Читать интересную книгу Возлюби ближнего своего - Эрих Ремарк

Он снял куртку. Другие последовали его примеру. Затем он дал краткое объяснение, как нужно работать телом, и они начали отрабатывать эти движения. Все четверо запрыгали по полутемной комнате.

Блондин отечески посматривал на своих потных учеников.

— Хорошо! — объявил он спустя некоторое время. — С этим вы познакомились. У вас еще будет время закрепить эти азы в те восемь дней, которые вам придется отсидеть за то, что подстрекали честных арийцев к драке и пытались возбудить в них расовую ненависть. А теперь несколько минут глубоко дышите! Передохните! А я пока покажу вам, как наносить короткий прямой удар — гибкую основу бокса.

Он показал прямой удар. Затем взял свою куртку, скатал ее, поднял на уровень лица и заставил их бить по ней. Когда тренировка достигла своего апогея, дверь в комнату открылась. Кальфактор принес миски, от которых шел пар.

— Да ведь это… Он быстро поставил миски и закричал в дверь: — Дежурный! Быстрее! Банда продолжает драку даже в полиции!

В каморку ворвались двое дежурных. Светловолосый студент спокойно отложил свою куртку в сторону. Четверо учеников быстро спрятались по углам.

— Болван! — авторитетным тоном заявил блондин кальфактору. — Глупец! Паршивый тюремный лизоблюд! — Затем он повернулся к дежурным. — То, что вы сейчас видели, — это урок современной гуманности. Ваше появление, господа резиновых дубинок, здесь излишне, понятно?

— Нет, — сказал один из дежурных.

Блондин с состраданием посмотрел на него.

— Физкультура. Гимнастика! Вольные упражнения! Ну, понятно? А это что? Наверно, наш ужин?

— Конечно, — подтвердил кальфактор. Блондин наклонился над мисками и с отвращением скривился. — Выкиньте это вон! — набросился он вдруг на кальфактора. Как вы осмелились принести сюда такое дерьмо! Помои — для сына сенатора? Вы что, хотите, чтобы вас понизили в звании? — Он посмотрел на караульных. — Я буду жаловаться! Я хочу немедленно говорить с начальником округа! Сейчас же отведите меня к начальнику полиции! Отец завтра же даст взбучку министру юстиции из-за вашего хамства.

Оба караульных уставились на него. Они не знали, как им себя вести, — грубо или осторожно. Блондин смерил их взглядом.

— Господин, — промолвил, наконец, старший осторожно, — это обычная тюремная пища.

— А разве я — в тюрьме! — Блондин был поистине оскорблен. — Я — под арестом. Разве вы не знаете различия?

— Знаем, знаем! — Теперь караульный был явно напуган. — Конечно, вы можете питаться за свой счет. Это ваше право. Если вы дадите деньги, кальфактор может вам привести гуляш.

— Наконец-то я слышу разумные слова! — Блондин немного смягчился.

— И можно еще пива…

Блондин посмотрел на караульного.

— Вы мне нравитесь! Я буду ходатайствовать за вас! Как вас зовут?

— Рудольф Еггер.

— Так держать, Рудольф Еггер! — Блондин достал из кармана деньги и дал их кальфактору. — Две порции гуляша из говядины с картофелем. Бутылку сливянки.

Караульный Рудольф Еггер раскрыл рот:

— Алкогольные напитки…

— …разрешаются, — закончил блондин. — И две бутылки пива: одну — для караульных, другую — нам.

— Большое спасибо. Целую руку, — поблагодарил Рудольф Еггер.

— Если пиво будет не свежее и не холодное, как лед, я отпилю тебе ногу, — сказал кальфактору сын сенатора. Если оно будет хорошим, сдачу оставишь себе.

Кальфактор скривился в улыбке.

— Будьте спокойны, господин граф. — Его лицо сияло. — Это же самый настоящий золотой, венский юмор!

Появилась еда. Студент пригласил Керна. Тот сначала отказывался. Он видел, как евреи с серьезным видом ели похлебку.

— Будьте предателем! Это сейчас модно, — ободрял его студент. — И, кроме того, это еда для картежников.

Керн уселся. Гуляш был отличный, а он, в конце концов, не имел паспорта и был к тому же не чистокровным евреем.

— Ваш отец знает, что вы здесь? — спросил он.

— О, боже! — студент рассмеялся. — Мой отец! У моего отца — магазин хлопчатобумажных тканей в Линце.

Керн с удивлением, посмотрел на него.

— Мой дорогой, — спокойно сказал студент. — Вы, кажется, еще не знаете, что мы живем в век обмана. Демократия сменилась демагогией. И вот — естественное следствие! Прозит!

