, не притормози Саша перед выездом на дорогу. Я живо представил свой пробитый этой пулей череп и, держа в руке собственную смерть, произнес, поперхнувшись своим голосом:

– Саш… это… это не кино… Где… где тут аэропорт? Я уезжаю.

Но он, не повернув ко мне головы, молча гнал машину по серпантину дороги в Ниццу.

– Саша! Ты слышишь, блин?! – вдруг заорал я, срываясь. – Меня хотят убить! Ты слышишь?

– Заткнись.

– Что-о?! Да ты…

– Тихо! – сказал он, не поворачивая головы и не отрывая взгляда от дороги, по которой летел с безумной скоростью. – Убить хотят меня.

– С чего ты взял?

– Тот, кто стрелял с упреждением и поправкой на скорость, не учел моего торможения перед дорогой. Иначе пуля вошла бы в стекло моей дверцы.

– Минуточку!… Да не гони ты, сбавь скорость! Давай разберемся. Что было сказано в оперативке Интерпола? Что в аэропорту Орли встречали меня! А твоей фамилии они даже не знают. То есть нас ведут, охотясь за мной. И – без всякой мистики. Просто они еще в Орли подсунули нам в машину «жучок» и с его помощью нашли нас и в Альпах по дороге в Милан, и здесь. Причем, как автор детективов, я тебе больше скажу. Сейчас в нас стрелял непрофессиональный снайпер.

– Откуда это известно?

– Во-первых, профессионал не ошибается. Во-вторых, профессионал не стреляет легкими пулями, а только тяжелыми, весом 13 граммов и выше. Так что это вообще какая-то самодеятельность – сначала бездарный наезд грузовиками, а теперь – эта дырка в стекле. Но именно поэтому я должен уехать – логику дилетантов угадать нельзя, завтра меня могут кокнуть и кирпичом по голове. Мы едем в аэропорт.