Он откупорил сливянку и предложил стаканчик студенту в очках.

— Спасибо, я не пью, — ответил тот смущенно.

— Ну, конечно, не пьете! Мне бы следовало это знать! — Блондин выпил сам. — Вас будут вечно преследовать уже только из-за того, что вы не пьете. Ну, а как мы, Керн? Опустошим бутылку?

— Опустошим.

Они выпили сливянку и улеглись на нары. Керн думал, что ему удастся поспать, но каждую минуту просыпался. «Черт возьми, что они сделали с Рут, — думал он. — И сколько они меня здесь продержат?»

Он получил два месяца тюрьмы. Его обвинили в нанесении увечий, подстрекательстве, сопротивлении государственной власти, повторном нелегальном пребывании в стране, — он был удивлен, что ему не дали лет десять.

Он распрощался с блондином, которого в тот же день выпустили на свободу. Потом его повели вниз. Он должен был сдать свои вещи и получить тюремную одежду. Стоя под душем, он вспомнил, как был угнетен, когда ему впервые надевали наручники. Ему показалось, что это было бесконечно давно. Сейчас он решил, что тюремная одежда практичнее: она позволит ему сохранить свои вещи.

Вместе с Керном в камере сидели вор, мелкий растратчик и русский профессор из Казани, которого посадили за бродяжничество. Все четверо работали в портновской мастерской тюрьмы.

Первый вечер был тяжелым. Керн вспомнил слова Штайнера, что человек ко всему привыкает. Но, тем не менее, Керн продолжал сидеть на нарах, уставившись на стену…

— Вы говорите по-французски? — спросил вдруг профессор со своих нар.

Керн вздрогнул.

— Нет.

— Хотите учиться?

— Да. Хоть сейчас.

Профессор поднялся.

— Ведь нужно чем-нибудь заняться, правда? Иначе тебя сожрут мысли.

— Да. — Керн кивнул. — Кроме того, я найду языку хорошее применение. По выходе из тюрьмы мне, наверно, придется податься во Францию.

Они уселись рядом друг с другом в углу нижних нар. Над ними орудовал растратчик. Он держал в руках огрызок карандаша и разрисовывал стены порнографическими рисунками. Профессор был очень тощим, и тюремная одежда висела на нем, как мешок. У него была дикая рыжая бородка и детское лицо с голубыми глазами.

— Мы начнем с самого прекрасного и самого бесполезного слова в мире, — сказал он с чудесной улыбкой, но без всякой иронии. — Со слова «свобода» — «la liberte».

Керн многому научился за это время. Через три дня он уже мог разговаривать, не шевеля губами, с другими заключенными, которые шли во время прогулки впереди и позади него. В портновской мастерской он таким же образом усердно заучивал с профессором французские глаголы. По вечерам, когда он уставал от французского, он получал уроки от вора, который учил его делать отмычки из проволоки и обращаться с цепными собаками. Он сообщил ему также, когда созревают все дикие фрукты, и научил незаметно проникать в стога сена, чтобы переспать ночь. Растратчик принес в тюрьму контрабандой несколько журналов «Светского мира». Кроме библии, это было единственное, что они могли читать, и они почерпнули оттуда, как одеваются во время дипломатических приемов и когда следует прикалывать к фраку красную или белую гвоздику. К сожалению, вор никак не соглашался с одним: он утверждал, что к фраку нужен черный галстук, — такое сочетание он часто видел у официантов в ресторанах.

Когда наутро пятого дня их выводили на прогулку, кальфактор с такой силой толкнул Керна, что тот ударился о стену.

— Будь внимательнее, ты, осел! — закричал он.

Керн хотел сделать вид, будто не мог удержаться на ногах. Проделав такой трюк, он смог бы ударить кальфактора по голени, и это выглядело бы как случайность. Но прежде чем он успел это сделать, кальфактор схватил его за рукав и шепнул:

— Заяви через час, что хочешь выйти. Скажи, что болит живот. Вперед! — закричал он потом. — Ты думаешь, тебя будут ждать?

Во время прогулки Керн размышлял: может, кальфактор собирается спровоцировать его. Они оба не выносили друг друга. Потом, беззвучно перешептываясь в портновской мастерской, он обсудил этот вопрос с вором, который считался специалистом по тюрьмам.

— Выйти ты всегда можешь, — пояснил вор. — Это твое человеческое право. За это он тебе ничего не сделает. Одни выходят реже, другие — чаще, зависит от организма. Но когда выйдешь, будь начеку!

— Хорошо. Посмотрим, что он хочет. Во всяком случае, это хоть какое-то разнообразие.

Керн заявил, что у него болит живот, и кальфактор его вывел. Он привел его к нужнику и огляделся.